Ведь северо-восток, куда устремляются Рюриковичи, поскольку им уже «тесно» на юге; вовсе не «пустынные земли». Так называемое «освоение заволжских земель» — это подчинение местных насельников, угро-финских племенных образований. Рюриковичи постоянно сталкиваются с мордовскими племенами и в своих походах на волжских болгар. Но мордовские племена — отнюдь не периферия владений «новых Рюриковичей»; даже вокруг Владимира, столицы Андрея Боголюбского, и в наши дни — целое гнездо угро-финских топонимов и гидронимов: Москва, Талдом, Яхрома, Протва, Икша, Яуза, Клязьма, Кучино… (Обратим внимание на корни «ма» и «ва», означающие «вода»)… По сути шло образование нового этноса, и в этом образовании значительную роль сыграли угро-финноязычные насельники северо-востока, впоследствии растворившиеся в среде «мигрантов» с южной Руси, преимуществом которых было явное превосходство в культурно-бытовой и военной организации…

В сфере «собственно государственной организации» «южнорусские мигранты» также превосходили угро-финнов, находившихся, судя по древнерусским источникам, на стадии только еще формирования института дружинного воинства с князем-полководцем во главе. Тем не менее, определенные отношения с местными правителями у Рюриковичей завязались. Один из них, принявший христианство и получивший имя Стефан, и владел укрепленным поселением Москва. Вероятно, в начале тридцатых годов отношения между ним и Юрием Долгоруким были союзнические, этот союз был скреплен, как положено, «династическим» в своем роде браком Андрея, старшего сына Юрия Долгорукого, и Улиты, дочери местного князька, резиденция которого (или одна из резиденций) находилась в уже упомянутой Москве. «Повесть» приписывает Андрею Юрьевичу еще одну, безымянную, супругу, ту самую, «родом из яз», поясняя, что она принимала участие в заговоре. Но учитывая все, о чем мы уже сказали, а также и то, о чем еще будем говорить, мы можем довольно смело предположить, что Улита и жена «родом из яз» — одно и то же лицо; то есть у Андрея Юрьевича была одна венчанная жена, и участие ее в заговоре вполне естественно: она принадлежала к роду-клану Кучковичей (но были ли сыновья Андрея ее детьми, мы знать не можем, они вполне могли быть сыновьями других его жен, невенчанных, но «по народному праву» вполне «законных»).

Отец Улиты и ее братьев носил прозвание Кучки. Что это за прозвание? На русский лад оно звучало как Кучк/о/а/. Означало же это прозвание тотемного зверя, мифического покровителя и родоначальника, священное животное. Сравним венгерское «Kutya», что и поныне означает «пес», «собака» (не в уничижительном и бранном смысле). А вот карельское «qutsu» — «щенок собаки»… А вот слова славянских языков, интенсивно контактировавших с угро-финскими диалектами: болгарское «куче», русское диалектное «кучко», известное разговорное — «кутенок»… Значит новокрещеный Стефан сохранял тотемное прозвание, указывающее на его «высокое происхождение» — «от священного зверя-прародителя»…

Примерно к 1147 году относится известное летописное известие о том, как «Гюрги» (Юрий Долгорукий) пригласил в Москву, на «обед силен», черниговского Святослава Ольговича. Исходя из этого известия, полагают Юрия Долгорукого «основателем Москвы». Можно предположить, что к этому времени Кучка уже «нейтрализован» посредством уничтожения, а Москва таким образом перешла во владение Юрия Владимировича.

Андрей Юрьевич интенсифицировал курс на «обособление» северо-востока и, значит, еще более нуждался в том, чтобы опираться на «местное население». Во всяком случае мы видим при нем сыновей того же Кучки. Одного из них он казнит. И вот тогда-то и происходит известный заговор…

