Корнян присел на корточки и опытным взглядом принялся рассматривать камни. Управляющий жадно следил за выражением его лица. Когда наконец Корнян поднял голову, Иосиф Родян быстро спросил:

— Ну, что скажешь? — Выпученные глаза его блестели…

— Хорошая порода. Обещающая.

— Золото содержит?

— Возможно, есть и золото! Говорю же, хорошая порода.

— Скажешь тоже — возможно! Есть. Наверняка. А ну, берите-ка два куска, да не выбирайте — какой камень попадет под руку, тот и тащите, — приказал он сторожам. — Если золота в них не будет, — добавил он, выходя наружу, — можешь меня застрелить. Понял? Можешь пустить мне пулю в лоб.

Порода, которую вынесли на свет божий, действительно была прекрасной и, по общему мнению, весьма многообещающей, хотя до сих пор ни одной золотой блестки в ней не было обнаружено.

При виде старика Унгуряна управляющий хлопнул в ладоши:

— Знай, что у «Архангелов» еще много золота, — весело воскликнул Родян. — На всех хватит! — звонко ударил он ладонью о ладонь старика и пригласил: — Пойди убедись сам, что не зря трясся сюда. Пойди посмотри.

Пока камень толкли в ступках тяжелыми железными пестами, вокруг, низко склонив нечесаные головы, плотно стоял народ. Тишина стояла мертвая, и слышен был один только резкий и равномерный металлический звук. Камень растолкли в воде, и штейгер, взяв тазик и вращая его под струей воды, стал размывать густую кашицу. Вода уносила с собой каменную взвесь, и вскоре на дне появились блестки золота. Великая радость наполнила сердца всех присутствующих. Улыбка заиграла в глазах, осветила лица. Послышались вздохи облегчения. А золотых блесток становилось все больше, и каждая, даже едва заметная, чешуйка множила счастливые улыбки.

— «Архангелы» пали, да здравствуют «Архангелы»! — вне себя от радости закричал Иосиф Родян, заметив, что штейгер окончил промывку.

— Да здравствуют «Новые Архангелы»! — с воодушевлением подхватил примарь.

Старик Унгурян не сводил восторженных глаз с Иосифа Родяна. Поддавшись всеобщему энтузиазму, возвысил голос и он:

— Вот что значит ученый человек! Виват управляющий!

— Да здравствует управляющий! — хором подхватили остальные.

— Теперь все опасения позади, — весело заговорил Иосиф Родян. — Теперь можно признаться, что в старой галерее все золото выбрано, ибо нет ничего, что длилось бы до скончания света. Однако Корэбьоара — гора не маленькая, а золота в ней хватит на сотни лет.

Все три совладельца «Архангелов» укрылись в сарае и после долгих переговоров дружно решили, что с удвоенными силами будут продолжать работы в новой галерее.

После того как решение было принято, старик Унгурян неожиданно разволновался: он вспомнил о своем сыне-адвокате, о котором успел позабыть, пока трясся в седле и набивал себе шишки в темном забое.

— Господи, ведь это мне никак не поможет! — в отчаянье застонал он.

Два других акционера смотрели на него с удивлением и с испугом.

— Никак мне не поможет, потому что деньги мне нужны сегодня, и много денег. Сынок из Пешта прислал телеграмму, что застрелится. А у меня денег нет! — жалобно причитал Унгурян. — Вот ведь какая подлость — нету денег!

Старик не притворялся: получив телеграмму, он полез за деньгами в железный сундучок и нашел в нем всего три бумажки по десять злотых. Денег будущему адвокату требовалось больше и больше, и все чаще говорил он своим собутыльникам: «Ну, придется стреляться!»; что же касается доходов, то вот уж полгода как «Архангелы» ничего старику не приносили и жил он только тем, что давали ему другие, более мелкие прииски, а еще чаще запускал руку в наличный капитал, сохранившийся от лучших времен. И вот сегодня утром он, к своему ужасу, обнаружил, что от весьма солидной пачки банкнот осталось у него всего три бумажки.

Другой совладелец «Архангелов», примарь Корнян, хотя тоже не имел с прииска доходов, однако сохранил в запасе несколько тысчонок. Его счастьем было, что в доме их было всего двое, он да Докица, и они не успели промотать все дотла, хотя ни он, ни она скупостью не отличались.

