5

Между тем Сеня не слишком огорчился утрате ножа. И уж тем более не подозревал, какая каша вокруг него заваривается.

То есть, конечно, в том, что нож был украден… нет, скорее, нагло выхвачен чуть ли не из-под Сениного носа, приятного было мало. Гаденькое такое осталось ощущение. Как после обидного розыгрыша, измены любимой девушки или подрезавшего тебя на дороге (как вариант, обдавшего на полном ходу грязью из-под колес) ублюдка-водилы. Когда сразу вспоминаешь, что был лучшего мнения о человечестве. И о себе, увы, тоже. Считал себя крутым парнем, везунчиком, которому все-де по плечу и никакие неприятности не прилипают, которого друзья уважают, девушки без ума. А тут вон как получается. Будто спускаешься с небес на землю, причем незапланированно.

Но в то же время реального урона… по крайней мере, серьезного ни бабы неверные, ни ржущие над тобой, простофилей, дружки, ни даже хамло за рулем нанести не способно. Не нанесла его и давешняя акция городского воришки. Пользы большой от ножа не было. Ибо главным оружием Сени был имплантат из Бовенгронда, а продавать нож он не планировал. Да и не очень-то надеялся, что кто-то купит странную для этого мира вещицу.

Если какую ценность и представлял нож, то разве что моральную. Как напоминание о родном мире — куда более удобном для жизни. А вот хотя бы в качестве столового прибора годился он не очень, из-за больших размеров. Неудобно-с. Не говоря уж о том, что для начала следовало найти место для столования.

Вот на этой проблеме Сеня и решил сосредоточиться, быстро отбросив вызванное кражей ножа раздражение.

Побродив по торговым кварталам еще около часа, он нашел нужную лавку, где сумел обменять меховые придатки своей одежды на горсть местных монет: медяков непривычной квадратной формы и столь же непривычной современному землянину толщины — примерно в полпальца.

При этом Сеня был почти на сто процентов уверен, что продешевил, не ориентируясь в здешних ценах, не торгуясь и вообще продавая товар, летом не пользующийся спросом. С тем же успехом он мог торговать мороженым посреди зимы.

Но что делать. Тем более, Сеня не планировал заниматься в этом мире сколачиванием состояния и вообще задерживаться сколько-нибудь долго. А на недолгое пребывание, как вскоре выяснилось, полученной от меховщика суммы хватало с лихвой. Во всяком случае, на отысканном еще после получасовой прогулки по городу постоялом дворе ночлег с ужином стоил всего одну из монет-квадратиков.

О самом постоялом дворе стоит сказать отдельно. Представлял он собой действительно двор (обширный, огороженный привычным в этих местах частоколом), а во дворе — небольшая постройка, где обитал хозяин, и три бревенчатых, невысоких, но вытянутых по горизонтали дома, похожих на бараки, составленные буквой «П».

Первый дом оказался хлевом. Здесь коротали время лошади и волы, привезшие в город гостей-коммерсантов, вроде Гоба и Зифра или просто путешественников. А также другая скотина, в том числе сама предназначенная на продажу.

Второе из барачных сооружений служило складом для товара — в смысле, неодушевленного. Туда на сохранение от капризов погоды и нечестных людей перетаскивались из телег мешки зерна, груды овощей, мясные туши или связки рыбы. Запах на складе стоял соответствующий. Целый удушающий коктейль.

Сами повозки постояльцы оставляли прямо посреди двора — хаотично, правилами парковки не заморачиваясь, что превращало это место в настоящий лабиринт. Причем лабиринт, запруженный другими желающими пройти через него: кто-то приезжал и разгружался, кто-то уезжал, у кого-то просто нашлись срочные дела на свежем воздухе. Так что территория двора постоялого напоминала проходной двор.

Что, до, собственно, постояльцев-людей, то им для ночлега и трапезы отводился только один из трех домов-бараков. Причем, когда Сеня, миновав кое-как лабиринт из повозок, добрался до входа и едва переступил порог, от увиденного ему вспомнились выражения «когнитивный диссонанс» и «разрыв шаблона». Уж очень далека оказалась обстановка этого места от представлений его родного мира о том, какая должна быть гостиница.

