женщины:

— Где найти хозяина дровяного склада?

— Идите в контору, вон там... — И женщина указала

в окно.

Шлепая по грязи, под проливным дождем, ринулся к

конторе. Директора не оказалось: уехал в Москву. Едва

разыскал завхоза.

Когда я попросил отдать мне наплыв с сосны, завхоз

посмотрел на меня несколько встревоженно:

— Ну, а как вы его возьмете? Там пилить надо... Да

вам, собственно, зачем?

Дело затягивалось; надо было найти убедительный

ответ.

— Я из наплывов портсигары делаю.

Завхоз оживился:

— Хорошо, берите. А пила-то есть у вас?

— Есть ножовка...

— Ножовкой тут делать нечего... Афанасий, — сказал

он одному из рабочих, окруживших нас, — возьми

двуручную пилу, поди помоги...

Я поблагодарил его, и вместе с Афанасием мы

направились на дровяной склад.

Дождь стал утихать.

Шофер с Афанасием отпилили наплыв. Он был

громадный — килограммов на пятьдесят.

Мы водрузили его на заднее сиденье машины и тронулись в путь. Прохожие с

удивлением поглядывали на странного «пассажира», развалившегося в машине.

Уже в мастерской я долго примеривал мою новую находку ко всей фигуре. Но, как

бы я ни вертел наплыв, как бы мысленно ни «отпиливал»

его в разных местах, решения не находилось. Наплыв ко всей фигуре не подошел.

Его шарообразность никак не вязалась с корявыми

формами всей остальной скульптуры.

Надо было искать

таких усилий и хлопот!

Работа над Дон-Кихотом была в полном разгаре.

Фигуры Росинанта и Дон-Кихота постепенно собрались.

Дело было за подставкой; из-за этого задерживалась работа

над скульптурой — без подставки ее трудно представить

себе в целом.

У меня в мастерской давно лежал пень «без дела» —

большой березовый комель с вычурными наплывами

с разных сторон. Начал примеривать его и подогнал

так удачно, как будто бы он был нарочно сделан для

этого.

Хотя все уже было решено и осталось только собрать

фигуру, работа шла медленно.

Бывали и такие случаи: просматривая запасы корней,

я вдруг обнаружил заднюю ногу Росинанта почти в

готовом виде, значительно более выразительную, чем уже

сделанная нога.

Решаюсь на сложную операцию. «Ампутировать! —

командую сам себе. — Прирастить!» И операция совер

шена.

Но вот подготовлены все части, вплоть до мелочей. Все

тщательно подобрано, многое уже склеено, и казалось,

что дело идет к концу. Но вышло не совсем так. До самого

конца работы возникали какие-то вставки и замены. Так,

я решил по-другому сделать лицо Дон-Кихота, то есть, по

существу, самое главное. Почти нетронутый

темно-коричневый сучок, который был до сего времени лицом

Дон-Кихота, я заменил светлым сучком, доработанным ножом.

В новом лице я обострил и сделал более выразительными

портретные черты образа.

Наконец, приготовив все детали, я окончательно

собрал скульптуру воедино.

Так же я сделал Санчо Панса и осла.

В самом начале моего увлечения корнями я

совершенно случайно узнал, что есть большой энтузиаст этого дела,

инженер по профессии, создавший огромную интересную

коллекцию. Товарищ, который рассказал мне об этом, был

сам у этого инженера, но забыл его фамилию и смог

только рассказать, как к нему пройти. Собирался я пойти к

этому моему соратнику не год, не два, а может быть,

целых три.

Но вот наконец я в походе. Нашел парадное, затем,

как мне было сказано, дверь. Звоню. Приоткрывает дверь

какая-то женщина. Через цепочку спрашивает:

— Вам кого?

— Не тут ли живет инженер, который корни... из

древесных корней что-то делает?

Женщина недоверчиво взглянула на меня, продолжая

держать дверь на цепочке.

— Это старичок Чувеляев? Он умер в прошлом году,

а вскоре умерла и его жена...

Женщина уже хотела захлопнуть дверь.

— Простите! — остановил я ее. — А не знаете ли вы,

где все его работы из дерева?

Женщина с явным раздражением буркнула:

— Не знаю... Всё увезли куда-то, кажется, его

родные... — и захлопнула дверь прямо перед моим

носом.

Я был огорчен и озадачен. Хорошо, что хоть фамилию-

то его узнал. Теперь надо начинать поиски коллекции

покойного инженера Чувеляева.

Направляюсь в адресное бюро. Тут Чувеляевых

вообще не оказалось. Явилось предположение: может быть,

коллекцию увезли родные его жены? Тогда ведь и

фамилия другая.

Следы обрывались в самом начале поисков...

Что предпринять, как искать дальше? Может быть,

Чувеляев публиковал в печати что-нибудь о своей

коллекции? Если так, то, пожалуй, скорее в печати для детей...

Я вспомнил, что когда-то видел что-то подобное в детском

журнале.

Сев к телефону, я начал звонить в редакции и

довольно быстро напал на след.

В журнале «Пионер» мне ответили, что заметка о

работе из корней была опубликована лет семь назад. Тогда

я попросил разрешения пересмотреть все комплекты

«Пионера» за последние несколько лет.

Это была нудная работа. Запестрели страницы за

страницами, месяц за месяцем, год за годом. Но мое

старание было вознаграждено: на одном из разворотов

журнала за 1933 год я увидел очертания корешков.

Но статья была подписана не Чувеляевым, а Кучумо-

вым. Кто это такой? Придется познакомиться с Кучу-

мовым.

Надо его искать. В редакции документов с адресами

не сохранилось. Под фотографиями корней была

подпись: «Фото X.». Я знал, что X. — ныне известный

фотограф.

Вскоре я уже звонил к X. Рассказал ему о своих

поисках и затруднениях и спросил, нет ли у него адреса Ку-

чумова. Фотограф любезно обещал мне найти его. Через

некоторое время адрес был в моих руках.

Нахожу улицу; вижу уже знакомый дом, стучусь в

квартиру — ту самую, где перед моим носом не так давно

захлопнулась дверь. Это квартира Чувеляева! Дело

приобретало загадочный оборот. Что за совпадение?

Случайности тут быть не могло: либо Кучумов сосед Чувеляева,

что показалось мне не очень-то вероятным, либо Кучумов

и Чувеляев одно лицо. Ведь существуют же псевдонимы!

Последнее предположение окрылило меня. И вот я снова

в адресном бюро. Кучумовых оказалось несколько. Я

переписал адреса и, вооружившись терпением, стал

объезжать их и надоедать совершенно незнакомым людям

моими расспросами.

Одни из Кучумовых неожиданно оказались дальними

родственниками Чувеляева и сообщили мне, что у него

есть замужняя сестра, и даже любезно дали мне ее адрес,

но о заметке в «Пионере» они никакого представления не

имели.

Так мне удалось познакомиться с родной сестрой

Чувеляева. От нее я узнал многое.

Федор Куприянович Чувеляев был

инженером-льноводом. Он страстно любил природу и особенно лес. Все

свободное время он посвящал странствованиям по лесам,

собиранию корешков и обработке их. Делал он это с

большой любовью и мастерством. Постепенно у него

набралась целая коллекция лесных диковинок, которые

он нежно называл «чувелями». После смерти Чувеляева

коллекция осталась у родных.

Федор Куприянович давал заметки в журналы,

подписываясь «Кучумов» — по фамилии матери (вот она,