После того как отец Мурэшану отслужил на прииске молебен, Иосифа Родяна еще согревали бледные проблески надежды; но настал день, и последний рудокоп покинул штольню. В этот день Иосиф Родян разразился такими неслыханными проклятиями, что перепуганная жена подумала, уж не лишился ли ее муж разума. Управляющий проклинал бога, последними словами честил священника и его молебен и готов был стереть в порошок Марину за то, что она посоветовала ему эту «свинскую глупость». До поздней ночи он метался по комнатам как раненый зверь и кричал так, что под окнами собирались люди, прислушиваясь и ужасаясь тому, что творилось в доме. Родян угрожал смертью Марине, работникам и служанкам, бил себя кулаками в грудь, по голове, дергал свои густые усы. Потом вдруг он начал срывать с себя одежду. Оторванные пуговицы раскатились по полу в разные стороны. Широкая пухлая грудь Родяна вздымалась, словно кузнечные мехи. Взгляд его был ужасен.

К ночи он успокоился, но не заснул, а будто впал в беспамятство. На рассвете следующего дня Марина нашла его сидящим по-прежнему на диване, но взгляд у него был сосредоточенный и решительный.

— Нужно как можно скорее преодолеть это, — проговорил он, и глухой его голос, казалось, шел из каких-то отдаленных глубин. — Нужно как можно быстрее преодолеть это и приняться за работу, — повторил он, и чувствовалось, что никакого ответа от жены он не ждет.

Марина истолковала его слова по-своему: у Иосифа, мол, голова еще не в порядке. Она горестно вздохнула, поджала бескровные губы и скрылась в соседней комнате. Но Иосиф Родян давно уже пришел в себя. От беспамятства, неистовой и нечестивой ярости он очнулся под утро, услышав на удивление отчетливо ясный и твердый голос. Голос этот звучал в нем самом, но был ему совершенно чужд. Он произнес: «Переживи все это, возьмись за работу, и звезда „Архангелов“ засияет вновь».

Если бы Иосиф Родян верил в бога, он подумал бы, что сам господь бог обратился к нему. После этого голоса ему стало так легко, словно тяжкие цепи, сковывавшие его, пали, черная трясина, образовавшаяся в душе, исчезла, и пропасть, разверзшаяся в нем, сомкнулась. Он почувствовал себя крепким, как железо. Ему показалось, что стоит только встать да упереться в стену, как дом если не перевернется, то рухнет наверняка.

«Переживи все это, возьмись за работу, и звезда „Архангелов“ засияет вновь». Слова эти, казалось, отпечатались, словно вспышкой. Иосиф Родян видел их как ослепительно сияющую строку, видел не глазами, а каким-то внутренним чувством. Трижды возникала перед управляющим эта магическая строка. Когда она ослепительной молнией сверкнула в первый раз, Иосиф Родян, ощутив вдруг безмерное спокойствие, сказал про себя: «Понятно! Разделаюсь с долгами и опять примусь добывать золото». Он вдруг явственно ощутил, что безвыходное положение, в каком он оказался, происходит вовсе не от того, что он потерял всякую веру в «Архангелов», а только от непомерной тяжести долгов. Да, это долги навалились так, что он и шевельнуться не мог и даже ум его помрачился: надо же совершить такую глупость — отслужить молебен, будто он может вернуть золото! Долги подкосили его, потому что ударили по самому больному месту, по его гордости и самолюбию. Он испугался людской молвы! А людская молва утверждала, что он бессилен возродить былую славу «Архангелов».

Но, услышав странный голос, Иосиф Родян вдруг понял, что все это глупости, что есть лишь одна-единственная цель, ради которой стоит бороться и не отчаиваться — будущее «Архангелов». И теперь это будущее виделось ему вовсе не безрадостным. Пусть люди радуются, что «Архангелы» иссякли, пусть они бегут с прииска, пусть ненавидят его, управляющего! Пробьет час, и управляющий «Архангелов» станет единоличным властителем всей округи и люди, злорадно толкующие о нем, не только будут пятки ему лизать — молиться будут на него, негодяи. Да! Молиться! Дайте только ему выпутаться из дурацкой истории с долгами! Ох уж эти долги! С каким удовольствием взял бы он за шиворот всех людишек, собиравшихся в комнате «девяносто шестой пробы», и разбил башку о башку. Даже ощутив опять свое могущество, Иосиф Родян не мог простить себе глупости, из-за которой поддался картежным страстям.

