— А как его настоящая фамилия? — Мой голос прозвучал неестественно, так как я попытался задать этот вопрос вроде бы, между прочим.

— Гейндрих Штельбен. Если вам интересно, можете посмотреть газетные вырезки. Я их сохраняю, так как многие мои гости интересуются нашей местной «знаменитостью».

Бармен тут же достал подборку вырезок.

— Можно мне взять их с собой?

— Конечно, только потом верните, пожалуйста. Я хочу поместить их в специальную рамку.

Я поблагодарил Манчини, повторил нашу договоренность о совместном посещении аукциона и поспешно ушел к себе в номер. Я был очень взволнован. Гейндрих Штельбен! Гейндрих! Включив настольную лампу, я вынул фотографию, переданную мне Инглезом в Лондоне. «Моему любимому Гейндриху от Карлы». Конечно, имя Гейндрих было не редким, но все же такое совпадение показалось мне странным. Я взял вырезки — их было всего две, довольно коротеньких, и обе из газеты «Коррьере делла Венециа». Я перевел их полностью. Вот они:

«Коррьере делла Венециа»,

20 ноября 1946 года.

АРЕСТ НАЦИСТСКОГО ВОЕННОГО ПРЕСТУПНИКА, СКРЫВАВШЕГОСЯ ОКОЛО КОРТИНО.

Вчера капитан карабинеров Фердинандо Салвецца арестовал нацистского военного преступника Гейндриха Штельбена, скрывавшегося под именем Паоло Сордини в высокогорном отеле «Кол да Варда» около Кортино. Этот отель и канатно-санная дорога были приобретены им от коллаборациониста Альберто Оппо — бывшего владельца гостиницы «Эксельсиор» в Кортино.

Гейндрих Штельбен разыскивается по обвинению в убийстве десяти английских солдат в 1944 году в районе Ла Специи. Он был офицером ненавистного гестапо и принимал участие в отправке итальянцев на принудительные работы в Германию, а также в расстрелах многих итальянских политических заключенных, ранее принадлежавших к левым партиям. Штельбен кроме того руководил отправкой в Германию итальянского золота, самой крупной была партия золота из Коммерческого банка в Венеции. По пути в Германию половина этой партии исчезла при таинственных обстоятельствах. По словам Штельбена, его солдаты по дороге взбунтовались и похитили часть золота.

Этот арест Штельбена карабинерами уже вторичный. Впервые он был арестован на вилле у озера Комо вскоре после капитуляции немецких войск в Италии. Он был доставлен в Милан и передан англичанам для ведения следствия, но уже через несколько дней бежал. Вместе с ним исчезла очаровательная танцовщица кабаре Карла Рометта, с которой он был близок.

Можно полагать, что вторично он был обнаружен на основании некоторой информации, полученной карабинерами. Штельбен был арестован одновременно с двумя немцами, выдававшими себя за итальянских рабочих. Пока еще неизвестно, являются ли они тоже военными преступниками.

Гейндрих Штельбен и сообщники доставлены в Рим и помещены в тюрьму «Реджина чели».

«Коррьере делла Венециа»,

24 ноября 1946 года.

САМОУБИЙСТВО ВОЕННОГО ПРЕСТУПНИКА.

По сообщению английских газет, известный немецкий военный преступник Гейндрих Штельбен, содержавшийся в тюрьме в Риме, покончил с собой вскоре после того, как был передан британским военным властям. Во время одного из допросов он раскусил ампулу синильной кислоты, которую прятал на себе.

Оба немца, арестованные около Кортино одновременно с ним, содержались в той же тюрьме и, приняв участие в бунте арестантов, были убиты во время перестрелки с карабинерами.

Я очень внимательно прочитал обе вырезки и снова взглянул на фотографию. Карла! Карла! Рометта! Гейндрих Штельбен! Да, действительно, совпадение очень странное...

ГЛАВА ВТОРАЯ

На следующее утро за завтраком Джо Вессон выглядел уставшим и раздраженным. Он до утра проиграл в покер с двумя американцами и чехом.

