Рано, слишком рано.

Рид стоит там, внизу. Он не собирается уходить от ворот, сегодня его поле битвы здесь. Красивые слова?

Таких на войне не бывает. Это грязь, кровь, слезы, это много боли...

И много долга.

Стоять, сквозь стиснутые зубы. Просто - стоять.

На стене отчаянно бьются люди.

И все же... степняков так много! Слишком много!

То там, то тут на стене вспыхивают очаги сражений. Первое время защитники крепости еще сдерживают их, но потом просто не успевают.

Падают солдаты, падает, схватившись за рану в бедре, Шарельф Лоусель, под руку ему лезет Карим...

- Держись!

И плевать ему на субординацию, что есть сил мальчишка тащит раненого командира прочь из боя, туда, где у донжона наскоро перевязывают раны.

- Отходим, - раздается крик на стене. - Медленно, отходим ко мне!!!

Аллес Рангор командует своей частью стены. Сегодня они все там, обозники, разведчики, арбалетчики...

Сегодня надо просто стоять. Стоять, держаться, невзирая ни на что. Стоять...

И медленно падает со стены Хенрик Эльтц, с пробитой копьем грудью.

- Отходим!

Встряхивает Карима за плечо комендант крепости.

- Труби!!! Слышишь - труби отход!

Мальчишка послушно подносит к губам рог - и чистый звонкий сигнал зиливает пространство крепости, пронзая шум боя.

И так же медленно, словно в дурном сне, падают навзничь ворота. И в них показывается рыло тарана.

- Стрелы! - задорно кричит Рид. - Не цельтесь, не промажете!

Первых степняков просто сметает волна арбалетных болтов. И вторую волну - тоже. Но третья все же проникает в крепость.

И начинается резня.

Страшная, бессмысленная, беспощадная.

С холма, красуясь на белом коне, смотрит на это каган Хурмах.

- Сто золотых тому, кто принесет мне голову Торнейского. Тысячу тем, кто приведет его живым!

Он в бою не участвует. Ни к чему. Он потом придет на поле боя, омыть сапоги в крови побежденных. Потом.

Рид сейчас не думает о кагане. Он ни о чем не думает, он пляшет в смертельном танце. Пляшет так, как не плясал еще никогда, вкладывая душу в каждое движение.

В одной руке у него тяжелый палаш, в другой - длинный кинжал, и клинки мелькают так, что степняки отшатываются в ужасе.

Черный волк!

Рид ничего не видит. Перед ним тренировочное поле, и куклы из соломы, которые он некогда рубил под руководством дядюшки Стива.

Шаг.

Отвести клинок в сторону. Ударить кинжалом.

Шаг.

Взмах палаша. И степняк с воем хватается за распоротый живот. Шаг в сторону, не хватало еще поскользнуться на его вонючих кишках!

И снова - удар. На этот раз кинжалом, грех не ударить, такой соблазнительно незащищенный бок... и снова крик степняка. Сегодня Рид не сражается - он убивает.

И медленно, шаг за шагом, отходит к донжону.

Он понимает, что это лишь отсрочка, что Хурмах не остановится, что...

Плевать!

Он не собирается дарить врагу свою жизнь или продавать по дешевке!

Аллодийцы медленно отходят со стены к донжону. Группируются так, чтобы их не засыпали стрелами влезающие на стену враги. Там они примут свой последний бой.

Звонко и отчаянно поет рог, подавая команды.

Шарельф не может сражаться, но может видеть всю картину боя в целом, и он распоряжается отходом. Рид не дает отступлению превратиться в свалку. И то, что с ними маркиз Торнейский, поддерживает дух солдат. Не дает им дрогнуть, побежать...

Свистит арбалетный болт.

Карим вскрикивает. На миг рог смолкает.

Целились, наверное, в голову, попали в руку... и что? Перехватить рог другой рукой - и держаться. Просто - держаться. Пока он жив, рог будет петь!

- Отступаем!!! Отступаем!!!

Сигнал не дает отступлению прекратиться в свалку, в бегство. Шарельф подхватывает мальчишку, но кто там на ком висит - непонятно.

Когда враги ворвутся внутрь донжона, он сделает последнее, что может. Последнее, о чем попросил его Рид.

Отравит замковый колодец.

А там...

На один, на два удара, но его сил хватит. Живым его в плен не возьмут.

Медленно перегруппировываясь аллодийцы, под предводительством маркиза Торнейского, отходят к донжону. Пусть попробуют взять еще и его!

