— Try it.

Хотел бы он её понимать!

   — Спасибо, — ответил Антонио по-испански, кивнув и взяв хлеб из её рук.

   — Нет! — и вновь рука закрыла ему рот. Глаза Эйлин стали огромными. Она изо всех сил трясла головой: — Нет!

«Невозможно! — возмутился про себя Антонио, подчиняясь её настойчивому желанию заставить его молчать. — Как я выясню, где остальные и что случилось с кораблём? Конечно, скоро я буду вставать и смогу пойти разузнать сам. А вдруг мы живём в разных домах, и в этом никого нет? Тогда всё равно придётся спрашивать Эйлин».

Девушка заулыбалась. Видимо, его молчание её вполне устраивало, и было единственным препятствием к хорошему настроению. Антонио съел почти всю еду, которую Эйлин принесла, когда внизу раздался громкий стук. Молодой человек подавил в себе желание вскрикнуть: «Что это?», заметив испуганный взгляд девушки и тут же вспомнив о том, что ему велели не говорить ни слова. Эйлин поставила посуду на стол и выбежала из комнаты. Уже в дверях она обернулась и приложила палец к губам, отрицательно помотав головой. Антонио вздохнул: он понял, разговаривать нельзя, и обречённо кивнул.

Вскоре в доме послышались шаги. Топало явно несколько человек и, скорее всего, мужчин: больно тяжёлая слышалась поступь. Затем до ушей Антонио начала доноситься речь. Говорили не по-испански, точно. Значит, пришли гости из местных. Антонио захотелось сделаться невидимым.

«Гости могут быть ирландцами, а могут быть англичанами. Эйлин хочет, чтобы я молчал, потому что здесь ловят испанцев, — промелькнули в голове выстроившиеся в стройный ряд мысли, — но даже если я буду молчать, они не поверят, что я ирландец. Внешне они совсем другие. Ладно, цвет волос. Но кожа! Тут все бледные, будто солнца вообще не видят».

Шаги приблизились. Антонио замер под одеялом. Сверху торчала только черноволосая голова. Дверь отворилась. В комнату вошло три человека, а также сопровождавшая их Эйлин. Один из мужчин ткнул пальцем в сторону кровати и заговорил.

«Чёрт возьми, хоть что-нибудь бы понимать», — посетовал про себя Антонио.

Эйлин в ответ улыбнулась и ответила. Другие мужчины вступили в беседу, поглядывая на Антонио. В какой-то момент Эйлин показала на кольцо, красовавшееся на безымянном пальце левой руки.

«А ведь ни вчера, ни сегодня утром кольца на пальце не было, — заметил Антонио, — я бы точно его увидел в те разы, когда она меня кормила. Судя по тому, что Эйлин показывает на кольцо и на меня, она им говорит, я её жених», — пришёл к выводу Антонио.

Мужчины подошли к кровати и заговорили с ним. Антонио лихорадочно забегал взглядом по комнате. Эйлин, стоявшая за спинами англичан, а судя по форме, это были именно они, приложила обе руки ко рту и так расширила глаза, что казалось, зрачки вот-вот из них выскочат.

«Молчать? Понятно. Говорить мне им нечего: всё равно не понимаю, что спрашивают», — подумал Антонио. Мужчины продолжали с ним говорить. Антонио догадался, они ему задают вопросы. И тут заговорила Эйлин. Она грустно разводила руками и опять показывала на Антонио, покачивая головой.

«Выдаёт меня за немого», — десятым чувством догадался Антонио.

Через минуту комната опустела. Напоследок англичане с жалостью посмотрели на Антонио, поцокали языками и вышли. Шаги затихли. Внизу хлопнула тяжёлая дверь. Эйлин ходила бесшумно, но Антонио уже угадывал её лёгкие шаги. Она приблизилась к комнате. Немного постояла снаружи. Потом тихонько скользнула внутрь. В руках её опять была книга. Тяжёлый фолиант Эйлин положила на кровать. Она привычным жестом ткнула пальцем в Антонио и открыла книгу. На странице был нарисован красивый корабль. Эйлин перевела палец с Антонио на корабль, потом вновь на Антонио. Он кивнул: «Я знаю, что был на корабле». Эйлин развела руками. Этот жест мог означать что угодно.

