с вологодского сезона двадцать лет назад,— там он сблизился

с безвестным актером на выходах Шимановским, открывшим ему

тайны поэзии театра.

Восторгу Орленева не было предела, когда он узнал биогра¬

фию Мгеброва. Оказалось, что этот изящный юноша, так пла¬

менно увлеченный искусством, скрывается от преследований цар¬

ской политической полиции. Сын генерала, занимавшего видный

инженерный пост в военном министерстве, и одаренной певицы,

дебютировавшей в Мариинском театре и отказавшейся от своего

призвания, чтобы не подмешать карьере мужа, молодой Мгебров

еще в Михайловском артиллерийском училище в Петербурге свя¬

зался с кружком революционно настроенной студенческой моло¬

дежи. Связь эта не оборвалась и когда в чине подпоручика он

поехал на Кавказ. В ноябре 1905 года он вывел из казарм в Ба-

туме минную роту, чтобы оградить группу бастующих рабочих

от преследований казаков. Это была неслыханная дерзость, за ко¬

торую его должны были немедленно предать военно-полевому

суду. Но очень влиятельный генерал Мгебров, ссылаясь на нерв¬

ную болезнь сына, впредь до выяснения обстоятельств взял его

па поруки и даже умудрился отправить за границу, хотя судеб¬

ное дело против него шло своим порядком.

В Норвегии Мгебров изучал философию в столичном универси¬

тете, пока в его жизнь бурно не ворвался Орленев. Поначалу Па¬

вел Николаевич попросил своего нового знакомого быть перевод¬

чиком и посредником в переговорах с норвежским Национальным

театром. Мгебров не верил в успех орленевской затеи, он знал,

что такого рода эксперименты (совместный русско-норвежский

спектакль) не в духе традиций этой сильной, но консервативной

труппы. Тем более что речь шла об Ибсене, в пьесах которого не

допускались никакие отступления от канона. Но уже на второй

день его знакомства с Орленевьтм от этого скептицизма не оста¬

лось и следа.

Существуют две версии истории триумфального для Орленева

спектакля «Привидения» в норвежском театре: одна — в мемуа¬

рах самого Орленева, другая — в мемуарах Мгеброва. Одна — бо¬

лее эффектная, другая — более достоверная. Орленев, например,

пишет, что знаменитая София Реймерс, игравшая фру Альвинг,

и молодая актриса, игравшая Регину, когда он пришел к ним

в назначенный час, ждали его в передней с серебряными подно¬

сами, уставленными музейной посудой, и одеты были в кокошники

и душегрейки, как на картинах Маковского. Тому, кто хоть что-

нибудь знает о Реймерс, такой маскарад покажется невероятным.

Может быть, потом, после двух недель репетиций, и было нечто

похожее на эту игру в боярскую Россию. Но первая встреча

Орленева с его норвежскими коллегами происходила совсем по-

иному — в строгой и скромной обстановке дома Реймерс, хорошо

описанного Мгебровым: маленькая комната с изящной мебелью,

книги и картины, кофе и печенье, приготовленное самой хозяй¬

кой, «милая домашность», простота и все-таки некоторая величе¬

ственность премьерши Национального театра.

Возможно, что фру Реймерс согласилась принять Орленева из

любопытства (кто этот русский актер, который осмелился при¬

коснуться к их национальной святыне?), любопытства профес¬

сионального; она была хорошей актрисой, и ее интересовало все

связанное с именем Ибсена и интерпретацией его идей. Орленев

назвал себя и заговорил; Реймерс сразу насторожилась, ее испу¬

гал возбужденный до экстаза тон актера, ей казалось, что в его

одержимости есть какая-то неприятная болезненность. Вполне ли

он здоров, этот красивый белокурый человек, которому па вид

было* лет двадцать шесть — двадцать семь, возраст Освальда из

«Привидений», не больше. И, прежде чем отказаться от предло¬

жения Орленева, она попросила его сыграть какую-либо сцену

пьесы на его выбор. Он согласился, начал с первого акта и сыграл

всю роль до конца.

