Вернувшись из Швейцарии на родину, Кустодиев снова вынужден работать

над заказами петербургского света. Так проходят дни, недели, месяцы. Но-

начало, положенное в Лейзене, не давало покоя, тревожило душу. И среди

каждодневной работы, тревог и забот Кустодиев не забывает о своей мечте:

"Занят сейчас кое-какими картинами, портретом и мечтаю все о большой

работе и, как всегда, когда был здоров, не писал того, что хотел, а вот

теперь смерть как хочется начать большую картину и тоже "купчих": уж очень

меня влечет все это!"

В 1914 году Кустодиев начинает писать ставшую знаменитой и находящуюся

ныне в Русском музее в Ленинграде "Купчиху".

Наконец художник находит себя. Невзирая на новые симптомы временно

притихшего недуга-, он с необыкновенным подъемом создает одну картину за

другой. "Красавица", "Девушка на Волге". Вслед за ними пишет серию

картин-песен "Масленицы", сверкающую панораму русских празднеств, народных

гуляний, калейдоскоп неповторимых по сочности и яркости красочных сочетаний.

Репин, учитель Кустодиева, писал:

"На Кустодиева я возлагаю большие надежды. Он - художник даровитый,

любящий искусство, вдумчивый, серьезный, внимательно изучающий природу.

Отличительные черты его дарования: самостоятельность, оригинальность и

глубоко прочувствованная национальность; они служат залогом крепкого и

прочного его успеха".

И ученик оправдал надежды. Репин был в восторге от его "Маслениц", да и

художественный мир наконец заметил новую красоту, найденную Кустодиевым.

...В 1915 году живописец побывал в Москве. Он бродил по городу, делал

зарисовки. Неизменнин спутником его был известный мхатовский актер В. В.

Луж-ский.

На вербном торгу у Спасской башни стоял трактир, любимое место отдыха

извозчиков. Они пили здесь чай. Кустодиева увлекла идея написать картину.

Так родился "Московский трактир".

Вот что рассказывает сын художника Кирилл, позировавший ему для этой

картины:

"Отец... сперва написал фон, затем приступил к фигурам. При этом он

рассказывал, как истово пили чай извозчики, одетые в синие кафтаны.

Держались чинно, спокойно, подзывали не торопясь полового, а тот бегом

"летел" с чайником. Пили горячий чай помногу - на дворе сильный мороз,

блюдечко держали на вытянутых пальцах. Пили, обжигаясь, дуя на блюдечко с

чаем. Разговор вели так же чинно, не торопясь. Кто-то из них читает газету,

он напился, согрелся, теперь отдыхает.

Отец говорил: "Вот и хочется мне все это передать. Веяло от них чем-то

новгородским - иконой, фреской. Все на новгородский лад - красный фон, лица

красные, почти одного цвета с красными стенами - так их и надо писать, как

на Николае Чудотворце - бликовать. А вот самовар четырехведерный сиять

должен..." Он говорит, а я ему в это время позирую: надев русскую рубаху, в

одном случае с чайником, в другом - заснув у стола, я изображал половых.

Позировал ему еще В. А. Кастальский для старика извозчика. Портретное

сходство, конечно, весьма приблизительное, так как отец старался верно

передать образ "лихача", его манеру держать газету, его руки, бороду.

Он остался очень доволен своей работой. "А ведь, по-моему, картина

вышла! Цвет есть, иконность и характеристика извозчиков получилась. Аи да

молодец твой отец!" - заразительно смеясь, он шутя хвалил себя, и я невольно

присоединялся к его веселью".

Говорят, в ленинградских архивах сохранилось пожелтевшее от времени

письмо некоего митрополита. Вот примерно его содержание: "Видно, диавол

водил дерзкой рукой художника Кустодиева, когда он писал свою "Красавицу",

ибо смутил он навек покой мой. Узрел я ее прелесть и ласковость и забыл

посты и бдения. Иду в монастырь, где и буду замаливать грехи свои".

Не берусь утверждать верность каждого слова из этого письма, но нельзя

не удивиться силе кисти художника, вызвавшего такую бурю чувств у

подготовленного к искушениям "святого" старца.

Величава "Красавица". Она вот-вот приветливо улыбнется, и тогда блеснут

жемчужные зубы, еще сильнее зардеются румяные щеки, появится ямочка на

подбородке, засияют лукавые бирюзовые глаза. Красавица только что

проснулась, она привстала на своем ложе, как розовая богиня в белой пене

пуховых белоснежных подушек и кружев.

Сказочна красота ее. И это скрыто не только в облике женщины, но и в

красочной феерии, в соперничающих друг с другом сверкающих, чистых, ярых

цветах. Каких только оттенков красного и розового нет здесь: кумачовые,

пурпурные, коралловые, багряные, рубиновые, алые!.. Не хватает слов, чтобы

описать чудесную радугу кустодиевской палитры. И как великолепно

противоборствуют этим горячим краскам холодные: голубые, лазоревые,

бирюзовые, сапфировые.

Красавица - русская Венера. Она пришла к нам из самоцветных народных

сказов, где текут молочные реки, где бродят добродушные лешие, где все дышит

силой и чистотой.

Вот как рассказывал сын художника о создании полотна:

"В апреле 1915 года мы переехали на Введенскую, где была мастерская с

двумя большими окнами, выходящими на улицу... Вскоре отец принялся здесь за

работу над картиной "Красавица", явившейся своеобразным итогом исканий

собственного стиля, начатых еще в 1912 году. Основой для картины послужил

рисунок карандашом и сангиной, сделанный с натуры (позировала актриса). С

натуры написано и пуховое одеяло, которое мама подарила отцу в день

рождения. Он работал над картиной ежедневно, начинал в шесть-семь часов утра

и работал весь день.

В десятых числах мая моя мать и сестра уехали в "Терем", и мы остались

вдвоем.. Как-та бабушка, жившая в то лето в Петербурге, принесла нам три

гипсовые фигурки, купленные на Сытном рынке. Они отцу очень понравились, и

он вписал их в картину (на ког моде, справа). Дома у нас хранилась чудесная

старинная стенка сундука с росписью по железу - на черном фоне красные розы

в вазе. Отец воспользовался и этим мотивом для узоров на сундуке, хотя цвет

и изменил".

В некоторых монографиях о Кустодиеве авторы приписывают художнику некий

постоянный скепсис. Они ухитряются разглядеть в стиле, почерке живописца,

создавшего своих бессмертных женщин, сатирический оттенок. Им кажется, что

Кустодиев где-то подг смеивается, подтрунивает над своими героинями. А между

тем сам художник, по свидетельству современников, был всегда влюблен в них,

а "Красавицу" считал венцом исканий, воплощением своего стиля. Кстати, эта

картина, как, впрочем, и вообще творчество Кустодиева, нашла высокую оценку

у Горького. Известно, что художник подарил большому русскому писателю ее

повторение.

"Не знаю, удалось ли мне сделать и выразить в моих вещах то, что я

хотел, - любовь к жизни, радость и бодрость, любовь к своему русскому - это

было всегда единственным "сюжетом" моих картин", - говорил Кустодиев.

Мало кому столько доставалось от художественной критики и

коллег-живописцев, сколько Кустодиеву.

Футуристы ругали мастера за то, что он никак не может порвать пуповину,

связывающую его с Репиным, я повтому все "оглядывается на передвижников".

Декаденты считали его искусство "безнадежно фотографическим". "Солидные"

критики из большой печати десятых годов называли работы Кустодиева

"лубочными". А в 20-е годы молодые критики, освоившие приемы вульгарной