Джордж проснулся среди ночи и сразу ощутил ее присутствие. Он продолжал лежать, стараясь не шевелиться, и про себя ухмылялся от удовольствия. Какая женщина! Он всегда спал так крепко, что мог не услышать строевой песни марширующей мимо изголовья его кровати армии. Верный Альберт ему в этом не уступал. Самый лучший и самый сонливый друг человека. Она конечно же не спит, но и не подумает нарушить его сон, пока он не проснется сам. Ему ясно представилось, почему и как она оказалась рядом. Наверняка, вернувшись в свой дом в Солсбери, она почувствовала острую потребность в обществе. В его обществе. Импульсивная Бланш, в поисках разнообразия после бесед с бесплотными духами. Возможно, Генри посвящен в тайны жизни и знает, как достичь гармонии с вечностью, но… Это он, Джордж, составляет для нее реальный мир, полнокровный и бестолковый, без забот о завтрашнем дне. Для него же самого любой мир не представляет ни малейшего интереса, если не является более или менее точной копией этого, пусть с некоторыми усовершенствованиями. Просто проснуться утром, как он делает уже много лет, и ощутить рядом с собой этот бесконечно теплый и щедрый источник наслаждений — одно это стоит тысячи лет пребывания на дрейфующем облаке под однообразие псалмов и нудные звуки арф.

Собравшись с духом, он дотронулся до нее. Ее ладонь сжала его руку, и послышался вздох. Мгновением позже его рука получила свободу и начала свои блуждания по знакомым контурам, по роскошным холмам и долинам, составлявшим его владения. Когда-нибудь он обязательно должен купить кровать пошире. Он и Бланш созданы для более просторных полигонов — любви. Большие люди, титанические любовники! Идеальные условия можно создать всего за десять тысяч в год без учета налогов. Он неторопливо приподнял ночную сорочку, и, вздохнув еще раз, Бланш нашла его губы своими.

Шныряя по запущенному саду в поисках белых мышей и полевок, амбарная сова серым привидением наскочила на стекло зашторенного окна и услышала скрип пружин. Много позже, возвращаясь с удачной охоты на заливных лугах, сова снова пролетала мимо того же окна, и на этот раз в доме было тихо.

— Все в порядке? — удовлетворенно спросил Джордж, пребывая в нахлынувшей на него эйфории.

— Да, любимый, можешь смело это запатентовать, — лениво отозвалась Бланш. — Заработаешь целое состояние. Иногда твое исполнение звучит музыкой, иногда рассыпается цветами — как сегодня. Большой огненный цветок в форме веера, пурпурный и с жемчужными прожилками.

— Встреча с мисс Рейнберд прошла не очень гладко?

— С чего ты взял?

— Ты пришла сюда, к Джорджу, за успокоением. Всегда пожалуйста, и для тебя — особенно. Даже старина Генри не может так успокоить.

— Не приплетай сюда Генри. Трое в одной постели — это слишком много.

— Так как насчет старухи?

— Второй этап прошла как по писаному. Позвонит через день — после того, как поразмыслит и придет к решению, пережив еще один ночной кошмар. Кстати, почему ты не сказал мне, как умер ее брат?

— А, этот старый скряга?

— Да.

— Я рассказывал.

Он поднял ногу и устроился поудобнее, положив ее по диагонали на широкие просторы бедер Бланш.

— Нет. Ты сказал, что он умер от сердечного приступа.

— Правильно.

— Может быть, так оно и было, но причиной приступа стало падение с лестницы. Проходя мимо этой лестницы, я услышала его нечеловеческий вопль и поняла. Разве ты не знал?

— Конечно, знал, и тебе об этом рассказывал. Одна из старых сплетниц поведала мне что-то в этом роде. Но все это только слухи. Я наверняка тебе говорил.

— Теперь это уже не важно, но ты ничего такого не говорил. Джордж, ты должен рассказывать мне все подробности, сколь бы незначительны они ни были. Об этом эпизоде ты мне не рассказал.

— Ну, может, и забыл. Бывает, что некоторые вещи упускаешь из виду.

— Семейный врач, видимо, постарался замять эту историю. Скорее всего, старик был пьян в стельку и, споткнувшись, скатился вниз по лестнице. Подобный скандал недопустим. Вот в чем состоит одна из ее причин личного характера, хоть она ни разу о ней и не упомянула. Семейство Рейнбердов, честь и доброе имя семьи. Нет, наша дама никуда не денется.

Соприкасаясь с ней своим телом, Джордж почувствовал охватившую ее внезапную дрожь.

— В чем дело, любимая?

