(vi) О нервной системе хочется рассуждать как об устойчивой системе со входом. Подобный подход для меня неприемлем, поскольку в нем совершенно упускается из вида суть дела; в объяснение систем, организацию которых следует понимать как полностью самореферентную, вводится искажение, обусловленное нашим участием в качестве наблюдателей. Происходящее в живой системе аналогично тому, что происходит в полете самолета по показаниям приборов, когда пилот не имеет доступа к внешнему миру и его функция состоит только в контроле за показаниями приборов ао время полета. При этом задача пилота заключается в том, чтобы соблюсти определенную траекторию изменений в показаниях приборов, которая обусловлена либо каким-либо заранее предписанным планом, либо планом, который специфицируется самими этими показаниями. Выходя из самолета, пилот испытывает удивление, когда его поздравляют друзья по случаю удачного полета и приземления, совершенных им в абсолютной темноте. Он недоумевает потому, что, насколько ему известно, в любой момент полета он всего лишь выдерживал показания приборов в рамках определенных заданных пределов, то есть выполнял задачу, представление о которой совершенно отсутствует в описании его поведения, сделанном его друзьями (наблюдателями).

В терминах функциональной организации у живых систем нет ни входов, ни выходов несмотря на то, что в условиях внешних возмущений они поддерживают постоянство заданных состояний. Только в наших описаниях, когда мы включаем живые системы в качестве частей в более крупные системы, которые мы определяем сами, мы можем говорить о наличии у них и входов и выходов. Применяя этот описательный подход в анализе живой организации, мы невольно подчиняем наше понимание живого таким представлениям, которые действительны только для систем, созданных человеком (аллореферентные системы), где функции входа и выхода на самом деле обладают первостепенной важностью ввиду того, что их роль целенаправленно определена в контексте более крупных систем, в состав которых входят эти аллореферентные системы. Между тем, аналогия этих двух видов систем неправомерна. В организации живых систем роль эффекторных поверхностей состоит лишь в том, чтобы поддерживать постоянными заданные состояния рецепторных поверхностей, а не в том, чтобы действовать на окружающую среду вне зависимости от того, насколько адекватным может казаться такое описание для анализа адаптации или других процессов. Понимание этого имеет фундаментальное значение для понимания организации живых систем.

(vii) Когнитивная область наблюдателя конечна, но беспредельна. Он может рекурсивным образом без всяких ограничений взаимодействовать с репрезентациями своих взаимодействий и порождать благодаря своему участию в этих взаимодействиях отношения между областями, которые в остальном независимы друг от друга. Каждое такое отношение представляет собой нечто новое. Эффективность этого нового, возникающего через посредство наблюдателя, совпадает с эффективностью его поведения (и никак не меньше последней). Таким образом, он одновременно создает (изобретает) отношения и порождает (специфицирует) мир (область взаимодействий), в котором он живет, путем непрерывного расширения собственной когнитивной области через посредство рекурсивных описаний и репрезентаций своих взаимодействий. Следовательно, новое является необходимым результатом того, что организация наблюдателя по своей природе исторична; благодаря ей каждое достигнутое состояние оказывается исходным пунктом для спецификации следующего состояния, которое поэтому не может быть строгим повторением предыдущего состояния. Эта неизбежная особенность наблюдателя проявляет себя в культуре как творчестве.

(viii) Логика описания, а следовательно, иповедения вообще представляет собой по необходимости логику описывающей системы. Если поведение — это референтная и детерминистическая последовательность состояний нервной активности, в которой каждое состояние детерминирует следующее состояние в рамках той же системы отсчета, тогда до тех пор, пока система отсчета не изменится под влиянием каких-либо взаимодействий, создающих разрыв, в поведении не может возникнуть никаких противоречий. Если смена системы отсчета происходит при разворачивании какого-либо данного поведения, тогда возникает новое поведение, причем состояния, следующие за изменением, детерминированы по отношению к новому поведению. Если наблюдателю кажется, что новая последовательность состояний (поведение) находится в противоречии с предыдущими состояниями, то это происходит потому, что он пользуется независимой и постоянной системой отсчета, относительно которой последовательности состояний, сменяющие друг друга, оказываются противоречивыми. Однако это противоречие принадлежит исключительно когнитивной области наблюдателя или чего-то, что обеспечивает независимую постоянную систему отсчета.