Больше он уже не ломал себе голову над тем, как выплатить долги. Он предчувствовал, что ему придется лишиться не только городских домов, но даже и дома в Вэлень, и всего золотоносного камня Но ничего! Достаточно, если он останется хозяином «Архангелов». Разве не этот прииск — источник всего его богатства?.. Не думал он и о том, как будет работать на прииске. Все это были второстепенные вопросы. А главное состояло в том, что у «Архангелов» найдут золото, много, очень много золота.

«Переживи все это, возьмись за работу — и звезда „Архангелов“ засияет вновь». Иосиф Родян в третий раз отчетливо услышал эти слова. Они говорили не о прошлом и не о будущем — они говорили о настоящем. Они внушали Иосифу Родяну, что именно сейчас он разделывается с долгами, сейчас принимается за новые работы и звезда «Архангелов» сияет вновь и именно сейчас. Ощущение было настолько убедительным и реальным, что Родян почувствовал себя почти счастливым. Он боялся спугнуть свое счастье и сидел неподвижно, глядя затуманенными от счастья глазами куда-то вдаль.

Потревожила его, войдя, Марина. Иосиф Родян очнулся и подумал, что за будущее свое он совершенно спокоен. Угнетали его только неоплаченные долги. Но он не сомневался, что, как только долги будут оплачены, все уладится. У «Архангелов» хватит золота, чтобы еще разок посмеяться над всем миром.

На следующий день он уже ходил по дому, спускался во двор и даже выглядывал на улицу. А потом зачастил на прииск — лазил по штольням, брал пробы пород. Домой он возвращался с горсткой камешков, завернутых в носовой платок, толок их в ступке, промывал и всегда находил крупинки золота.

Иосиф Родян снова стал разговаривать с домашними и даже повеселел. Правда, веселость его была какой-то странной, у Марины от нее перехватывало горло. Веселость эта казалась ей вымученной, хотя, возможно, она и ошибалась, потому что надежды мужа укреплялись с каждым днем. Только бы с проклятыми долгами покончить побыстрей!

Он был безгранично весел, когда получил извещение, что публичные торги назначены на двадцать пятое февраля.

В конце концов нужно было пережить и это! Иосиф Родян чувствовал, что он и шага не сможет сделать, если не избавится от гнета долгов.

Появление замужних дочерей не расстроило его, а обрадовало: предположение его оказалось верным, оба банка приступили к военным действиям.

Но не рады были Эуджения и Октавия. Погостив два дня в родительском доме, они отправились к себе, бледные и осунувшиеся, — как говорится, краше в гроб кладут. Однако дома свои они нашли запертыми и опечатанными, мужья куда-то переехали, и сестры, не осмелившись навести справки об их новых адресах, поспешили обратно в Вэлень.

Вступив в родительский дом, они не сказали, что побудило их так быстро вернуться назад, но отец тут же догадался, в чем дело, хлопнул в ладоши и расхохотался. Сквозь раскаты хохота с трудом можно было разобрать его слова:

— Распрекрасно! Да еще как! Значит, развод! Мы еще их поджарим!.. Баронессы мои!

Молодые женщины окаменели. С великим страхом смотрели они на великана, который, казалось, сошел с ума от радости, и незаметно, словно тени, выскользнули из отцовского кабинета. Целый день, и целую ночь, и еще следующий день проплакали они такими горькими слезами, что искупили ими всю прожитую жизнь. Покрасневшие глаза, ввалившиеся щеки и еще больше удлинившиеся носы — вот какими они стали и, похудев, постарели на добрый десяток лет. Теперь они понимали, в какую пропасть они катятся. Веселье отца пугало их так же, как пугало и их мать. Сами они ни во что уже не верили и ни в чем не видели себе спасения. Боясь подумать, что с ними будет, они целыми днями вспоминали о том, как было раньше. Их не интересовало, что происходит вокруг них теперь. Для них существовал один только радужный свет минувшего. Они высохли на глазах, и единственным живым чувством, в них оставшимся, было не отчаяние даже и не жажда мести, а озлобление. Беда, свалившаяся на них, сделала их похожими на двух ведьм.