Тарин задевает меня за живое и прекрасно это осознает. Я не могу считать предательством, что Кэри рассказал ей о той ночи, но мое сердце все равно разрывается. Оно болит из-за единственного мужчины, которого считало достойным доверия.

То, что он сказал мне вчера, когда я вошла в его офис, должны быть, правда. Кэррика Кинкейда больше не существует. Кем бы ни был Кэри Кинкейд — его я не знаю.

Но играть роль великой мученицы своей бывшей подружке я не позволю.

— А ты была хорошим человеком тогда, Тарин? Для Кэри, м? Никогда не опускала его и не оскорбляла?

— Пошла ты. Говори, что хочешь, но не из-за меня он был за решеткой, когда его сестра сделала последний вздох.

С тем же успехом она могла ударить меня в живот. Я могу снести ее оскорбления. Могу сравнить ее укусы с бульварными сплетнями. Но не могу бороться с правдой.

— Так я и думала, — ухмыляется она, заправляя прядь длинных каштановых волос за ухо. — Он, возможно, бегал за тобой как больной любовью щенок в детстве, но теперь он взрослый мужчина. Он наконец-то видит тебя такой, какая ты есть. Может у тебя и девять жизней, но в конце концов они закончатся.

— Будь осторожна, подруженька. Кто-то может посчитать это угрозой.

Она молча смотрит на меня пустым взглядом. Наконец, ее губы расползаются в улыбке.

— Домывай полы и вали домой. Этот город был лучше без тебя, и снова вздохнет спокойно, когда ты уедешь. А пока держись подальше от меня и от Кэри. Этого разговора никогда не было, ясно?

— Или что?

Я не слишком хорошо воспринимаю пустые угрозы. Они меня чертовски раздражают.

— Как думаешь, чья семья предоставила ему капитал для строительства этого центра? Реально думаешь, что какой-то уважаемый банк дал кредит уголовнику?

Мне плохо.

— Это угроза?

Она наклоняется и машет своим пальцем у меня перед лицом.

— Нет, ну что ты. Всё ты перекручиваешь. Я лишь хочу сказать: как пришла, так и уходи.

Когда ко мне возвращается способность говорить, Тарин дошла до середины парковки. Я даже не понимаю, что все еще держу колу, пока не слышу скрежет металла и не ощущаю тёплую газировку на моих голых ногах. Я собираюсь вернуться внутрь, когда звук двигателя привлекает мое внимание. Вопреки здравому смыслу, я смотрю на машину Тарин: девушка высовывает голову из открытого окна.

— О, и на всякий случай, если у тебя возникнет мысль зайти в «Лайт Хаус» — не стоит. Если ты, конечно, не хочешь посмотреть, как его руки обнимают меня. Лучше надень браслет на лодыжку и потусуйся со своей мамашей-алкоголичкой. — Ее пронзительный смех смешивается с визгом шин, срывающихся с парковки.

Взбесившись, что не успела ответить, я делаю единственное, что могу. Поднимаю средний палец и держу его высоко в воздухе, пока задние фары не исчезают за углом. Как только уверяюсь, что Тарин уехала, выпускаю длинную цепочку проклятий и, схватив батончик мюсли со скамейки, швыряю его через газон.

К черту Тарин. К черту Кэри. И к черту Фрэнки за то, что оставил меня одну разбираться с дерьмом, которое даже не входит в мои обязанности.

Снова ругнувшись, топаю по траве, поднимаю батончик и захожу в центр.

ГЛАВА 10

Шайло

Если говорить о продуктивности проведенного дня, этот даже не стоит оценки. После возвращения Фрэнки, весь остаток дня я прячусь на кухне, занимаясь поножовщиной над бедной посудой. В какой-то момент он заходит и видит меня с прихватками для посуды и стейк-ножом в руках. Покачав головой, уходит обратно.

— Время закругляться! — Фрэнки потирает ладони в попытке смыть остатки плохого дня и кивает какому-то новому парню, остающемуся на ночное дежурство.

Плохой день — это преуменьшение года.

Закинув метлу в шкаф, я закрываю дверь и запираю ее снаружи. Полы все еще немного грязные, но для пятиминутной уборки на скорую руку — не так уж плохо.

И пошел Кэри куда подальше, если его что-то не устроит. Он может обсудить проблемы со мной, если соблаговолит почтить нас своим присутствием.

— Все в порядке, преступница? — Фрэнки пробирается ко мне, крутя ключи от центра вокруг пальца. — Лезвия нигде не припрятала?

