Молодые люди так промерзли, что не почувствовали никакой радости, когда сани остановились у ворот старика Унгуряна, — все на свете было им сейчас безразлично.

Увидев входящего в комнату сына, старик Унгурян осенил себя широким крестом.

— Свят, свят, свят! — забормотал он.

— Можешь не креститься, не черт перед тобой! — закипев от злости, процедил молодой человек.

Только сейчас старик понял, что фигура, следовавшая за сыном, не мужчина, а женщина. «Я не ошибся! Доамна!» — сообразил старик и, хотя был порядочно навеселе — перед ним в большой чашке стояло подогретое вино, — живо вскочил со стула, поздоровался, радостно улыбнулся и помог Ирмушке раздеться.

Прошло довольно много времени, пока путешественники пришли в себя. Старик и его жена усердно подливали в стаканы подогретое и приправленное перцем вино, а сами все время косились на приезжую доамну. Молодые люди сначала молча и жадно пили. Мало-помалу отогрелись. Сначала они почувствовали, как тяжелеют веки, наливаясь сном, потом их бросило в жар и по рукам и ногам побежали словно раскаленные мурашки.

Наконец студент сам наполнил два стакана и чокнулся с отцом и матерью. Попытался он чокнуться и с Ирмушкой, но та отвела свой стакан в сторону и звонко и непонятно заговорила. Молодой Унгурян выслушал ее до конца, потом заговорил сам. Потом они говорили оба, размахивая руками и перебивая друг друга, — они явно ссорились, но препирались между собой по-венгерски.

Старик растерянно смотрел на молодых людей. Наконец он сообразил, что между ними произошла размолвка.

Пока молодые, подогретые вином и запальчивостью, осыпали друг друга бранью, старик упрямо твердил:

— И такое бывает между мужем и женой! Честное слово! Ну, хватит вам, бросьте ругаться.

Молодые люди не слушали его и препирались еще довольно долго, пока «адвокат» весьма решительно не показал Ирмушке на дверь. Тогда Ирмушка вдруг замолчала, широко раскрыла засветившиеся глаза, подскочила к молодому Унгуряну и принялась целовать его так звонко, что было слышно по всему дому.

— Виват! — весело закричал старик. — Вот это мне нравится! Это по-моему!

— Мы чуть было не замерзли по дороге! — стал объяснять молодой человек, уклоняясь от поцелуев Ирмушки. — Подлый мороз! А теперь все тело горит.

— Вот и хорошо, — успокоил его отец, — так всегда бывает после мороза. А у вас там тоже холодно?

— Холодно, но не так! Потом дома, в тепле… — Молодой человек потянулся за стаканом.

— Правильно! Мороз-это наказанье божье, — продолжал старик. — А вы пустились в путь в этакую погоду!

Девушка поглядывала то на сына, то на отца, глаза ее смеялись, и сама она была радостной и веселой.

— Надо было приехать, — стал объяснять молодой Унгурян. — Того, что ты прислал, мне не хватило. Мне сейчас нужно сдать самые трудные экзамены. Несколько дней нужно как следует поднажать, и все будет в порядке.

— Значит… — нетерпеливо прервал его старик, вспомнив о письме, в котором сын обещал вернуться в Вэлень уже с дипломом. «Значит, диплома еще нет», — это хотел он сказать, но студент, тоже вспомнив о письме и уловив ход мыслей отца, предупредил его:

— Да, диплома я еще не получил. Но для этого мне нужно приналечь и потрудиться еще несколько дней… Я знаю, что ты хочешь сказать, — продолжал он, заметив, как на отцовском лице отразилось недоумение. — Ты хочешь сказать, что мне следовало бы остаться дома на эти несколько дней. Я тоже хотел бы этого. Но не могу! Подумай сам, с каких пор я у тебя не просил денег?

— Давно, что правда, то правда, — смущенно согласился отец.

— Так знай, что все это время я работал, не разгибая спины, сидел, уткнувшись носом в книги, — с воодушевлением принялся расписывать студент. — Даже позабыл, есть у меня деньги или нет. Трактирщики, которые меня знают, кормили меня в долг, зная, что я потом заплачу, даже их поразило упорство, с каким я взялся за науки. Но чужой человек чужим и останется, дорогой отец! Видя, что я слишком долго не плачу, они-хлоп! — и прикрыли свою лавочку. Что тут прикажешь делать? Деньгами, которые ты мне прислал, я немедленно прикрыл срочные долги, иначе обо мне стали бы рассказывать всякие басни — и это накануне получения диплома. Итак, я вынужден был отправиться домой, чтобы ты поверил, что мне действительно нужны деньги.