Теперь его нельзя было узнать. Он замкнулся, ушел в себя,

лицо его исказила гримаса боли, и руки «словно умерли под гне¬

том давящей все существо несчастного Освальда мысли» 3.

Эти руки и поразили Реймерс, ведь орленевский Освальд был

необыкновенно привлекателен, и тем трагичней был неумолимый

процесс его деградации и умирания. И Реймерс сразу убедилась,

что основой этой роли у русского гастролера являлась не патоло¬

гия сама по себе, в ее нарастающих фазах, а гармония, образ со¬

вершенства, грубо задетый и искаженный патологией.

В игре Орленева были минуты экстаза и были минуты покоя,

и при такой структуре роли ни одна его реплика не осталась не¬

услышанной. И не только потому, что он строго следовал знако¬

мому тексту Ибсена, не допуская никаких купюр. Логика партнер¬

ства двух разноязычных актеров была не формальной, она была

внутренняя, психологическая, подсказывающая и вынуждающая

произносить те слова, которые были единственно необходимы и

единственно возможны в данный момент. Реймерс сказала, что

у нее и у Орленева один счет времени, и уже на первой читке,

повинуясь бессознательному ритму, уверенно и без запинки под¬

хватывала его реплики. Однако полного согласия у них еще не

было. Едва начались совместные репетиции, выяснилось, что

план игры русского актера отличается от принятого в норвеж¬

ском театре.

Те психологические детали, которые непосредственно относи¬

лись к роли Освальда (вроде нервного постукивания по окон¬

ному стеклу), не вызвали разногласий. Споры возникли из-за

портрета камергера; Орленев, волнуясь, доказывал, что без этого

зримого образа прошлого он играть не сможет, ведь по ходу дей¬

ствия он с портретом беседует, задает ему вопросы, злится на

него, угрожает ему (замахивается трубкой). Норвежские актеры

возражали: чего ради фру Альвинг станет вешать на самом вид¬

ном месте в своем доме портрет ненавистного ей человека, память

о котором так для нее обременительна? Находчивый Орленев

мгновенно ответил: «А зачем тогда она строит приют и дает ему

имя камергера и, более того, приглашает сына на торжество от¬

крытия этого приюта?» Нет, портрет камергера — очень важная

подробность, напоминающая о двойной жизни дома Альвингов:

одной — видимой и благообразной, и другой — скрытой и таящей

в себе ложь и фарисейство. Эти доводы возымели свое действие,

и «Привидения» с участием Орленева шли в Норвегии в его ре¬

жиссерской редакции.

Об успехе актера в этом спектакле я уже писал в одной из

предшествующих глав книги и ссылался на отзыв «Дагбладет».

Могу только добавить, что успех шел нарастающей волной и что

газеты единодушно писали о всечеловечности искусства Орле¬

нева: он был русский и прежде всего русский, и он был норвежец,

и он был француз. Тем интересней, что журнал «Театр и искус¬

ство», на страницах которого из номера в номер печатались сен¬

сационные заметки о неудаче орленевской гастрольной поездки

в Америку, о его банкротстве, о его аресте, о его спешном отъ¬

езде, так откликнулся на триумф актера в Норвегии: «П. Н. Ор¬

ленев выступил в Христиании в роли Освальда в «Привидениях» 4.

И ни слова больше. Хорошо, что корреспондент газеты «Русское

слово» оказался более объективным и русские читатели узнали

из его телеграммы правду о норвежских гастролях Орленева:

«Христиания. 5/18. Смелый опыт артиста Орленева играть роли

Ибсена на норвежской сцене увенчался полным успехом. Газеты

отзываются восторженно. «Verdens Gang» пишет: «Представле¬

ние долго не изгладится из памяти»; «Morgenbladet»: «Гений тол¬

ковал гения»; «Dagbladet» сожалеет о невозможности видеть Ор-