Летом 1913 года Соколовская в составе группы студентов совершила экскурсионную поездку в Финляндию. «Это была замечательная поездка,— писала Соня одной своей подруге. — Такой богатой, могучей вольной природы я еще никогда не видала. Но природа, леса и озера дали только половину впечатлений, может быть, даже меньшую их долю. Главный эффект — встречи с людьми. Нас тепло встречали, поселяли в особые, подготовленные для русских туристов помещения, всюду выделяли руководителей, хорошо знающих русский язык. Почти все время нас сопровождал интеллигентный господин. Рассказывая о местных достопримечательностях, он не упускал случая дать экскурсантам объяснения о свободе и равноправии национальных отношений, о демократизме и единстве рабочих всех наций. У зеркально-голубых озер и на лесных опушках устраивали привалы, и тогда разгоралось жаркое обсуждение политических вопросов».
Письмо Соня закончила словами: «Те из нас, кто был заражен грязной болезнью капиталистического идеализма, получили изрядную дозу революционного социал-демократизма».
7 ноября 1913 года на Бестужевских курсах проводился полулегальный вечер, посвященный памяти Л. Н. Толстого. Гриневич снова взял Соню на этот вечер. Здесь он познакомил ее с членами революционной группы курсов. Теперь Соня стала бывать в Бестужевке сама, она познакомилась с несколькими слушательницами, посещала кружок, где изучался I том «Капитала» Карла Маркса.
Через два-три месяца Соня получает задание организовать пропагандистский кружок из слушательниц медицинского института, в котором и ведет занятия. В январе 1914 года Соня стала руководить кружком женщин-работниц на Васильевском острове.
Неожиданно в феврале 1914 года Соню вызвал к себе директор института Верховский. Оказалось, ему было многое известно о том, где бывает Соня во внеучебное время, с кем встречается. Верховский заявил, что Соня «подлежит увольнению из института». Оставить Петербург, не достигнув поставленной цели? Бросить свою пропагандистскую работу?
Прежде всего Соколовская попыталась выяснить, располагает ли администрация института какими-либо конкретными доказательствами ее нелегальной деятельности.
— В институтском здании я не допускала нарушений установленных правил. За пределами института противозаконных действий с моей стороны не было. Чем же вызвано столь суровое решение?
— А распространение воззваний? Разве это не противоправительственные действия? — строго произнес директор.
Листовки действительно были направлены против самодержавия, но Соня весело воскликнула:
— Да это же воззвания общества трезвости! Они призывают к благоразумию, а не к смуте. Хотите, я их принесу, они еще остались в моей комнате.
Такие воззвания, отпечатанные на синеватой бумаге, на самом деле находились у Соколовской. В целях конспирации наряду с политическими листовками революционно настроенная молодежь брала с собой и воззвания различных просветительных обществ и благотворительных организаций.
Оставив в стороне вопрос о листовках (из чего Соня сделала вывод, что он не знает об их подлинном содержании), директор перешел к пропагандистскому кружку.
Соня не отрицала, что она некоторое время посещала кружок, которым руководил студент университета. О том, что она сама руководила кружком, Соня умолчала, чтобы убедиться, много ли известно директору.
— Занятия в кружке показались неинтересными, и весной я перестала их посещать,—сказала Соня.
— А нельзя ли точнее? Наступило каникулярное время, и занятия в кружке приостановились? — заметил директор, и Соня поняла, что о кружке у него тоже нет точных данных, так как кружок не прекращал своей работы.
Помолчав, директор широко усмехнулся и спросил:
— Кстати, что в кружке вам не понравилось? Программа? Метод? Участники?
— Все! — громко выпалила Соня и уже тише добавила: — Меня интересует медицина и больше ничто.
— В кружке вы тоже рассчитывали овладеть лекарским искусством? — иронически улыбаясь, спросил директор.
— В некотором смысле программа кружка имела косвенное отношение к врачебной науке, но я уже высказала свое мнение по этому вопросу,— ответила Соня.
Соколовская убедилась, что прямых улик против нее у директора нет, что администрация института не хочет широкой огласки. И она решила использовать это.
Она сказала директору, что очень больна, может представить свидетельство о болезни и поэтому просит уволить ее из института по болезни, а пока предоставить отпуск для поездки к отцу.
Верховский согласился.
Хотя формально Соня еще и не вступила в партию, но в подпольной организации она считалась своим человеком, выполняла многие партийные поручения (не говоря уже о кружке работниц). Друзья по революционной группе в Бестужевке посоветовали Соне из Петербурга не уезжать, а попытаться устроиться в другое учебное заведение. В эти дни в Бестужевке готовилась очередная сходка протеста против запрещения празднования юбилея Т. Г. Шевченко и произведенных в связи с этим арестов и обысков. Сходка превратилась в митинг. Соня участвовала в нем. Потом она съездила в Чернигов и привезла оттуда выданное Черниговской земской больницей свидетельство: «болеет катаральным воспалением легких, и ей необходимо систематическое лечение на юге».