Начать с того, что помещение в бараке имелось одно — размером примерно со школьный спортзал. Посреди зала располагался большой очаг, а вокруг него, кто на дощатых топчанах, а кто просто на полу, рассаживались постояльцы. Те из них, кому удалось пробиться к огню.

На огне стоял здоровенный медный котел, из которого дородный слуга (а каким ему еще быть, имея доступ к еде?) разливал содержимое в предварительно им же розданные деревянные миски. Так гости и трапезничали — держа миски на коленях или на весу, черпая из них деревянной же ложкой похлебку. Не ахти, какое изысканное блюдо: на взгляд Сени в него не доложили соли, а овощей и крупы было заметно меньше, чем воды. Но голодный желудок и такой еде был рад. Хотя рыбу и мясо в пещере хелема Сеня вспоминал теперь не без ностальгии.

Поев, постояльцы обыкновенно отправлялись в царство Морфея. Для чего сперва отходили от очага и… укладывались вповалку просто на полу, прямо в том же зале. Подложив под себя соломенный тюфяк и укрывшись одеялом из сваленной в темном углу кучи. Точнее, то было даже не одеяло, но просто большой кусок ткани, на ощупь довольно грубой.

Что до таких атрибутов, как отдельные номера, барные стойки, услаждающий гостей менестрель (а то и танцпол); в общем, всего того, без чего по версии кинематографистов и разработчиков видеоигр не обходятся подобные заведения даже в самом глухом средневековье, то было это, похоже, счастливым будущим данного мира. Причем весьма отдаленным.

Правда, будь Сеня на месте владельца постоялого двора, предусмотрел бы отдельные комнаты хотя бы для того, чтобы оградить гостей от возможных посягательств на их имущество со стороны соседей. С другой стороны, не похоже было, чтоб такая возможность пугала кого-то из местных. По всей видимости, воровать у ближнего своего (в прямом смысле, хоть и временно) им не позволяли некие моральные принципы.

А может, хозяину этого места было глубоко плевать на то, как уживутся между собой его постояльцы. Пипл, что называется, хавал даже такую, скудную и небезопасную, обстановку места для ночлега; послушно нес его хозяину денежки. Так зачем стараться, что-то для этого пипла улучшать?

Да и кстати: удобства располагались во дворе. Точнее, весь двор от частокола до стен построек служил заменой вышеназванных удобств. Приспичило по зову природы — просим на свежий воздух, в компанию разбросанных по двору возов. Под доносящееся из хлева многоголосое, блеяние, мычание и дружеское ржание.

Возможно, человеку, избалованному благами цивилизации, было бы сложно уснуть в далекой от стандартов комфорта обстановке постоялого двора. На жестком холодном полу, среди множества храпящих соседей, в несвежем воздухе, пропахшем потом, едой и, пардон, чьими-то кишечными газами — куда ж без них!

Но крестьяне, составлявшие большинство постояльцев, избалованы точно не были. Почти наверняка в их родных хижинах условия были не намного лучше. Если лучше вообще.

Что до Сени, то ему после месяцев жизни в пещере хелема тем более было не привыкать. Уснул он, утоливши голод, достаточно быстро.

Вот только сон, посетивший, оказался странным. И это еще мягко сказано.

Снилась Сене… все та же примитивная и аскетичная обстановки постоялого двора. С постояльцами, тут и там валявшимися в потемках по соседству, а хаотичностью, как и непритязательными условиями размещения, напоминавшими толпу отдыхающих на пляже. С догоравшим очагом, вокруг которого еще сгрудились несколько человек — не то любителей поздних ужинов, не то просто страдающих бессонницей.

Вот только выглядела вся эта картина смазанной, нечеткой и даже искаженной. Что-то вроде отражения в мутном неровном зеркале. Еще подобным образом виделся мир сквозь неправильно подобранные очки.

Плюс не было слышно ни единого звука. Ни храпа, ни хотя бы тихих разговоров у очага. И во сне вроде никто из всего сборища постояльцев не разговаривал.

Приглядевшись, Сеня смог заметить, что и движения мир необычного сна был лишен. Сосед по месту ночевки, например, как будто не дышал — грудь его, во всяком случае, не вздымалась и не опадала. Что было весьма заметно, поскольку спал сосед на спине. В ничуть не менявшихся позах застыли и полуночники у очага. Ни один из них, ни головой ни разу не дернул, ни рукой не шевельнул.