— Ага! По кабакам ты во время дежурства шастать любил, — буркнул Грой, — там перехватывал.

Этим обмен любезностями ограничился, и весь сборный отряд двинулся к главному храму. Петляя по улицам, превратившимся в лабиринт и полосу препятствий из-за горящих обвалившихся домов, каких-то телег и груд разнообразного добра, от капустных кочанов до разбитой мебели, перегородивших путь. И сворачивая в переулки, если на пути показывалась слишком большая толпа бунтовщиков.

Последние по дороге до главного храма Сене и его эскорту встретились дважды. Причем оба раза горожане были пьяней вина, горланили какие-то похабные песенки и в нездоровом возбуждении потрясали горящими факелами и своим импровизированным оружием, вроде вил и палок. Было ясно с первого взгляда, что общаться по-людски и мирно разойтись с такой публикой не стоило и мечтать. Даже будучи самим Шайнмой, посланником Хаода, с чьего возвращения все и началось.

Стоило впрочем, отдать должное и Сениной осторожности, и бдительности его сопровождения. До храма отряд добрался без приключений, нежелательных встреч успешно избежав.

Собственно, главный храм города выглядел внушительно и впрямь походил больше на крепость, чем на культовое сооружение. Массивное каменное здание, формой похожее на половинку яйца, занимало около полгектара и высоту одних только стен имело — примерно как у трехэтажного дома. А над этими стенами высилась крыша, выглядевшая странно и непривычно. С нехарактерной для города вычурностью: многоярусная, формой напоминавшая не то елку, не то гигантские ступени. Скаты крыши тянулись вверх, но не сходились, а обрывались площадкой, из которой, отступив пару метров от края, поднимались скаты поменьше и так же упирались в площадку. Всего таких ярусов-ступеней имелось четыре.

Видимо, даже в этой цивилизации, практичной и грубой, нашлось место архитектурным изыскам. Точнее, кто-то решил, что изыски уместны — ну и воплотил их как мог. Получив местный аналог египетских пирамид, храма Кецалькоатля или Парфенона. И вероятно опередил свое время, еще чуждое пониманию ценности красоты.

Впрочем, если не считать многоярусной крыши да округлости стен, главный храм не сильно отличался от других городских построек. Суровый камень, маленькие окошки и, конечно, массивная двустворчатая дверь… нет, скорее, ворота высотой в полтора человеческих роста. К этим воротам как раз примеривались шесть горожан, вздумавших использовать в качестве тарана чью-то кровать.

Остальные осаждавшие — а их в окрестностях храма набралась целая толпа — держались от него на почтительном расстоянии, помня, чем закончились предыдущие попытки штурма. С импровизированным тараном к дверям-воротам отправились, не иначе, наиболее смелые и отчаянные из горожан… или наименее трезвые. Вот когда (и если) эти шестеро добьются успеха, тогда и их соратники по погромно-бунтарскому делу собирались присоединиться. Чтобы ворваться в храм всей орущей, яростной гурьбой.

Но и Свидетели не сидели, сложа руки. Даром, что оружия… в привычном понимании этого слова не имели. Разглядывая многоярусную крышу, Сеня заметил на ее верхушке несколько фигур в белых одеждах, переминавшихся с ноги на ногу и кружившихся в сонно-медлительном подобии хоровода. Цель их пребывания на крыше, как и бессмысленного, на первый взгляд поведения нетрудно было понять после рассказа советника Рэя. А еще больше понимания добавляла черная клякса-туча, стремительно набухавшая в сумеречном небе аккурат над храмом.

«Мое кунг-фу круче вашего, — подумал Сеня, косясь на белые фигуры, пока он и его группа прикрытия медленно продирались через толпу, — так что с вас и начнем».

Вскинув обе руки (правая уже успела зажить), Сеня нацелил ладони на вершину крыши храма и привычно уже мыслью обратился к имплантату.

Обратился… но ничего не произошло. «Нафаня» просто не откликнулся, как будто и не сидел в Сенином организме. Или ровно в этот момент вздумал отключиться.

