Брод

Порталы Химер устроены неудобно: их меньше, чем в том же самом Саббате. Это сеть, похожая на метро, карта которой есть у каждой Химеры, даже приложение для iPhone создали. Порой, чтобы добраться побыстрее до какого-нибудь места, приходится пройти через три-четыре портала, а затем еще добираться на своих двух. Поэтому среди Химер часто устраиваются нелегальные порталы: все зависит от расстояния прокола пространства, а также сколько нужно, чтобы проработала дверь и сколько раз ею можно воспользоваться. Самые сложные те, которые подогреваются магией Инициированных: порталы работают только здесь и сейчас, пока на них действуют чары.

Поэтому до Вяземки мы добирались сами. На машине. В этот раз транспорт был выбран попроще, а не как у Макса; за рулем была Варя, которая, первое что сделала, когда исполнилось восемнадцать — побежала на курсы вождения.

Машина плавно съехала с обочины к старому дому с голубой облупленной, выцветшей на солнце, краской. В окнах с резными, когда-то белыми, наличниками зияла темнота и пустота. Дом мертвый. Это было понятно по запущенному, безжизненному виду, с покосившимся забором и заросшим садом. Отголоски прошлого, а именно нашего с Варей детства, прочитывались по знакомым до боли деталям: на кирпичной кладке фундамента краской написаны наши имена, подкова, прибитая наудачу у входа, которую нашли в поле, куст сирени, посаженный мной, разросшийся и одичавший.

— Что-то мне страшно в дом входить. — Прошептала я Кевину, который с таким же выражением лица, как у меня, осматривался вокруг. Выглядел он странно, одетый не для этого места: белоснежная дорогая майка-поло, джинсы, слиперы на ногах — образ для отдыха на курорте, где в программу включен теннис и гольф. Вяземка всего этого не имела. У нее была особая программа для нас.

Кевин по-дружески обнимает меня, пока мы стоим и смотрим на Варвару, открывающую дом. Приложив некоторые усилия, дверь поддается и с противным скрежетом ржавых петель распахивается. В доме темно, пусто и страшно. Мы стоим и пялимся на вход — на эту черную дыру в иной мир.

— В конце концов, я ведьма или кто? — Варя спрашивает саму себя, внушая бесстрашие, чтобы войти внутрь. — Да и колдун тут тоже имеется.

Кевин прыскает со смеха в кулак, смотря на робкую Варвару. Для него это забавно, я же понимаю сестру. Для нас войти туда, как окунуться в детские кошмары и загробный мир.

— Пошли, — я хватаю Варю за руку, и мы, подобно космонавтам, сходящим на новую планету, заходим в дом. Глаза медленно привыкают к темноте помещения. Воздух спертый, влажный с запахом гнилой древесины. Наверное, где-то протекла крыша. В сердце болью отзывается знакомая обстановка: старый бабушкин стул, часы со сломанной кукушкой, которые уже не работают, посудный шкаф с кастрюлями.

— А здесь чисто, — я замечаю, что нет ни паутины, ни мышиного помета, ни пыли, ни мертвых мух.

— Прислужницы отлично поработали, — бормочет Варя, выпуская мою руку, и смело идет внутрь дома. Сзади меня входит Кевин, который молча оглядывается. Его больше заинтересовала кадка, которую мы когда-то использовали для воды из колодца, и ухват, которым бабушка вытаскивала глиняный большой горшок, когда готовила в печи.

— Это что? На медведя ходить?

— Нет. Это ухват. Бабушка его еще обзывала рогатиной. Он для того, чтобы горшки из печки доставать.

— Печки? — Ганн удивленно смотрит меня, явно не понимая меня.

— Говоришь, процесс заклинания завершен?

Он хмыкает, улыбаясь.

— Ты ответила в стиле Реджины.

Я смущенно отвожу взгляд. Саббат — больная тема для нас. Мы оба по нему тоскуем, выдворенные оттуда, возможно, навсегда. Только я пробыла там лето, а Кевин всю жизнь, росший под надзором своей опекунши — директрисы школы Инквизиторов Реджины Хелмак.

— Слушайте, а прислужницы хорошо поработали, — Варя выходит довольная из глубины дома. — Чисто кругом, крышу залатали, водопровод работает, даже свежее белье оставили.

— Пойду, туалет посмотрю, — я кошусь в сторону Ганна.

— Что вы так суетитесь насчет туалета? — Кевин хмурит брови. Нет, все таки он не для Вяземки. Его весь вид так и кричит, что он не из России, и в такой глуши никогда не бывал.

