— Тогда почему просто не сказать «женщина»?
— Почему бы просто не сказать Крохе отъебаться?
Его взяла.
— Почему ты зовешь меня снежинкой?
Фрэнки не помешан на мне, как другие. Он смотрит мне в глаза при разговоре. Не привычно, что мужчина от меня не тащится, и это немного выводит меня из равновесия. Оглядываюсь через плечо на стену тестостерона, все еще рассматривающую мой зад, и задаюсь вопросом, может ли Фрэнки стать моим союзником в этой адской дыре.
— Все в порядке, — уверяет он, читая мои мысли и игнорируя вопрос.
— Они ведь не... Не думают обо мне, правда?
Он смеется.
— Конечно, думают, но я бы не беспокоился по этому поводу. Они, наверное, не в состоянии двигаться после вчерашнего.
— А что было вчера?
Он снова улыбается белой, как его футболка, улыбкой.
— Их члены, вероятно, болят от частой дрочки.
Я делаю немыслимое — краснею.
— Судя по всему, у тебя нет подобных пробем.
Он пожимает плечами.
— Чтобы заманить меня, следует приложить побольше усилий, леди.
Фрэнки не похож ни на одного из моих знакомых. Я никогда не встречала кого-то, кто так же свободно себя вел при встрече со мной. Знаю, это звучит самонадеянно, но я на самом деле такая. Уверенность — это ключ, и ясно, что если я планирую выжить в этом аду в течение следующих трех лет, то мне стоит держаться.
Вытряхивая меня из тумана мыслей, Фрэнки выхватывает швабру из моих рук и кладет вместо нее смятый пластиковый пакет. Я смотрю вниз на то, что выглядит как набор зубных протезов внутри сэндвич-мешков.
— Босс оставил приказ, — объясняет он, указывая на полку у дальней стены, по крайней мере, с десятью чашками, выстроенными в ряд. — Ты сегодня ухаживаешь за каппами.
Снова туда взглянув, я замечаю пластиковую ванну под полкой, и почти боюсь спросить, в какой мерзости их нужно замачивать.
Кстати, о птичках…
— Где Кэри?
Я старалась казаться беспечной, но не уверена, что у меня получилось.
— Полагаю, с Тарин.
Фрэнки избегает зрительного контакта, разрывая маленькие бумажные квадраты с какими то таблетками.
— Они хорошо смотрятся вместе, — слова прилипают к моему горлу как патока.
Медленная улыбка растягивает губы Фрэнки, когда он поглядывает на меня боковым взглядом.
— Ревнуешь, Снежинка?
— Я? — С отвращением морщу нос. — Черт возьми, нет. Я свалю отсюда через три года. Мне плевать на всех в этом городе.
— Именно так мне и говорили.
Не говоря ни слова, Фрэнки снова кивает в сторону полки, и я как робот повторяю за ним. Он поручает мне наполнить каждую чашку водой и бросить таблетки внутрь. Думаю, Кэри хотел, чтобы я делала все сама, но я не собираюсь отказываться от помощи.
— Когда он начал драться? — спрашиваю я, пытаясь казаться незаинтересованной.
Задумавшись на мгновение, Фрэнки вытаскивает каппу из пакета, помеченного именем Крохи, и бросает в шипящую жидкость.
— Чувак машет кулаками столько, сколько я его знаю. Думаю это уже около четырех лет. Он научил меня всему.
— Но разве драться — это не плохо?
Он приподнимает темную бровь.
— Разве кокс — это не плохо?
Ауч.
Стоило догадаться, что здесь будут пировать подробностями моего падения. Хочу сказать, блять, да я засветилась в новостных лентах по всему миру. Почему бы, черт возьми, сплетникам Миртл-Бич не насладиться этим? Остается только надеяться, что мне не придется сталкиваться с этим изо дня в день в течение трех лет.
— Слушай, я тебя не осуждаю, — смягчается он. — Черт, меня арестовали за продажу травки. Я занимался этим, чтобы хоть как-то встать на ноги и иметь крышу над головой. Мы не пытаемся здесь надрать друг другу задницы. Босс научил нас, когда надо остановиться, так что на ринге мы тупо выбиваем из себя злость.
Я оглядываюсь через плечо.
— Тебе точно не больше восемнадцати. Откуда в тебе злость?
Фрэнки хихикает и бормочет что-то по-испански.
— На какой машине ты ездишь, Снежинка?
Я молчу, потому что моя машина — груда обломков.
— Куда бы я не поехал, мой единственный доступный транспорт — автобус.
Не могу представить, каково это — ездить на общественном транспорте. Не думаю, что когда-либо там вообще бывала. Или хотя бы рядом. Или в одном квартале. Мама говорила, что бомжи используют общественные автобусы в качестве писсуаров, а посидев на сиденьях можно подхватить венерическое заболевание.
