Всеволод, прозванный Большим Гнездом, имел христианское имя Димитрий (в честь его крещения, то есть духовного рождения, был заложен по приказанию Юрия Долгорукого город Дмитров). Можно предположить, что дочь половецкого хана, мать Андрея Боголюбского, не была венчанной женой Юрия (подобное обстоятельство, как мы уже знаем, не могло помешать князю объявить своих сыновей от «незаконного брака» «законными наследниками»; возможно, сам факт рождения от разных матерей еще более разделял Рюриковичей и формально способствовал конфликтам при «отстаивании права на власть»). Но Юрий имел и законную венчанную супругу, причем весьма престижного происхождения: дочь византийского императора Иоанна Комнина, она приходилась сестрой и «следующему» в династии Комнинов, Мануилу. Из сыновей Юрия Долгорукого Михаил и Димитрий, вероятно, ее сыновья. Согласно летописи, вскоре после смерти отца Андрей Юрьевич изгнал мачеху и ее сыновей. Они уехали в Константинополь, но какую роль там играли и почему вернулись, неизвестно. Однако спустя десять приблизительно лет после своего отъезда Михаил и Димитрий вернулись. Примерно в 1169 году Димитрий-Всеволод участвовал в походе Андрея на Киев. Все-вол од-Димитрий, заняв Владимирский стол, явно чувствовал себя уже северо-восточным правителем. Вел войны с волжской Болгарией и угро-финскими племенными союзами (мордвой), конфликтовал с черниговскими и рязанскими Рюриковичами; использовал наемные половецкие дружины в борьбе с южнорусскими Рюриковичами… Прозвание Большое Гнездо Всеволод получил за большое число сыновей. По одним источникам их было восемь, по другим — десять. Известны наиболее: Феодор-Ярослав, Юрий и Константин. Из жен Всеволода-Димитрия известна по имени одна лишь Мария, но кто она была, неясно. Правление Всеволода продлилось более тридцати лет, он умер в 1212 году…

Однако о его потомках мы скажем в следующей главе, а пока вернемся к смерти Андрея Боголюбского. Андрей был признан церковью святым и сделался третьим по счету «святым мучеником власти» в уже начавшем свое существование пантеоне русских святых. Согласно «Повести», князь задал своим убийцам достаточно риторический вопрос: какое зло я вам сотворил? Ну, допустим, никакого, кроме казни их брата, человека из их рода… Но здесь не следует рассуждать, исходя из понятий «справедливости и права» нового времени. Приказав казнить непокорного ему подданного, Андрей был «в своем праве». А вот убийцы Андрея совершали грешное деяние уже одним фактом своего покушения на жизнь законного правителя… «Законность» Андрея в качестве правителя основывалась, по всей вероятности, на совершенных над ним неких обрядах (типа более позднего «помазания на царство») и также на том, что в его владении находились некие «материальные реалии власти» (вот почему заговорщикам так нужен был хранитель подобных реалий — тот самый «амбал»)… Надо заметить, что подобные формальные основания «законности» имели большое значение и в более позднее время. Известная Марина Мнишек продолжала борьбу за престол, поскольку, будучи «помазана», справедливо полагала себя законной царицей, супругой законного Рюриковича Дмитрия (вот еще одна «демоническая иноземка»). А вот более раннего времени пример, в котором фигурирует более архаическое основание «законности» — «материальная реалия власти»: в 1433 году на свадьбе своего сына Василия княгиня Софья Витовтовна (ага, еще одна «демоническая иноземка», вот кто у нас то и дело катализирует, что называется, процесс борьбы за власть), так вот, Софья Витовтовна сорвала пояс, и не простой, а золотой, с одного из почетных гостей, с княжича Василия Юрьевича. Это оскорбительное действие повлекло за собой воистину шекспировский размах страстей и, в частности, ослепление сына Софьи Витовтовны, но об этом нам еще предстоит говорить… А золотой пояс, он и был той самой «материальной реалией власти»; и вероятно, довольно давнего происхождения реалией, этот пояс дал в придание за своей дочерью Евдокией суздальский князь Дмитрий Константинович, отдавая ее в жены Дмитрию Ивановичу (известному Дмитрию Донскому), пояс символизировал «право» на великое княжение владимирское (возможно, это был старой работы пояс и когда-то его ношение означало еще права на великий киевский стол). Софья Витовтовна публично обвинила Василия Юрьевича в незаконном владении поясом…