И Шарельф не поверил своим ушам, когда рогу Карима вдруг... отозвались другие рога?

Ему - почудилось?

***

- Ворота рухнули, мой каган!

- Мы на стене, мой каган!

- Они пока еще держатся, но мы прорываемся, мой каган...

Сплошь приятные известия, не так ли?

И тут, вдруг...

Это было похоже на удар молнии! Как лава вулкана, из леса вылетали всадники, строились на ходу в боевые порядки, в тяжелый клин, разворачивались копья, блестели на солнце щиты и шлемы, развевались знамена, пели рога...

Разведчики маршала Иллойского подошли к лагерю степняков еще вчера. Подошли, посмотрели, послушали, и отошли обратно. Сообщив маршалу, что крепость еще держится, что штурм на рассвете, и что Торнейский - там. Судя по разговорам степняков.

Маршал думал недолго.

Их - пять тысяч.

Степняков - тридцать.

Скакать ему - часов шесть. И что он может сделать?

Есть два варианта, либо он отправляется атаковать кагана прямо сейчас, и героически гибнет под стенами, просто потому, что их - меньше. Их числом задавят.

Либо - он ждет начала атаки. Ждет, когда все внимание атакующих сосредоточится на крепости, а потом бьет в самое уязвимое место.

Подло?

Военная хитрость. А сколько при этом поляжет... а Торнейский бы точно одобрил. И даже благословил. Вот уж в ком маршал ни минуты не сомневался, так это в Риде.

И одобрит, и благословит, и простит... даже с того света, если погибнет. Сам бы так поступил.

Дать о себе знать?

Артан решил не рисковать. Голуби ночью не летают, а днем... перехватят птичку степные сокола, то-то радости будет кагану!

Так что...

Копыта коней обмотали тряпками, оружие и снаряжение проверили лишний раз, чтобы нигде не брякнуло и не звякнуло, выделили сотню разведчиков, оставили все лишнее, взяли с собой только заводных коней, которых тоже через несколько часов оставят в лесу - и по седлам!

Артан так удачно рассчитал время, что они подошли к крепости около десяти утра. Как раз вовремя.

Усталость?

К Восьмилапому ту усталость, в гробах належимся, там и отдохнем! Несмотря на долгий переход, люди были готовы сражаться. А кони... от них много не требовалось.

Меньшая часть степняков уже втянулась в крепость, большая была сосредоточена на врагах... за окрестностями никто и не наблюдал. Чем прекрасно воспользовался Иллойский.

Он тоже наблюдал за боем, отсчитывая секунды.

Вот падают ворота.

Вот аллодийцы начинают отходить. Вот степняки втягиваются внутрь... а вот теперь - ПОРА!!!

Артан махнул рукой, звонко и злобно запели рога, давая сигнал его полкам, и армия тронулась. Такой кавалерии у степняков не было. И выращивать ее пришлось бы долго.

Тяжелые рыцари в броне...

Это смерть.

Конная оружная смерть, сверкающая на кончиках копий, отражающаяся на кольцах кольчуг, на опущенных забралах.

СМЕРТЬ!

Степняки растерялись, заметались, и Артан не упустил своего шанса.

За несколько секунд до столкновения рыцари привстали в стременах и метнули короткие копья. И тут же взялись за тяжелые копья и мечи.

Строгий порядок. Железное безумие.

В одну минуту Артан переломил ход сражения, и дрогнули, растерялись степняки и внутри крепостных стен. А защитники, почуяв, что пришла подмога, воспряли духом. И бросились вперед.

Отходить?

К Восьмилапому отход!

Атакуем!!!

Аллодия!

Урраааа!!!

Рид гигантским прыжком сократил разрыв со степняками, и снес с десяток голов, пока они не очнулись.

- УРРРААА!!!

И за ним, обретая новую волю и новые силы, мчались, на крыльях летели обреченные на смерть люди.

Смерть?

Смерти нет!

Здесь и сегодня мы бессмертны!!!

И когда усталые, израненные, измученные до последнего предела аллодийцы сцепились грудь в грудь со степняками, хрипя что-то невразумительное, вцепляясь во врага окровавленными пальцами, едва не зубами впиваясь в горло, когда в бой рванулись даже раненые, когда Шарельф, оттолкнув трубача, подхватил валяющийся под ногами кинжал, и шагнул, покачиваясь, вперед, когда Карим, задыхаясь от радости, заиграл совсем другой сигнал:

- В атаку! ВПЕРЕД!!! В АТАКУ!!!

Заглянув им в глаза, дрогнула и отступила сама Смерть.