— Ты в Индии был? — Варя намекает ему на то, что его ждет за пределами дома.

— Неужели у вас такая антисанитария? — Кевин обнимает ее и смеется.

— Нет, не антисанитария. Но противно и неудобно. Там деревянная будка с квадратным грубо сколоченным стульчаком и дырка в полу, и все это продувается ветром с улицы. Никакого слива, никакого света, никакой системы воздухоочистки.

С каждым произнесенным Вариным словом скепсис Кевина тает на глазах.

— Вы серьезно?

— Погоди пока пугать! — смеюсь над этими двумя чудиками. — Дайте посмотрю и расскажу, что там и как.

Я разворачиваюсь и выхожу из дома. Свежий холодный ветер с запахом трав возвращает меня в детство, будто я вышла через дверь в прошлое. Начало сентября, все еще тепло, но воздух уже наполнен осенью. Вообще в это время в природе ощущается потустороннее, ведьмовское, будто за тобой наблюдает кто-то. Химеры любят осень, в это время трава наполняется магией смерти — так они называют уходящую в сон природу.

Я спускаюсь и иду за дом, уныло отмечая, что все заросло и обветшало. Коровник растащен местными на кирпичи. Когда-то бабушка Катя построила его — радости не было предела, это была личная ее победа: кирпичный, белый, теплый, он тогда странно смотрелся рядом со старым деревянным домом. А вот и туалет. Наверное, дом рухнет, а этот пенал из досок будет стоять, не потому что на века построен, а потому что такова особенность: сколько раз замечала в деревнях руины когда-то бывших зданий, а рядом притулившиеся кривые и осевшие серые туалеты, как гробы-пеналы. Вот такой странный юмор у России. Дома нет давно, а туалет остается.

Я открываю дверь, ощущая шершавую поверхность, чуть дерни рукой — получишь занозу. И изумляюсь увиденному. Видно прислужницы первое, что сделали — это туалет. Я даже не удивляюсь. Марго любит наказывать омерзительными заданиями. Ведь прислужницы — это провинившиеся Химеры.

Внутри на заново сколоченном полу стоит белый биотуалет. Смотрится дико и смешно: будто деталь с космического инопланетного корабля. Меня начинает разбирать смех. Марго позаботилась и об этом. И опять всплывает вопрос: зачем так стараться?

— Ну как?

— Прикиньте, там стоит биотуалет. — Я смотрю, как Варя с Кевином распаковывают пакеты с едой. На столе уже стоят итальянские десерты, бутылки вина, какие-то деликатесы.

— Отлично! Кевин, можешь не паниковать.

Варя облизывается и начинает поглощать сыр, срезая складным ножом тонкие лепестки пармезана.

— Мы насколько тут? — я осматриваю роскошество и изобилие провизии на старой клетчатой клеенке.

— Дня на два.

— Зачем? — я удивлена. Столько стараний на бессмысленное прозябание в глуши на каких-то коротких два дня.

Кевин подсаживается к Варе и начинает поглощать виноград из пакета.

— Не знаю. Таков приказ Марго. Наверное, хочет, чтобы ты лучше вспомнила прошлое.

Я киваю. Скорее всего, Темная хочет, чтобы я вспомнила полнее прошлое, чтобы выкинула инквизиторский бред из головы. А вместе с ним и моего Инквизитора из сердца.

— Бред какой-то. — Я с тяжелым вздохом падаю на стул рядом с Кевином. — Два дня прозябания в Вяземке с биотуалетом. Мечта просто!

— А ты хотела бы к Виктору? — Варя смотрит на меня своим пронзительным изучающим взглядом. Она знает больше, чем я показываю. Кажется, догадывается, что охладела к Савову: амнезия прошла и чувства не вернулись.

Я молча хватаю яблоко, украдкой ловя взгляд Ганна.

— Вы тут привыкайте к условиям, а я пойду, прогуляюсь до озера.

И, не дожидаясь их ответа, выхожу. Варя и Кевин стали напоминать мне Стефана и Еву: на людях делают вид, что между ними ничего нет, но наедине — попугаи-неразлучники. Поэтому не буду мешать своим присутствием.

Я иду на озеро, которое местные называют Бродом. А все из-за того, что одно время там тонуло очень много людей, притом пьяных, молодых, дурных на голову. Раньше при обнаружении утопленника говорили так:

— Еще одного водяного выловили!

— Да? А что так?