— Твой адвокат подождет немножко, — холодно отрезал управляющий, предчувствуя, что Унгурян намерен просить у него денег, а поскольку в наличии у него было только несколько несчастных сотен, он поспешил предупредить возможную просьбу. Родян счел бы великим для себя унижением ответить на просьбу старика отказом.

— Не будет он ждать! Застрелится, домнул управляющий, и все тут! Я его знаю! — тревожно лепетал старик. — Если только уже не застрелился! — Старик умоляюще глядел на компаньонов.

— Сколько денег нужно? — спросил примарь.

— Трехсот хватит!

— И у тебя нету трех сотен?

Старик стал тереть ладонями щеки, лоб, потом тяжело вздохнул:

— Как видишь, нет.

— Вот доберемся до дома, я тебе одолжу, — успокоил его примарь.

— Ну, тогда все в порядке! Тогда дело будет! — сразу повеселел старик, — Сегодня денег нет, но завтра, в крайнем случае послезавтра, я соберу все золотишко, которое намыли за четыре дня. Теперь все в порядке.

В тот же день после обеда село обежал слух, что в новой галерее у «Архангелов» нашли золото. Однако, кроме людей, в этом заинтересованных, никто из жителей Вэлень доброй вести особенно не поверил. Большинство говорили: «Пока доберутся до такой руды, как в старом забое, много воды утечет».

Но рудокопы, трудившиеся на «Архангелах», возчики, доставлявшие с прииска камень, и рабочие на толчеях Иосифа Родяна разом оживились, услышав обнадеживающую весть.

И на следующий день во дворе Иосифа Родяна шла все та же лихорадочная работа, как и всегда.

Управляющий уже в город не ездил, всячески избегал письмоводителя Попеску и отца Мурэшану и ни свет ни заря был на прииске или наблюдал за толчеями возле дома.

О развлечениях в городе управляющий больше не помышлял. Он был уверен, что новая галерея принесет ему богатство, однако нередко ощущал на сердце давящую тяжесть. Неколебимая изначальная вера его в старую штольню рухнула, и на ее месте открылась глубокая и мрачная бездна, заполнить которую он ничем не мог. Сколько бы радужных планов ни вспыхивало над ней огоньками, они освещали лишь края этой пропасти, а со дна ее, как из подземной пещеры, поднималось леденящее дыхание. Казалось, в бездне его души затаился молчаливый враг, который только изредка тяжело там ворочался, но избавиться от него не было никакой возможности. Когда порою управляющий вспоминал о своих долгах двум банкам, на него словно обрушивалась ледяная вода горного водопада. Он не желал об этом помнить, но постоянно чувствовал, что долг этот давит на него все сильнее, преследует его неотступно и черная бездна в его душе день ото дня становится все мрачней. Иосиф Родян не хотел себе признаваться, что именно страх перед долгом мешает ему ездить в город.

Как ни старался управляющий быть веселым и доброжелательным, чаще всего он был мрачен и молчалив. А когда вспоминал то раннее утро, штейгера Иларие и дорогу, по которой мчался до дома, прииск и штольню, врезавшуюся в старинную выработку, сердце у него замирало от ужаса.

Была у него и еще причина для непокоя — жена его, Марина, давно уже разучившаяся улыбаться, сделалась еще нервнее, вздрагивала от каждого его грубого слова, вздыхала по ночам, не спала и что ни утро поднималась все бледнее и болезненней. После того как она поняла, что Иосиф будет прокладывать новую галерею, в ней угнездилась какая-то безнадежность. Управляющий замечал, что Марина все чаще задерживается перед иконами и ночами, думая, что муж спит, выбирается из постели и часами стоит на коленях перед образом, тревожа ночную тишь тяжкими вздохами. Иосиф Родян кипел, задыхался от злобы и шипел: «Дура баба! Выпрашивает золото у икон! Сумасшедшая дура баба!» Он пытался заснуть, но не мог.

Вздохи жены нагоняли на него страх, и, что самое странное, он не мог решиться и приказать ей лечь спать. Наоборот, он тихо поворачивался в постели, боясь, как бы Марина не заметила, что он знает, что она делает.