Я хочу злиться, но его глупая улыбка заразительна. В середине попытки заставить себя хмуриться, я обнаруживаю, что ухмыляюсь ему в ответ. Когда, черт возьми, мне начал нравиться этот парень? Мне же никто не нравится!

— Да. Я в порядке. Только обед не удался.

Если это кому-то вообще интересно. Думаю, всем будет все равно, даже если меня собьет автобус.

Что неплохо, учитывая, что чувства взаимны. Меня больше беспокоит то, что мой гнев проистекает не из-за насмешек Тарин. Он вспыхнул, потому что Кэри не удосужился вернуться в центр после нашей ссоры. Этот мудак поцеловал меня и куда-то свалил.

Молча добираясь до входной двери, я достаю телефон, чтобы позвонить Малкольму, водителю мамы. Но это мне мешает сделать Фрэнки, тыкающий в экран мобильника.

— Где сегодня веселишься, Снежинка?

— Нигде. Я опасный беглец, помнишь? — Хотя эти слова должны сквозить сарказмом, их серьезность их поражает меня. Вздохнув, отвожу телефон подальше от него. — Мои дни вечеринок сочтены, Фрэнки. Я собираюсь домой.

— По пятницам все отрываются в «Лайт Хаусе». Там ди-джей и все такое.

Мои глаза расширяются.

— Я не могу пойти в бар, Фрэнки. Ты меня вообще слышал? У меня испытательный срок и хожу на реабилитацию.

— Как и я, и что с того? Хочешь сказать, что не можешь пойти в ресторан, послушать музыку и выпить лимонада?

— Слушай, просто я не думаю...

Встав передо мной, Фрэнки опускает ладонь на мое плечо.

— Хорошо, поговорим серьезно? Я понимаю, что ты боишься встретиться с этими засранцами. Черт, я бы тоже обмочил свои штанишки... Наверное. Но что ты собираешь делать дальше, Шайло? Прятаться в течение следующих трех лет? Люди знают, что ты здесь. Женщина, бери кота за яйца, прежде чем он цапнет тебя за сиськи!

Люди склонялись передо мной всю мою жизнь. Когда я говорила прыгать, они спрашивали как высоко. Это началось еще в школе и усугублялось по мере увеличения моей известности. Я могла посмотреть кому-нибудь в лицо и сказать, что небо розовое, а картошка растет на деревьях, и было неважно, верили мне или нет. Никто не спорил.

Почему? Потому что я — Шайло Уэст. И если я хочу, чтобы картошка росла на деревьях, то, клянусь Богом, она будет там расти.

Смешно, да?

Но люди в этом городке жаждут не просто моей крови. Они хотят мою голову.

— Какого хрена ты ухмыляешься? — спрашивает Фрэнки, подняв подбородок.

— Ты назвал меня Шайло.

— Ты зарезала прихватку. Я осторожничаю, ясно? Не особо обольщайся.

Опустив глаза, я провожу руками по своим все еще липким ногам и шортам с пятнами от диетической колы.

— Сначала мне нужно переодеться.

— Тебе нужно больше, чем просто сменить одежду. — Стряхнув мои волосы с плеч, он проводит пальцем по моему лицу и выгибает бровь. — Когда ты в последний раз расчесывалась и делала гребанный макияж?

— Не знаю. У меня дома нет зеркал.

— Почему?

У нас что, полно времени, чтобы это обсуждать?

— Просто так.

Меня внезапно заинтересовали трещины в полу, на которые я начинаю таращиться. Спустя вечность, Фрэнки прочищает горло и снова постукивает по экрану моего телефона.

— Позвони своему водителю.

***

— Ладно, что за фигня? Ты гей?

Через час я стою посреди своей спальни для долбанной принцессы и выгляжу так, будто собираюсь на подиум. Фрэнки нарядил меня в кружевное платье без бретелек винного цвета с таким низким вырезом, что мне пришлось утроить обычное количество ленты для тела, чтобы не произошло никаких казусов с одеждой.

Фрэнки громко ржет, держась за живот и практически согнувшись пополам.

— Черт возьми, нет, я не гей, — удается ему выдать. — Женщина, я испортил столько твоих фотографий... — он вытягивает кулак и эмитирует мастурбацию, отчего я поднимаю обе руки в капитуляции.

— Хорошо, хорошо, понятно.

Я отворачиваюсь, чтобы скользнуть в шпильки, как вдруг слышу его ругательство.

— Я вырос среди кучки приемных сестер и познал много всякой хрени. Но если ты кому-нибудь это расскажешь, я тебя убью. Договорились?

— Принято к сведению.

Воцаряется тишина, пока парень не подходит к двум закрытым зеркалам.