Антонио сел на кровати, взял фолиант и начал его листать. В книге было множество картинок с кораблями. Наконец он нашёл то, что искал. На борту корабля стояли моряки. Антонио ткнул пальцем в них и себе в грудь, вопросительно глядя на девушку. Она догадалась, он спрашивает про тех, кто был с ним на судне. Эйлин прилегла на кровать, скрестила руки на груди и закрыла глаза, изображая мёртвого человека. Когда она села, Антонио положил ладонь на корабль с матросами, полностью накрыв картинку, и вопросительно на неё посмотрел. Эйлин печально кивнула и положила поверх его руки две свои.

Они немного так посидели, грустно глядя на закрытую их руками картину. Эйлин вздохнула, взяла книгу и встала, собираясь покинуть комнату. Антонио помотал головой и потянул книгу к себе. Она поняла и положила её обратно на кровать.

«Читать надписи не смогу, но хоть красивые картинки посмотрю», — подумал Антонио, но осуществить замысел не успел. Его сморил сон...

Прошло несколько дней. Антонио начал потихоньку вставать. Сначала он не решался выходить из маленькой комнаты. Он подходил к окну и пытался что-нибудь разглядеть. Узкое окошко позволяло увидеть небо и кусочек моря. Было ясно, что дом находится на возвышении и что комната Антонио расположена на втором этаже. Внизу также виднелась лужайка, на которой летом, скорее всего, росла зелёная трава.

В ноябре небо чаще бывало тёмным от туч, чем освещённым тусклым, осенним солнцем. Антонио также видел бурлящее море, не желавшее успокаиваться ни на миг. Иногда на лужайке Антонио замечал Эйлин с неизменной косой, уложенной вокруг головы. В комнату к нему она заходила три раза в день, принося еду. Кормить Антонио уже было не нужно, поэтому девушка лишь улыбалась и ставила поднос на стол.

Первое время поев, Антонио всегда засыпал. Он так отвык от нормальной еды, что желудок наполнялся мгновенно, а организм требовал отдыха. Впрочем, время шло, и Антонио привык к простой, но вкусной пище, которую ему готовила Эйлин.

Девушка продолжала прикладывать руку к его рту, как только он пытался заговорить. Почему Антонио должен был молчать даже наедине с ней, ему не было понятно. Тем не менее он заметил, что привыкает не только хорошо есть, но и молчать. В молчании Антонио начал находить плюсы: он всё больше размышлял о жизни, о приключениях, которые ему пришлось пережить, и порой неожиданные выводы приходили в его голову. Он научился примитивному языку жестов, умудряясь показывать Эйлин, что ему нужно.

Как-то он попросил перо и бумагу. Сначала она засомневалась, правильно ли его поняла. А положив на стол эти вещи, убедилась в том, что Антонио хочет писать. Он стал излагать свои мысли на бумаге по-испански. Эйлин увидела исписанные листки и замотала головой, сказав «нет». Антонио рассердился. Его жизнь и так не отличалась разнообразием, а тут у него отнимали единственное действительно интересное занятие. Она ему по всякому крутила руками, мотала головой, но понять причину Антонио не удавалось.

Наконец Эйлин потеряла терпение. Она стукнула по листкам кулаком, округлила глаза и развела руками. «Так, не понимает, что написано», — сделал вывод Антонио. Потом девушка вышла из комнаты и тут же зашла снова. Подошла к столу, посмотрела на листки и покачала головой. На сей раз, лицо её выражало неудовольствие. Она похлопала по листкам и привычно развела руки.

Антонио задумался. К чему вся эта разыгранная сцена? Его осенило: придут англичане, увидят текст на испанском и сразу поймут, кто он такой. Конечно, рисковать нельзя. Эйлин делала всё, что в её силах для его спасения. А он, дурак, не желал идти ей навстречу, лишь мешал. Антонио сложил исписанную бумагу и протянул Эйлин, когда она вошла в комнату с ужином. Он также вслед за бумагой протянул перо. Эйлин кивнула.

Когда Антонио окреп настолько, чтобы выходить из комнаты, жизнь его стала немного интереснее. По крайней мере она вышла за пределы маленького помещения. Оказалось, Эйлин жила в деревянном, двухэтажном доме, стоявшем на утёсе. На первом этаже располагалась просторная кухня, столовая и гостиная с камином. На втором — три небольшие комнаты: спальня Эйлин, комната, которую занимал сам Антонио, и пустующая комната, видимо, для гостей.