Перезапуск системы

Я помню его. А точнее глаза: цвет грозы — темно-серый с проблесками синего. Они испуганы, умоляют меня не обрывать свою жизнь, продолжать бороться, как тогда на крыше в Нью-Йорке.

Меня отвезли в больницу. Помню тяжесть тела, боль в грудной клетке на каждом вдохе, глаза Рэя, слезы Вари, руки Виктора, бледность Кевина. На ночь меня определили в общую палату на восемь человек. В темноте комнаты я слышала чей-то храп, кашель, кто-то ворочался, скрипя кроватью, кто-то шумно вздыхал и бормотал. И запах — противная вонь потных тел, кислых лекарств и хлорки. Но мне было все равно.

Я чувствовала себя куклой. Не хотелось жить совершенно. Хотелось туда — в легкость, в искрящуюся невесомость, где был он…

— Мелани, иди в тело, пожалуйста! Умоляю…

Как это возможно? Я слышала его! Я разговаривала с ним! И я была мертва…

Почему рядом со мной был Рэй? Неужели, он тоже… Нет! Не может быть! Я бы почувствовала, если с ним что-то случилось бы. Не знаю как, но знала бы. Потому что люблю. Люблю так, что вернулась в это костлявое несуразное тело, променяв свет и легкость.

Почувствовала бы…

В прошлый раз Варвара ощутила, когда у меня был перегруз. И она пыталась дозваться через сон. Может здесь так же? Рэйнольд ощутил?

— Я заблокировал твой Знак. Не хотел, чтобы ты стала Инициированной — оставалась Смертной. Прости меня!

Так вот в чем было дело. Он просто спрятал мой дар. Я уже давно ведьма и, наверное, могу делать простые заклинания, но Знак не проступает из-за блокировки. Рэй хотел удержать меня этим. Ну что же… Я прощаю его. Понимаю. Только… как же мне теперь снять блок? По идее, кто ставил — тот и снимает. Но Рэйнольд далеко, до встречи ждать почти два месяца. Если бы Знак проявился, я стала бы Инквизитором и смогла бы его увидеть. Но как это сделать?

Очнулась, когда пришла в палату уборщица и громыхнула над ухом стальным ведром. Каким-то образом я смогла уснуть под всеобщее кряхтение, шарканье и храп. Сначала подумала, что обо мне забыли. Ощущение страшного повторенного кошмара. Я целый год провела в неизвестности в больнице Ливерпуля. Сейчас другой город, другая страна, у меня есть имя и память, но больница всё равно призвала меня, как свое порождение. Неужели всё повторится?

Но примерно через час врачи, будто вспомнили обо мне, и начали таскать на разные проверки и процедуры. А потом и вовсе перевели в одиночную палату с достижениями цивилизации в виде телевизора, холодильника и электрочайника. Я мельком видела Варвару, забегала Марго, которая по-матерински погладила по голове и пожелала скорейшего выздоровления, слышала, что Виктор сюда определил на пару дней, чтобы "отдохнула".

На руке ныла рана от ножа, которую мне зашили еще в скорой. На груди расцветали лиловые синяки от разрядов Виктора во время реанимации. И я снова подключена к капельнице. Вся эта суета и кудахтанье вокруг меня сильно утомила, что я провалилась в сон.

И снова слышу успокаивающий плеск воды о борта плавучего дома, шелест листвы, свежие порывы ветра, и запахи дерева и воды. Во сне я снова вернулась туда, куда хочу больше всего на свете — Китайский плавучий домик, который укрывал меня и успокаивал. Там мне было хорошо. Там были только счастливые воспоминания.

И чья-то осторожная рука касается моих волос, затем кто-то нежно проводит по шее костяшкой пальца, и вот я ловлю заботливую мужскую кисть и льну щекой к ладони.

Мне не надо оборачиваться. Я знаю, кто это — тот, который снится постоянно, тот, кто не покидает моих мыслей, тот, кого люблю.

— Мелани…

Его шепот такой родной. Такой реальный. Я оборачиваюсь и вижу его в лучах солнца. Улыбается. Смотрит с высоты роста и улыбается мне. Рэйнольд Оденкирк принимает меня в объятия, зарываясь носом в мои волосы, а я прячу свое лицо у него на груди.

— Прости меня. Пожалуйста, прости меня… — Шепчу то, чем болит сердце.

Я готова расплакаться. Рэйнольд отстраняется, чтобы посмотреть мне в глаза. В его темно-серых с синевой светится любовь и нежность. Я вижу, как открываются его губы, чтобы что-то произнести в ответ…

Как вместо нежного любимого баритона Рэя, слышу ядовитый шепот Виктора:

— Сгинь!

