Шала закатила глаза и выдала микро-улыбку:
– Что ж, мы ведь не хотим лишний раз доставлять тебе удовольствие, да? Позволь мне переодеться.
Скай еще раз погладил пальцем ее щеку, затем заправил за ухо несколько легких прядей. Возможно, из-за усталости или пережитого страха – точно не скажешь, – но броня Шалы ослабла. И он не мог не воспользоваться подвернувшимся шансом. Что-то подсказывало, что вряд ли к ней удастся вновь так легко и близко подобраться.
Скай уставился на женские губы и задумался…
Наверное, это будет чересчур. Или?…
Мария вошла в палату и осторожно, чтобы не разбудить Рэдфута, прикрыла за собой дверь. С Мэттом связаться так и не удалось. Увидев раненого отца, Мария в панике сказала, что перезвонит, но теперь ей отвечала только голосовая почта.
– Он так и не берет трубку, да? – спросил Рэдфут.
В его тоне крылось гораздо большее, но Мария не собиралась позволять старику посеять сомнения в ее душе. Она не безразлична Мэтту. Мария в это верила. Ладно, его частые командировки немного напрягали, но она доверяла ему.
Она присела на краешек кровати:
– Тебе нужно спать.
– Я б так и делал, если б был дома. Мне доводилось спать на камнях более удобных, чем эта койка. Знаешь что? Сходи-ка разузнай, где медсестра спрятала мое исподнее, и мы с тобой…
– Ты останешься здесь, вьехо.
– Наступит завтра, женщина, и я отправлюсь домой. И плевать, если придется пересечь городскую площадь, подмигивая голой задницей всему Совершенству.
Мария усмехнулась:
– Хочешь заставить и без того немногочисленных местных сбежать в горы?
– Моя задница никого не обратит в бегство. Наоборот, может убедить некоторых задержаться.
Мария рассмеялась и мягко прикоснулась к вцепившейся в кроватный поручень руке отца:
– Поспи.
Затем наклонилась и поцеловала его в лоб.
– Он не для тебя, дочь.
Мария поколебалась:
– С ним я счастлива.
– Так эти морщинки на твоем лбу – от счастья?
– Я просто волнуюсь, – вздохнула она, – потому что не могу до него дозвониться.
– Я знаю, почему ты переживаешь. И полагаю, что твои опасения обоснованы. Слушай свое сердце.
– Мое сердце говорит, что ты должен спать.
– И ты, и Скай сражаетесь с одними и теми же демонами, но разными способами. Скай бежит от своего прошлого. Ты же бежишь к нему.
Мария вздохнула. Неужели отец прав? Она необдуманно торопится? Подгоняет отношения с Мэттом? Сколько ни отрицай, но слова старика попали в точку. Разве она так же не торопилась с Хосе? Черт, да она прыгнула к нему в постель в первый же раз, как он взглянул на нее иначе!
И продолжала спать с ним, глупо надеясь, будто это что-то изменит. Не изменило. Когда из Нью-Йорка пришло предложение о работе, Хосе вцепился в него, как оголодавший ребенок в мороженое. Обнаружив задержку, Мария решила обсудить это с ним, однако застала Хосе за упаковкой чемоданов. Он заявил, мол, собирался поговорить с ней до отъезда, но что бы он сказал? «Прощай»?
Мария взглянула на Рэдфута:
– Ладно, мудрец, поведай же мне, есть ли в твоих снах подсказка, что мне делать?
Старик потянулся и коснулся ее щеки:
– У меня не было видений о тебе. Они…
– Ага! Но о Скае были, – подразнила Мария. – Я всегда знала, что он твой любимчик.
Рэдфут нахмурился:
– Я не контролирую свои видения. Но сердцем чувствую, что ты ступила на неверный путь.
– А твое сердце так же надежно, как твои предсказания?
– Нет, – признался старик. – Но твое – должно быть. Слушай его.
– Спи уже.
Мария перебралась на раскладушку, по-прежнему сжимая в руке телефон.