В отчаянии Сеня повторил попытку, приблизившись к храму на несколько шагов и невольно выступив из толпы. Результат оказался тем же — «Нафаня» приказал долго жить. А то, что секунду спустя туча над храмом, наконец, пролилась дождем, отнюдь не было его заслугой.

Конечно, ничего особенного в этом дожде не было. Не кислотный он оказался и уж точно не огненный — просто потоки воды с небес. Но и под таким дождем стоять было не шибко приятно. Тем более, получился он сильным и не по-летнему холодным.

Бросили свой таран-кровать шестеро отчаянных горожан — успев ударить им в двери храма пару раз, причем безуспешно. И побежали в поисках укрытия, не желая мокнуть под дождем. Их примеру почти сразу последовали и остальные участники осады. Дождь, словно смыл с них решимость — бунтовщики разбегались кто куда. Кто-то прикрывал руками голову в инстинктивном жесте, кто-то вопил громко, недовольно и жалобно. И даже бойцы, приданные Сене в сопровождение, поддались общему настрою и спешно покидали площадь, на которой располагался храм.

Не спешили убегать от дождя только сами Свидетели, его вызвавшие. Всякий, кто поднял бы взгляд на крышу храма в момент, когда начался дождь, заметил бы прямо в туче дыру, открывавшую кусочек ясного вечернего пурпурного неба. Дыру прямо над головами колдунов в белых плащах.

Другое дело, что мало кому тогда пришло бы в голову глазеть на крышу — не до того сделалось. Мало кому… кроме Сени. Коему, собственно, ничего больше и не оставалось.

Он тоже был только рад избежать водяных струй, стремительно пропитывавших одежду и отнимавших у тела тепло. И вообще, оставшемуся без своего главного оружия, Сене разумнее всего было отступить. Вот только едва с неба сорвались первые капли, он понял, что не может сдвинуться с места. А потом — не пошевелить ни рукой, ни ногой. И, наконец, ноги сделались ватными, подкосились. И Сеня мешком повалился на размокающую, превращавшуюся в грязь, землю.

В таком, не очень-то подобающем небесному посланцу, положении ему только и оставалось, что на помощь звать. Ну, хотя бы тех же Гроя сотоварищи. Тем более что интуиция подсказывала Сене: обездвиживание его — отнюдь не случайность. Но дело рук тех же Свидетелей, причем направленное именно на него, гордо и самонадеянно назвавшегося Шайнмой.

Вот только даже рот открыть и пошевелить языком поверженный Шайнма оказался не в силах. Нужды, в этом, как вскоре оказалось, правда, не было. Краешком глаза Сеня заметил, что стражники и воины из дружины, невзирая на дождь возвращались. Сами заметили, что с их подопечным приключилась какая-то неприятность.

Вот только, увы, когда между Сеней и группой воинов осталось чуть больше десятка шагов, произошло то, что не ожидали ни они, ни Сеня. Часть толпы — примерно пара десятков мужиков да несколько женщин — отделилась от остальных и тоже кинулась обратно к храму. Точнее, к бойцам из Сениного сопровождения. Держа наготове дубины и увесистые палки.

Эти палки и дубины вернувшиеся горожане обрушили на головы и спины стражников и воинов из дружины. Напав из-за спины — так что вся боевая подготовка даже личных воинов Огненосного тем не помогла. Лишь один, отбросив непривычную ему в качестве оружия палку, успел достать кинжал да пырнуть им пару бунтовщиков.

Хотя бунтовщиков ли? Не факт, что только советнику Рэю могла прийти в голову эта гениальная идея — подослать в толпу горожан своих людей, предварительно переодев их и замаскировав так, чтоб не выделялись.

Схватка… точнее, избиение незадачливых вояк продолжалось, когда еще несколько человек подбежали к беспомощно валявшемуся Сене. И, подхватив его, поволокли к огромным дверям в главный храм.

Что было дальше, Сеня уже не видел. Вслед за параличом и немотой на него навалился сон. Глаза начали слипаться, тело — расслабилось. И, наконец, наступила темнота.