И вот уже Савов обнимает меня и смотрит с хитрым прищуром. Улыбается и крепко держит. Не отпускает.

— Виктор? Ты что здесь делаешь?

— Считай, что перезапуск системы.

— Что?

В этот момент откуда-то сверху с небес доносится голос Варьки:

— Хм! Тоже мне нашел компьютер.

И я просыпаюсь. Первое, что вижу — потолок, состоящий из панелей, и жёлтые крашеные стены.

— Здравствуй, Аня. — Как продолжение сна, слышится рядом голос Савова. Оборачиваюсь и вижу его, сидящим на моей койке. За ним маячат Варя и Кевин.

— Привет. — Я приподнимаюсь и сажусь.

— А я тебе конфет принес и цветы.

На мои колени ложатся букет из бордовых роз и коробка с трюфелями. Конфеты тут же напоминают о Рэе и Париже. Будто снова слышу: «Одна конфета — один поцелуй». В горле сразу пересыхает от воспоминаний.

— Спасибо. Но что-то не хочется.

Я чуть отодвигаю злосчастный трюфель.

— А я тебе плеер принесла и ряженку с батоном. — Варя, как всегда, в своем репертуаре: издевается над романтическим порывом Савова. В холодильник кладется не только ряженка, но и колбаса, сыр, фрукты и много всего другого. Боже! Судя по провизии, они меня тут надолго запирают.

— Как прошла встреча? — Я должна быть милой с Виктором. Ведь он старается: букет купил, конфеты.

— Меня отправляют снова учительствовать.

— И когда?

— Наверное, как прибуду в Америку. Не думаю, что мы не будем видеться. Я же должен следить за невестой в своем клане. А то там парней куча. Еще уведут.

Как неожиданно! Я сразу вспоминаю, как часто бывал Савов на Начале. Хоть Виктор и говорит, что ему нравится быть педагогом, все равно ощущается некая нервозность и усталость от пребывания там. Я никогда не понимала его Темного — Джеймса Моргана, который маниакально оправлял его на Начало. Виктор говорит, что это дает ему хорошую прибыль: «Лучше преподавать и уставать, чем заниматься незаконными Химерскими делами».

— Что тебе снилось? — Вопрос Савова застает меня врасплох. Моментально вспоминаю такие желанные объятия Рэйнольда.

— Да так… Разное.

— Я там был?

Молчу, опустив глаза. Был. Еще как был! В самом конце испортил идеальный сон. Эх!

Горечь от того, что я так и не узнала, что хотел мне сказать Рэй, заедаю трюфелем. Савов встает и теперь общается с сестрой и Кевином. А я скорбно молчу: дано ли мне увидеть еще раз такой сон? Не то, что мне Рэйнольд не снится — нет, снится! Каждую ночь, но так реально у меня давно не было…

— Марго злится на тебя. За то, что воздействовал на Аню. — Слышу, как Савов обращается к Кевину, и я тут же выхожу из забытья и сладких грез о Рэе.

— Нет! Виктор, скажи ей, чтобы не думала даже наказывать Кевина! Это я виновата! Я ей сама скажу!

У меня начинается паника. Ведь Марго может, что угодно сделать с Кевином. Она сурова на наказания, а тут еще Инквизитор — для нее это, как красная тряпка для быка!

— Успокойся. Наказывать Кевина никто не будет. Он же не Химера.

Савов поворачивается и на его губах читается снисходительная улыбка. Журит, как ребенка. Будто сам не знает, какие Темные быстрые на расправу и месть.

— Заберите меня отсюда, а? Что вы меня сюда поместили? Я, как в Карцере! Нет. Хуже!

Я хнычу сестре и Савову. Это ненормально держать здорового человека в больнице! Да я с ума тут сойду. Но по их лицам читаю, что нет, не отпустят.

— Отдыхай. Набирайся сил. Тебя тут проверяют на каждом аппарате. Следят за тобой. — Кевин улыбается и пытается уговорить меня. И снова этот покровительственный тон, как к малому дитя. Тоже мне! Санаторий нашли! Если хотят такого счастья, пусть сами тут побудут хотя бы часок. С удовольствием уступлю место.

— Ладно, дорогая, я пойду. Дела не ждут. — Виктор подходит и целует мою руку. — Не возмущайся. Мы тебя все любим и хотим, чтобы ты восстановилась поскорей. А то напугала нас.

Он заботливо целует в щеку, обдав меня шипровым ароматом своего парфюма.

— Я тебя люблю, — его шепот опаляет мое ухо. Виктор ласково берет мой локон и пропускает меж пальцев. В моей душе пустота: ни отклика на эту нежность. Что делать? Как сломать себя? Как выжить? Как прекратить пытку?