В самом деле, труд немалый!

У попа и у Пэкалы

Был решителен и скор

Их несложный уговор,

Уговор весьма простой

(Рад-радешенёк святой,

Что Пэкалу заарканил!).

Он его на службу нанял,

Как и всех других парней:

Кто однажды осерчает —

Головою отвечает,

Носом собственным, точней.

Сам же он свое именье

Предоставит во владенье,

Всё, — тому, кто промолчал,

Потерпел, не рассерчал!

Был в земле той, очень бедной,

Всех богаче поп зловредный:

Всем селом свободно правит!

Ну, а что Пэкала ставит

На кон в споре за носы?

Только нос, а с ним — усы.

Поп — немалый мастер, чай.

Ты попробуй невзначай

На него не рассерчай!..

Ох, смекалка, выручай!

Вот Пэкале как-то раз

Поп такой дает наказ:

Разговор, мол, будет краток:

Вот тебе овец десяток,

Вот тебе, без лишних слов,

Десять племенных голов!

Перегнать, бродяга, надо

На богатый выгон стадо,

Чтобы каждая, мой друг.

Нагуляла бы курдюк!

Всыплю я тебе, понятно,

Ежели придешь обратно,

Потерявши хоть одну,—

Вздуть тебя не премину,—

Ох, тебя на славу взгреют,

Овцы коль не разжиреют!

Чтоб служил ты горячей —

Не даю тебе харчей.

Мой совет, любезный, прост:

Ты блюсти обязан пост!

Можешь, говоря короче,

Травку есть с утра до ночи,

Наберешься толстоты…

Уж не сердишься ли ты?

— Что вы! Упаси вас боже!

Мне сердиться отчего же?

В нужный срок, без лишних слов,

Десять возвращу голов!

И, не возмутясь нимало,

Тех овец погнал Пэкала

За холмы, на дальний луг,

Где одна трава вокруг,—

Ну, а то, что за труды

Не положено еды,—

В пищу и трава сгодится,

Почва все же не скупа!

Это ль повод рассердиться

На святейшего попа?

Месяц подходил к концу —

Брал чабан одну овцу,

Резал, кушал не без смака,

Все же голову, однако,

Он не ел — в мешке берег,

Дабы отчитаться мог.

Десять месяцев прошло,

Вновь пришел чабан в село:

«Поп, отличный ты советчик!

Скушал я твоих овечек

За твое, святой, здоровье!

Но, как молвлено в условье,

Я не просто кушал плов:

Десять я вернул голов!

О склони, святейший, взор:

Целы все, как на подбор!

К службе я готов дальнейшей!

… Нешто сердишься, святейший?»

Побледнев, дает ответ

Жадный поп: «Да что ты, нет…

Лучшие, поверь, едва ли

Пастухи на свете есть!»

Про себя ж замыслил месть

Нечестивому Пэкале.

Брат имелся у святого,

Брат любимый, брат меньшой

С ядовитою душой:

Кто ему промолвит слово

Чуть не так, не по нему,

Как деревня — вся в дыму:

Перья из перин летят —

То попов бушует брат,

Он обидчику в охотку

Перегрызть желает глотку.

«Слышь, Пэкала, милый друг,

Брату моему сюртук

Выходной, да пару брюк

Из муки сумей, пошей-ка!

Скоротаешь так досуг;

Для твоих умелых рук

Это ль труд? Трудись, гайдук,

Вот муки тебе сундук,

Всех ты лучше верных слуг,

Дорогая белошвейка!»

Для шитья исподтишка

Взял Пэкала два мешка,

Вся задача-то легка!

Для подкладки сюртука,

И особенно — для брючной,

Сделал он собственноручно,

Не щадя труда и сил,

Кашу — на особый случай:

Мамалыги наварил

На крапиве самой жгучей!

Скоро сроки миновали,

В день назначенный к Пэкале

Заявился брат попов:

Для примерки тех обнов.