— Ведь я, — засмущался старик, — верил тебе и верю.

— И все-таки выслал не столько, сколько я просил.

— Ты не видишь, что делается на улице? Толчеи совсем не работают. И уж какую неделю! Если будут стоять такие морозы, я ни сегодня, ни завтра ничего тебе дать не смогу. Черт побери этот мороз!

Старик с какой-то злостью произнес эти слова. Он вспомнил, как два дня обивал пороги, как ему пришлось унижаться перед Прункулом, и его охватила ярость, он был зол на весь мир.

— Ничего, отец, — утешил его молодой человек. — Ничего страшного нет. Я могу подождать дома… Не будет же мороз держаться до скончания века. Потом я вернусь дней на шесть, на десять в Пешт и получу диплом.

— Это другое дело! — повеселел старик. Он с ужасом думал, что ему снова придется одалживать у Прункула. — Правильно ты решил. Как только заработают толчеи, будут и деньги. Дай вам господь счастья! С приездом вас! — Старик Унгурян поднял стакан и чокнулся с сыном и Ирмушкой.

Пока шел разговор между сыном и отцом, девушка поглядывала то на одного, то на другого, и видно было, что ей очень хотелось бы знать, о чем они говорят.

— Как ее зовут? — весело спросил старик, кивая в сторону доамны.

— Ирмушка! — ответил сын.

— Мушка! Ир-мушка! — подмигнул старый Унгурян. — Она твоя жена? Ты уже женился?

— Там посмотрим, — уклонился от прямого ответа сын. — Поглядим, какое приданое дадут за ней родители.

Упившегося вином старика ответ удовлетворил. И снова все ели и пили, и старик, улыбаясь, повторял: «Ир-мушка!» Иногда он разводил руками: «Диву даюсь, и как вы не замерзли? Просто смех — ехать в такой мороз!» Девушка весело болтала со студентом. С его помощью она сказала несколько приятных фраз обоим родителям, поклонилась им, улыбнулась и храбро продолжала пить вино.

Ужин затянулся допоздна: уж очень хорошее вино было в погребе у старика.

На следующее утро по всему селу разнесся слух, что «адвокат» Унгурян приехал домой в обществе доамны.

Сам старик весьма охотно отвечал на расспросы людей.

— Да, доамна Ир-мушка! Видная из себя, есть на что посмотреть!

— Они женаты?

Нет, пока еще нет. Решается вопрос о приданом.

— Значит, просто так приехали, показаться?

— Да, оглядеться! Ир-мушка! — весело восклицал старик.

С его плеч свалилась гора: он уже не ждал ежечасно телеграммы, требующей от него денег, которых достать неоткуда. Он был признателен сыну, что тот решил остаться дома до тех пор, пока не заработают толчеи и не появятся деньги.

В первый день после приезда студент не выходил из дома. На второй день он отправился в трактир Спиридона, где и встретился с бывшим студентом Прункулом.

Они обнялись, расцеловались.

— С кем это ты приехал? — перво-наперво поинтересовался Прункул.

— С Ирмушкой!

— Она здесь?

— Здесь.

— Ну, братец, тебе сам черт не брат! — расхохотался Прункул-младший. — И что ты думаешь делать?

Унгурян вместо ответа пожал плечами и сделал знак, что ему хочется выпить.

После этого Ирмушка часто сопровождала Унгуряна в трактир, и не только в трактир, но и в город. Хотя мороз не спадал, они ездили в город как… жених и невеста в сопровождении Прункула-младшего.

В конце концов погода изменилась, лед растаял, толчеи заработали, но Унгурян, как видно, и не думал возвращаться в Будапешт «на шесть, самое большее— десять дней». Он чувствовал себя прекрасно и дома, у Спиридона или в городе вместе с Ирмушкой и Прункулом.

Старик тоже не сожалел об этом. Он расплатился с Прункулом-старшим и облегченно вздохнул. Одно только его заботило: он заподозрил, что Ирмушка еврейка, потому что ни разу не видел, чтобы она перекрестилась. Об этом он как-то спросил сына, и после этого Ирмушка перед едой стала осенять себя крестом, как и все добрые христианки.