Таким образом, противоречия (несоответствия inconsistencies) возникают не в процессе порождения поведения, они относятся к области, в которой различные актыповедения обретают свою значимость в результате их широкой конфронтации с более замкнутой системой отсчета, происходящей путем взаимодействия организма. Поэтому мышление и дискурс как способы поведения в своем порождении оказываются по необходимости логически непротиворечивыми. То, что наблюдатель выделяет в них в качестве рационального, поскольку они предстают как сцепления непротиворечивых описаний, зависящих от последовательности, частью которой они являются, оказывается выражением этой необходимой логической непротиворечивости. Отсюда следует, что логические несоответствия (иррациональности) в мышлении и дискурсе, как они воспринимаются наблюдателем, возникают вследствие изменений в контексте порождающих их обстоятельств, тогда как независимая система отсчета, которой пользуется наблюдатель, остается без изменений.

(ix) Ввиду такой природы когнитивного процесса и функции языковых взаимодействий мы ничего не можем сказать о том, что не зависит от нас и с чем мы не можем взаимодействовать. Для этого потребовалось бы какое-то описание, а описание как способ поведения дает репрезентации только таких отношений, которые даны во взаимодействиях. Поскольку логика описания совпадает с логикой описывающей системы, мы можем утверждать, что с эпистемологической точки зрения для того, чтобы взаимодействия имели место, необходим некоторый субстрат. Но дать характеристику этого субстрата в терминах свойств, не зависящих от наблюдателя, мы не можем. Отсюда следует, что реальность, понимаемая как вселенная, состоящая из независимых сущностей, о которых мы можем вести речь, — это по необходимости фикция, принадлежащая чисто описательной области, и что фактически понятие реальности мы должны применять по отношению именно к этой области описаний, в которой мы как описывающая система взаимодействуем с нашими описаниями, как если бы они были независимыми сущностями. Это изменение в представлениях о реальности следует понять правильно. Мы привыкли вести речь о реальности, ориентируя друг друга путем языковых взаимодействий на, как нам кажется, сенсорные переживания конкретных сущностей, которые, однако, как это видно на примере мыслей и описаний, представляют собой состояния относительной активности между нейронами, порождающие новые описания. Вопрос «Что является объектом познания?» становится бессмысленным. Никакого объекта познания нет. Знать — значит уметь вести себя адекватным образом в ситуациях, связанных с индивидуальными актами или ко-оперативными взаимодействиями. Мы не можем говорить о субстрате, в котором имеет место наше когнитивное поведение, а о том, о чем мы не можем говорить, о том мы должны молчать, на что в свое время указал Витгенштейн. Однако это молчание не означает, что мы впадаем в солипсизм или какую-либо разновидность метафизического идеализма. Его смысл заключен в признании того, что мы как мыслящие системы живем в области описаний (на что указывал уже Беркли) и что благодаря описаниям мы можем до бесконечности усложнять свою когнитивную область. Соответствующим образом должен измениться и наш взгляд на вселенную и на поставленные нами вопросы. Это новое представление о реальности как области описаний не вступает в противоречие ни с детерминизмом, ни с понятиями предсказуемости в различных областях взаимодействий. Напротив, оно дает им новое обоснование, ибо показывает, что они представляют собой необходимое следствие изоморфизма логики описания и логики описывающей системы. Оно же свидетельствует и о том, что детерминизм и предсказуемость действительны только внутри поля этого изоморфизма, то есть они действительны лишь для взаимодействий, которые определяют некоторую область.