Он покрой увидел дивный

И надел костюм крапивный.

Взвизгнул, высунул язык.

И свалился в тот же миг

У Пэкалы возле печки.

Кожа, как комар на свечке,

Вся сгорела у него,—

Было жженье таково,

Что ни встать ему, ни сесть,

Так осуществилась месть,

Наказание Пэкалово:

Он болел сто лет без малого!

Поп, узнав про это горе,

Прибежал к Пэкале вскоре:

«Что ты сделал, остолоп!» —

Заорал свирепый поп.

«Все, что велено, свершил:

Дорогой костюм пошил

Из отменнейшей муки.

Уговору вопреки,

Не изволите ль серчать?

Не велите ли начать

Отрезанье носа?..». «Что ты!

Лучшей не видал работы

Я, дружочек, с давних пор!

Уважаю уговор.

После шутки этой злой

Злобу затаил святой.

Скажем — ясно было чтоб —

Был женат тот жадный поп.

Он делил досуг свой мирный

С попадьею очень жирной.

Грудь ее была над пузом

Двум большим равна арбузам,

И с холмами лишь сравнится

То, что ниже поясницы.

И нигде в сравненье с ней

Бабы не было вредней:

Раз Пэкала в доме гость,

То ему к обеду — кость,

То ему в похлебку — гвоздь,

То ему — колючек гроздь,

Подносила задушевно

И копила ежедневно

На него, Пэкалу, злость.

Как-то раз сказал святой:

«Милый мой батрак, постой!

Что невесел ты, дружище?

Или мало сладкой пищи?

Иль бывает лучше, чище

И просторнее жилище?

Что понур твой, друг мой, вид?

Ты, случайно, не сердит?»

«Нет, — пастух поклон отвесил,—

Я, напротив, очень весел!»

Поп ответствовал: «Добро…

Ну, тогда бери ведро

Да ручные жернова;

Нынче служба такова:

Во дворе лежит щебенка,—

Всю, до самой крупной вплоть,

Должен ты перемолоть,

Мне вернуть мукою тонкой!

Не сиди, как пень тупой,

За работой громко пой

Иль играй на чем-нибудь,

Постараться не забудь

Дело кончить до утра,

Отступать не смей от правил!»

Поп такой наказ оставил

И поехал со двора.

Принялся за труд Пэкала —

Знать, ему и горя мало,

Песню помнил про запас:

Кто слыхал ее хоть раз,

Шел немедля в буйный пляс,

Землю сапогами тряс,—

Спой, Пэкала, не тая!

Прискакала попадья

И притопнула ногой

Наперед разок-другой…

В ту же самую минуту

Вдруг пошла плясать бэтуту^[24].

Знать, готова что есть мочи

Танцевать с утра до ночи,

Снова с ночи до утра —

Знать, по нраву ей игра!

Резво скачет, лихо пляшет,

Белой рученькою машет,

То меняет вдруг повадку —

Лихо пустится вприсядку,

Ножкой движет взад-вперед…

А Пэкала все поет.

Скачет, скачет попадья

От хорошего житья —

Скачет, пот не утирает,

А шутник наш все играет

На своей любимой дудке:

Плохи с ним, как видно, шутки!

«Злой батрак,

Ты дурак!

Прекрати,

Отпусти,

А не то

Палок сто,

Палок двести

Здесь, на месте,

Уж поверь мне, ждет тебя!»

«Нет, хозяина любя,

Должен камни я сейчас

Размолоть с веселой песней,

И теперь уже, хоть тресни,

Не нарушу я приказ!

Дотемна

Буду петь!

Ты должна

Потерпеть!»

Попадья, судьбу кляня,

Танцевала так три дня.

Жаждая ужасной мести,

Все кружилась по двору,

В день четвертый, поутру

Окачурилась на месте.

Воротился поп домой —

Во дворе застыл, немой,