— Сеанс был одним из тех, особых. Не понимаю, почему Генри со мной это делает. Он ведь знает, что мне это не нравится. Не люблю, когда после сеанса не могу ничего вспомнить.

— Ну, после общения с Генри тебе, может, и нечего вспомнить, — усмехнулся Джордж. — Но после общения со мной все обстоит совсем по-другому.

Он протянул руку и начал медленно поглаживать ее разнеженную левую грудь. Довольно долго она принимала его ласки молча и безмятежно, но потом почувствовала растущее в нем возбуждение и, когда он пододвинулся ближе, игриво спросила:

— Опять ты за свое?

— Почему нет, любовь моя? — проурчал Джордж, прильнув к ее щеке. — На этот раз обещаю жемчужное пламя с пурпурными блестками и надеюсь, что от зависти и бессилия Генри обгрызет себе ногти.

Буш был очень честолюбивым человеком, но при этом отнюдь не отличался оптимизмом. Он не надеялся случайно обнаружить что-то такое, что помогло бы ему продвинуть дело Торговца. Он делал ставку только на тщательное расследование имеющихся в его распоряжении фактов. Однако обстоятельства складывались так, что без известной доли оптимизма можно было впасть в меланхолию и безысходность. Именно в таком состоянии он теперь находился. На основе замеров времени он проштудировал карту местности, но в итоге вынужден был признать, что его выводы вполне могли оказаться ошибочными. По сути дела, он сам бы высмеял своего подчиненного, если бы тот представил ему подобный отчет.

Буш сидел за столом в своем кабинете и наблюдал через окно, как по парку прогуливались люди, наслаждаясь обеденным перерывом, а на озере резвились водоплавающие птицы. Чувство безысходности напрочь лишило его аппетита, который и раньше нельзя было назвать хорошим.

На развернутой перед ним карте Великобритании карандашом был выделен прямоугольник. Левый верхний угол прямоугольника находился к западу от Кардиффа, в Уэльсе, а правый верхний угол — в Вулидже, к востоку от Лондона. Из этих точек опускались перпендикуляры: на запад через Тивертон, а на востоке через Кроуборо. Выделенная площадь охватывала практически всю южную часть Англии, включая Лондон! С раздражением он посмотрел на карту. Где-то в этом месте (хотя он вряд ли мог бы за это поручиться) преступник прятал двоих похищенных, им членов парламента. На склоне этого холма мог стоять тот самый дом — возможно, построенный из известняка (что немного ограничивало поиск такими местами, как Мендип и Котсуолд, впрочем, известняк широко использовался в строительстве и за пределами мест разработок), дом, в котором пользовались мягкой водой. Вода может быть мягкой от природы, но не исключено, что в доме был опреснитель. И в подвал этого дома либо ветром, либо на подошве обуви было занесено перо птицы. Зная основательность и скрупулезность Торговца, можно было допустить, что перо принадлежало домашней птице, но настолько же вероятно было и то, что птица для этих мест не совсем обычна. Да и вообще перо могло вылететь из подушки или матраца. По сути дела, перед Бушем возвышался громадный стог сена, в котором следовало отыскать крохотную иголку. Не далее как через час ему предстоит вести совещание с руководством Скотланд-Ярда, которое даже в нормальной обстановке не жаловало никого из их департамента, хоть и строго придерживалось установки на сотрудничество. Предстояло просить… требовать, чтобы на все полицейские участки был распространен запрос обо всех домах, более или менее подходящих под описание. Сердце сжималось от одной мысли, какими взглядами, скептическими ухмылками и закатыванием глаз будет сопровождаться его речь. Кто-нибудь обязательно с издевкой напомнит о многочисленных барышнях с попугаями, пенсионерах с любимыми канарейками, герцогах, во владениях которых многочисленные пруды кишмя кишат декоративной птицей, о родовых поместьях в девственных заповедных парках и голубятнях на задних двориках городских кварталов. Идиотское положение. Но как ни крути, а этого не избежать. При одной мысли об этом внутри все сжималось от ярости. Дураком он никогда не был, но будет выглядеть именно так. Перед ним глухая стена. Так и подмывало снять трубку телефона и набрать номер Грэндисона, находящегося в Париже на конференции «Интерпола», чтобы просить его отменить совещание в Скотланд-Ярде. Но он знал, что скажет Грэндисон, сразу разгадав истинную причину его просьбы. «Если у тебя нет другой информации, то придется дать им то, что есть. Если при этом будешь выглядеть глупо, то придется с этим смириться. Но только настоящий глупец откажется действовать». Лишь после этого он смягчит тон и, чувствуя явную растерянность собеседника, в качестве утешения скажет что-нибудь вроде: «Маленький желудь вырастает великим дубом».