Что ее сердце говорило о Мэтте? Она закрыла глаза, вспоминая, как он подвел ее к витрине ювелирного и спросил: «Какое бы ты выбрала?». Ощущение его надежного тела за ее спиной сохранилось до сих пор. Мэтт – надежный. Тот, на кого всегда можно опереться, на кого можно рассчитывать – в отличие от родителей Марии. Но так ли это? Или она снова торопится и выдает желаемое за действительное?
Любовные романы напичкали ее голову глупыми мечтами. Мария просто не видит истины. А может, и недостатки Мэтта? Не будь она так слепа в отношениях с Хосе, не совершила бы многих ошибок. Вероятно, пришло время по-новому взглянуть на Мэтта.
– Переодевайся, Голубые Глаза.
Шала моргнула на него небесными очами, полными беспокойства, и потянулась за джинсами.
– Ох, прости. Столько всего произошло, я даже забыла спросить, как там Рэдфут…
– У него сотрясение, но все обойдется. Врачи оставили его на ночь в больнице. Можем заглянуть к нему, пока будем там.
– Как он ушибся? Упал или что?
Это напомнило Скаю, что ему тоже необходимы ответы.
– Объясню по дороге. – Он жестом отправил ее в ванную: – Вперед.
А когда несколько минут спустя Шала вернулась, Скай понял, что оказался прав насчет временно ослабшей защиты. С первого взгляда было видно, что эмоциональные барьеры вновь воздвигнуты. У Ская имелись собственные, так что это не должно бы его волновать. Однако волновало.
Шала посмотрела на дверь, потом на него:
– До меня только сейчас дошло, насколько все это глупо. Нет ни одной адекватной причины, по которой ты обязан меня куда-то везти. Уже поздно. И я сама за рулем.
– У тебя рана на руке, – заметил Скай.
– Я же добралась сюда от твоего дома. И до больницы доеду. Ну правда. Я в порядке. И могу…
– Шала, – перебил он.
– Никаких причин, чтобы…
Она не прекращала тараторить, пока Скай брал ее сумочку, выталкивал неугомонную за дверь, и всю дорогу до грузовика. Половина из сказанного вообще не имела смысла. Либо болтливость для Шалы естественна, либо виноваты усталость и стресс. Скай надеялся на последнее. Он готов был голышом и босиком взбираться на снежную гору и спать на спине дикобраза – лишь бы избежать женской трескотни.
Едва Скай устроился за рулем, Шала погрузилась в молчание. Он взглянул на нее и увидел стоящие в глазах слезы. Настоящие слезы. Эти прекрасные наивные глазки теперь были остекленевшими и полными печали.
Наклонившись, Скай положил руку на спинку пассажирского сиденья.
– Ты в порядке?
Шала покачала головой, моргнула, закусила губу, будто сражалась со слезами, и только потом утвердительно кивнула. Скай не любил слезы, но с ними справиться гораздо легче, чем с болтовней.
И тут до него дошло. Эта женщина сегодня подверглась нападению. Если болтовня ее успокаивает, то он способен потерпеть. Не совсем же он засранец.
– Расскажешь?
Шала снова помотала головой:
– Нет.
Теперь, когда нужно было говорить, она перешла от безудержной трескотни к молчанию.
– Я должен знать, что сегодня произошло. Тебе придется мне рассказать.
– О. – Шала моргнула еще несколько раз. – Об этом-то я могу говорить.
Что? Если она плачет не из-за нападения, то, черт возьми, почему тогда?! Скай почти спросил, но вовремя себя одернул.
– Итак, что произошло?
Она положила сумочку на колени.
– Собаки залаяли. Я услышала, как подъехал автомобиль. А когда выглянула в окно, увидела, что это тот самый черный седан, который меня преследовал.
Скай вспомнил, что она уже упоминала седан. Надо было сразу же расспросить подробнее. Но он ходил за ней большую часть дня и никого не заметил.
– Когда ты впервые его увидела?
– Когда вышла из железнодорожного музея.
То есть после того, как Скай ушел готовиться к пау-вау.
– И еще раз – когда ехала в «Напуганного цыпленка».
Стоило сказать ей, что, наверное, не следовало туда соваться. Паршивое местечко.
– Во сколько автомобиль подъехал к дому?
Шала закусила губу и нахмурилась:
– После того, как ты ушел.
– Это-то я знаю, – вздохнул Скай. – Насколько «после».