Можем осторожно предположить, что Кучковичи не только не оставили надежд на возвращение себе власти, но даже (не соблазняясь «милостями» Андрея Юрьевича) предполагали эту власть расширить, «унаследовав» после убийства князя завоеванные Андреем территории. Вероятно Кучковичи намеревались править, «освоив институты государственности» Рюриковичей (служба при Юрии и Андрее, Мономашичах, не прошла даром, «кое-чему научились»); именно поэтому могло быть важно участие в заговоре ключника-анбала, хранителя «державных реалий», важно было и участие в заговоре Моизича, представителя южнорусской знати. Не случайно от имени заговорщиков, согласно «Повести», объявлено было владимирской знати, что «с нами были и из ваших»… Жена Андрея Боголюбского была, как всякая средневековая женщина (а в данном случае скорее представительница первобытнообщинного, нежели феодального уклада), более «человеком своего рода-клана», чем «женой своего мужа». В частности, для нее смерть брата от руки ее мужа означала полный разрыв с мужем (вспомним, как рассуждает Авдотья-Рязаночка, героиня русской былины, прикидывая, кого из родных выкупить из плена: мужа я могу иметь другого и тогда рожу другого сына, а вот другого брата у меня не будет, потому что родители мои умерли. И она выбирает брата. Также и Амалтея, героиня античного мифа, узнав о том, что ее сын убил ее брата, обрекает сына на смерть. Любопытно, что даже Авдотья Лопухина, первая супруга Петра I, в конфликте его с ее братьями приняла их сторону)… Андрей Юрьевич не доверял жене и был прав; возможно, он уже фактически разошелся с ней и фактическим ее мужем был этот самый Петр, «человек из клана Кучковичей»; впрочем, это очень спорное предположение… Вероятно, Улита Кучковна может считаться одним из воплощений характерного для династии Рюриковичей архетипического образа «демонической иноземки». Пожалуй, первым подобного рода воплощением можно предположить Ингигерду, дочь Олава, правителя свейского, супругу Ярослава Мудрого. Ее первым женихом был Олав Норвежский, однако отец ее предпочел союз с Ярославом. Впоследствии конунг Олав, потерявший власть над Норегом (Норвегией), жил какое-то время при дворе Ярослава, и тогда Ингигерд и Олав «любили друг друга тайною любовью», как об этом говорится в нескольких скандинавских источниках; в частности, в «Пряди об Эймунде Хрингссоне»… В дальнейшем в роли «демонической иноземки» для Рюриковичей будут представать: Софья Витовтовна, Зоя-Софья Палеолог, мать Ивана Грозного Елена Глинская и его бабка по матери Анна; Марья Темрюковна, одна из жен того же Ивана Грозного, дочь кавказского (кабардинского) правителя… Эту «роль демонической иноземки» восприняли от Рюриковичей Романовы, фактически именно в подобной роли выступают отчасти: вторая жена Петра I (в дальнейшем Екатерина I); Екатерина II; и — в самом конце — Александра Федоровна, злосчастная супруга Николая II… Отчасти подобное «ролевое» восприятие формировалось позицией православной церкви, крайне опасавшейся возможности католического, «латинского» влияния, отсюда, например, традиционные обвинения в «чародействе и волшбе» в адрес Зои-Софьи, Анны, Марьи Темрюковны; то есть обвинение в действиях, несовместимых с христианской верой…

Однако нам самое время вернуться в Боголюбово, где Андрей Боголюбский уже убит заговорщиками. Владимирские бояре в большинстве своем не поддержали их, однако никаких действий против них не предпринимают. Возможно, Владимир находился как бы в осаде некоего «войска», то есть сторонников Кучковичей. Эти сторонники беспрепятственно грабили Боголюбово, убивали выходцев с южной Руси, в частности, храмовых строителей…

Затем Владимир, вероятно, пошел на соглашение с Кучковичами. Тело Андрея Боголюбского было погребено в Успенском соборе… Как разворачивались события дальше?.. Здесь очень важна была бы хронологическая точность, а она, к сожалению, невозможна… Известно, что Георгий (Юрий) Андреевич был «посажен» отцом в Новгороде и после гибели Андрея тотчас оттуда изгнан. Неясно, добрался ли он до Владимира и «согласился» ли с Кучковичами… Последних, вероятно, поддержали Глеб Ростиславич Рязанский и Мстислав Ростиславич, князь суздальский, и Ярополк Ростиславич, князь ростовский, племянники Андрея, то мирившиеся с ним, то враждовавшие. В конце концов известному Всеволоду Большое Гнездо, младшему брату Андрея, удалось окончательно победить и закрепиться на владимирском княжении. Характерно, что, захватив в плен Мстислава и Ярополка, он приказал ослепить их. Именно Всеволоду Большое Гнездо приписывается расправа с Кучковичами, которых он якобы велел живыми уложить в гробы («короба») и бросить эти «короба» в озеро рядом с Владимиром (так называемое Плавучее озеро). Почему описан именно такой способ казни — неясно… Короба по преданию периодически всплывали и оттуда слышались стоны… Повторяю, что использование в данном контексте мифологемы о заживо погребенных мне неясно…