Фрэнки раскидывает остатки капп по чашкам и смотрит на меня, когда я тянусь за шваброй со вчерашнего дня.
— А твой дом? Насколько он большой?
— Какое это имеет отношение к делу?
— Просто ответь на вопрос.
Я вздыхаю, прислонившись бедром к ручке.
— Пять тысяч квадратных футов.
— Я жил в приемной семье с чуваком, который выбивал из меня дурь каждый день. Так продолжалось, пока я не уходил спать на скамейку.
Он ждет от меня реакции, сжимая рукой затылок лысой головы, как будто она все еще хранит отпечатки боли.
— Фрэнки, я... — Я понятия не имею, что сказать. Я не особо хороша в ситуациях, где требуется сочувствие. Если честно, то я не уверена, что обладаю этим геном.
— Сколько ты зарабатываешь в год? — продолжает он свои пытки.
Ох, парень. Сейчас начнутся настоящие страсти.
— Девять миллионов.
Мой голос едва громче шепота, потому что даже для моих ушей это звучит ужасно претенциозно. Кто, мать вашу, заслуживает девять миллионов долларов за то, что выпячивает губы и светит жопой?
Фрэнки даже не вздрагивает.
— Я зарабатываю пятнадцать тысяч пятьсот долларов, и охуенно счастлив получать их. Знаешь почему? Потому что я знаю, что это все, что босс может себе позволить. — Он обводит комнату рукой. — Центр приносит дерьмовые деньги, но он держит его ради нас.
— Я понятия не имела.
— Ты спросила меня, почему я называю тебя Снежинкой, — начинает он, смотря, как я прижимаю к себе ручку швабры. — Это из-за того, что твоя кожа белее этого мира.
Я ничего не отвечаю. Не могу. К этому разговору невозможно вернуться. Вместо этого я концентрируюсь на мытье, словно оно атрофирует все клетки моего мозга. В конце концов, я замечаю, что Фрэнки ушел, присоединившись к остальным или к чуваку на ресепшене, поэтому провожу остаток утра, самостоятельно выясняя, что необходимо сделать. Я никогда в жизни не убиралась. Тем не менее, последнее, что я хочу сделать — это привлечь к себе внимание, так что к обеду я грязная, уставшая и не уверенная, что все сделала правильно.
Или если всем все равно, то уверена, что Кэри — нет.
ГЛАВА 8
Кэри
Я пересаживаюсь в другое неудобное кованое кресло, ругнувшись, когда локоть снова соскальзывает с крошечного круглого стола. Ресторан высшего класса чересчур вычурный: приглушенное освещение, тканевые салфетки и меню без цен. Место с таким меню — это то, что я не могу себе позволить.
Но Тарин на это насрать.
С тех пор, как Шайло вернулась в город, у нее совсем снесло крышу. Думаю, она скупила все элитные магазины в округе. Она превращается из Тарин Макдениэлс в подражательницу Шайло Уэст.
Это чертовски пугает.
— Что случилось, Кэри? — спрашивает она, делая глоток воды.
Судя по всему, моя нервозность очевидна.
Когда я не отвечаю, она устраивает целый спектакль, разглаживая салфетку на коленях.
— Вчера ты казался довольно дружелюбным с Шайло.
— Что ты хотела, чтобы я сделал — ударил ее по лицу?
— Это было бы хорошим началом.
Я держу язык за зубами, пока разодетый официант приносит дорогущий салат с жареной курицей для Тарин, увенчанный каким-то непонятным сыром, который я даже не могу выговорить. Даже думать не буду, как эта дурацкая еда отразится на моих финансах.
Похоже Тарин решила замять эту тему в пользу расчленения своей еды на крошечные кусочки, но я не закончил. Закидываю жареное мясо себе в рот и изучаю лицо Тарин.
— У тебя блестят глаза. Можно подумать, что тебе есть за что мстить.
Она перестает кромсать листья салата и беспристрастно пожимает плечами.
— Возможно.
— За что? Только не говори, что ты все еще таишь обиду за титул королевы бала после стольких лет. Это было бы грустно.
Это ненужная насмешка, но абсолютно заслуженная.
— На чьей ты стороне? — резко спрашивает она.
— На своей.
Блять, где-то я это слышал...
— Не забывай, кто тебе помог оказаться там, где ты сейчас. — Её глаза на мгновение чернеют, прежде чем тень сходит и на ее лице расползается улыбка. — Разве мы не команда, Кэри? Сколько ночей мы провели в постели, обсуждая, как втопчем эту сучку в грязь? Так вот, шанс просто свалился нам с неба.