— Хотел бы я притащить сюда Инглеза, мрачно пробормотал он, — посадить на вершину этой проклятой горы и оставить там одного. Напихать бы ему в глотку снега, чтобы ему был противен вид льда даже в стакане виски,

— Не забывайте, что он первоклассный лыжник, — смеясь, ответил я. Инглез в свое время входил в британскую олимпийскую команду. — Вероятно, снег ему по душе...

— Знаю, знаю, но вы говорите о довоенном времени, когда ому не было еще и тридцати. Теперь он постарел, и ему нужен лишь комфорт и выпивка. Вы думаете, ему понравится сидеть в такой дыре — без женщин и, вероятно, даже без ванны, без порядочного отопления, в отсутствие кого-либо, кто постоянно твердил бы, какой он умный, и как мудры его высказывания?

— Ну уж, бар-то там есть.

— Бар, презрительно фыркнул Вессон. — Про тамошнего бармена рассказывают, что три предыдущих поколения в его семье — потомственные идиоты, что он специализируется на производстве так называемой «граппы», или виноградной водки из древесного спирта, что он самый грязный, самый ленивый и самый глупый итальянец, какого только можно сыскать, а это кое о чем говорит! И вот теперь я должен буду тащить свою аппаратуру на эту гору, будь она проклята, и плясать по колено в снегу, делая снимки только для того, чтобы удовлетворить манию величия Инглеза. И вообще я не горю желанием пользоваться канатной дорогой, построенной немцами и принадлежащей типу, который совсем недавно был арестован как гитлеровский военный преступник. Уверен, что эта дорога минирована!

Должен признаться, что, когда я увидел слиттовию, она мне тоже не понравилась. Мы стояли на перевале Тре Крочи, у начала трассы канатной дороги и, задрав головы вверх, смотрели на «Кол да Варда».

— Эмилио! — крикнул наш шофер, выходя из машины. Из бетонной постройки, в которой находился барабан с тросом, появился низенький человечек в английской солдатской шипели и з огромных ботинках, несомненно, принадлежавших кому-то из немецких солдат зенитной батареи, в свое время стоявшей на перевале Тре Крочи.

Лыжный сезон в Кортино только начинался, однако, в горах снега уже выпало много, а снег, валивший всю ночь напролет, девственно-свежим покрывалом окутывал все окрест.

Мы переложили в сани свои вещи, а лыжи поставили в специальную стойку сзади. Черный футляр моей пишущей машинки и камера Джо Бессона с принадлежностями выглядели здесь совершенно не на месте. Мы сели в сани, а человечек в ботинках встал позади нас за руль. Он включил рубильник, и трос перед санями натянулся, местами приподнявшись над снегом. Что-то хрустнуло, и мы медленно заскользили по снежной тропе. Почти сразу же мы оказались на склоне, и сани так. вздыбились, что я почти лежал на спине. Ощущение было непривычным. Отель скрылся из виду. Перед нами среди темных сосен вздымалась вверх бесконечная белая трасса, ведшая, казалось, прямо в голубое небо.

Я посмотрел назад. Гостиница на перевале Тре Крочи уже казалась чем-то вроде большого черного ящика на белом покрывале горного прохода, через который, подобно грязной коричневой ленте, вилась дорога в Австрию. Хотя светило солнце, я не видел того «солнечного, снежного рая», о котором говорилось в рекламных буклетах. Вокруг был безмолвный и суровый мир снега и лесов.

Санный трос был натянут, как струна. Нас окружала тишина, нарушаемая лишь мягким шуршанием полозьев на снегу. Воздух и сосны были неподвижны. Мы поднимались под углом градусов в шестьдесят.

— А случается, что канат лопается? — по-английски спросил Вессон у проводника.

Проводник, видимо, понял. Он с улыбкой покачал головой:

— Нет, нет, сеньор, никогда. Но вот на Фунивии (над нами проходила подвесная канатная дорога в Кортино), — проводник на мгновение выпустил рулевое колесо и выразительно развел руками, — однажды лопнул.

— И что же произошло? — поинтересовался я.

— К счастью, лопнул лишь один трос, второй выдержал. Пассажиры перепугались.

— Ну, а если наш трос лопнет? — продолжал расспрашивать Джо.

— Этот не лопнет. — Проводник прищурился. — А если лопнет, ничто нас не спасет, — и, улыбаясь, он показал на страшный обрыв позади нас.

— Большое спасибо, — только и мог произнести я.