Стало быть (возвращаясь назад во времени), Андрей Боголюбский был канонизирован в качестве законного (от Бога) правителя, убитого «беззаконниками», но, вероятно, причина его канонизации была и довольно практическая в своем роде: его преемники нуждались в «собственном северо-восточном» святом князе-покровителе. У Южной, Киевской Руси подобные покровители были, святые князья Борис и Глеб. Канонизация их была необходима Ярославу Владимировичу, она стала как бы финальным аккордом в его борьбе за великий киевский стол. И вовсе не случайно Андрей Боголюбский в «Повести», обращаясь к своим убийцам, сравнивает их с убийцей Глеба…

Но кто же такие Борис и Глеб? Очень, на первый взгляд, нелепый вопрос. Разве мы не имеем о них внятных свидетельств в летописной традиции и в известном «Сказании о Борисе и Глебе»? Вот даже очень красочный портрет Бориса, в котором «канонические» византийские черты «портрета молодого правителя», вероятно, сочетаются с какими-то реально имевшимися чертами внешности и характера: «Телом бяше красен и высок, лицом смугл, плеча высоце, в чреслах тонок, очима добр и весел; брада мала и ус, млад бо бе еще… на ратех храбор, в советах мудр, и благодать Божия цветяше на нем…»

И все же все не так просто…

Приведу фрагмент из моей работы «Болгары и мир»:

«…Судя по всему, этноним «болгар» крайне стар, древен. Значит, скорее всего он должен впрямую соотноситься с религиозным сознанием его древних носителей, с сакральной символикой. Престижность такого этнонима заключалась в том, что он выводил своих носителей от зооморфного сакрального предка, посредника между отцом-небом и матерью-землей. Итак, сакральный зверь, но какой? Неверно было бы упрощать сознание древних. Наивно предполагать, что они обожествляли некоего конкретного зверя, реальную «зоологическую единицу» — тигра или волка. Напротив, первично сакральное животное, сказочный «небесный» зверь, и от него уже происходят наименования конкретных животных, их разновидностей, пород.

Фасмер подчеркивает, что в разных тюркских языках слово «барс» означает тигра, пантеру, барса, рысь, гиену, волка. Собаку и волка называет в качестве тотемных животных болгар П. Юхас (венгерский историк-болгарист). Бар (монгольск.) — тигр, барс. Бури (казахск.) — волк. В. Бешевлиев в книге «Първобългарите. Бит и култура» (София, 1981) в качестве тотемных животных болгар приводит собаку, коня, оленя… Изображения тигра-барса-волка встречаем и на Волге и на Дунае. Иногда верхом на сакральном звере — женщина-прародительница, с которой он вступает в священный брак. (Вспомним Елену Прекрасную русских сказок, и ее волк везет на себе). Вероятно, впоследствии культ коня подменяет собой культ верхового «дикого» сакрального зверя. Но нас в данном случае интересует даже не столько сам этот культ сакрального зверя-прародителя, общий для всего человечества, сколько «фонетическое оформление» наименования «небесного зверя» в данном конкретном случае, то есть у болгар… В «Древнетюркском словаре» (Л.,1969) находим — bars — тигр; barsjil — год тигра (не отсюда имена собственные дунайских болгар — Борил, Барсил?); этнонимы bars и barsgan, а также — «barak» — «лохматая сильная охотничья собака». В словаре Найдена Герова и в «Речник на редки, остарели и диалектни думи в литературата от XIX и XX век» под ред. С. Илчева (София, 1977) также находим «барак» в значении «космат», «рошав» — «лохматый», «косматый». Отсюда и прилагательное «барачест»… В «Китайско-русском словаре» Палладия Кафарова (Пекин, 1888) находим понятия, тюркские по происхождению: «бао» — барс, «бао ань» — прекрасный… Понятием «бао» обозначается и шаманизм, иероглифом «бао» болгары означаются в современном китайском языке.