Эрни Гаргалян был толст — Гаргантюан Гаргалян, так его иногда называли. К счастью он, как и я, ...

Эрни Гаргалян был толст — «Гаргантюан Гаргалян», так его иногда называли. К счастью он, как и я, жил на Марсе; здесь гораздо легче таскать на себе лишний вес. В нём было, должно быть, под полтораста кило, однако здесь он весил втрое меньше, чем на Земле.

Забавно, но Гаргалян был одним из немногих людей на Марсе, достаточно богатых, чтобы летать на Землю так часто, как захочется, но он никогда этого не делал; я не думаю, что он вообще планировал ещё хоть раз ступить на поверхность планеты-матери, хотя все его богатые клиенты жили там. Гаргалян торговал марсианскими окаменелостями: служил посредником между удачливыми старателями, нашедшими хорошие образцы, и состоятельными коллекционерами на Земле и брал за свои услуги такой же непомерный кусок финансового пирога, какой отреза́л от обычного.

Его контора располагалась во внутреннем круге — очень удачно; он знал всех. Входная дверь была из прозрачного аллокварца с вырезанным на ней лазером названием и часами работы; не совсем выбито в камне, но, тем не менее, подобающе солидно для торговца доисторическими останками. Называлась контора «Лавка старинных окаменелостей» — словно бывают какие-то другие.

Старинная дверь старинной лавки отъехала в сторону при моём приближении — несколько шумно, на мой взгляд. Марсианская пыль проникает всюду, даже под наш защитный купол; какая-то её часть, по-видимому, проникла и внутрь механизма двери.

Гаргаляна, сидящего за длинным рабочим столом, заваленным кусками горной породы, я застал посреди деловых переговоров. Старатель — седовласый, с изборождённым морщинами лицом; по виду его могли прислать из «Централ-Кастинга»[1] — стоял рядом с Гаргантюаном (ладно, ладно, я тоже его иногда так называю). Они оба смотрели в монитор, который показывал крупный план окаменелого ризоморфа.

— Aresthera weigartenii, — удовлетворённо произнёс Гаргалян; у него был отрывистый ливанский акцент и низкий, раскатистый голос. — Причём молодая особь — на данной стадии развития они встречаются редко. И видите этот радужный отлив? Прекрасно. Преминерализация силикатами. За него можно получить приличную цену — да, очень приличную.

Голос старателя был хрипл. И у тех из нас, что бо́льшую часть времени живут под куполом, достаточно много проблем из-за сухого воздуха; те же, кто полжизни проводит в поле, дыша воздухом из баллонов, хрипят неимоверно.

— Насколько приличную? — спросил он, прищуриваясь.

Гаргантюан, нахмурившись, задумался.

— Я могу продать это быстро за, скажем, одиннадцать миллионов… если дадите мне больше времени, то, вероятно, и за тринадцать. У меня есть клиенты, специализирующиеся на A. weigartenii, которые заплатят больше, но они долго раздумывают.

— Деньги мне нужны быстро, — сказал старатель. — Это дряхлое тело долго не протянет.

Гаргалян оторвал взгляд от монитора, чтобы взглянуть на старателя, и в этот момент заметил меня. Он кивнул мне и поднял палец — палец, который означает «одну минуту», а не другой, хотя и его я вижу довольно часто, входя в разные места. Он кивнул старателю, по-видимому, соглашаясь, что ему немного осталось в этом или любом другом мире, и сказал:

— Стало быть, ускоренный вариант. Давайте я выпишу вам квитанцию за вашу находку…

Я дождался, пока Гаргалян завершит дела и потом подошёл к нему.

— Привет, Эрни, — сказал я.

— Мистер Дваикса собственной персоной! — провозгласил Гаргалян; его мохнатые брови взлетели над круглым обрюзгшим лицом. Он любил меня так называть, потому что мои имя и фамилия — Алекс Ломакс — оканчивались на эту букву.

Я вытащил из кармана планшет и показал ему фото семидесятилетней женщины с седыми волосами, уложенными в чёлку над морщинистым лицом.

— Узнаёшь её?

Гаргантюан кивнул; его подбородки заколыхались.

— Конечно. Меган Делакурт, или Делани — как-то так, да?

— Делахант, — сказал я.

— Точно. Что случилось? Она твоя клиентка?

— Она ничья клиентка, — сказал я. — Старушка отдала концы.

Я видел, как сузились на мгновение глаза Гаргаляна. Зная его, я мог предположить, что он сейчас подсчитывает: он остался должен ей денег или она ему?

— Печально это слышать, — сказал он с той разновидностью сожаления, что является лишь формой вежливости — предположительно это означало, что с её смертью он ничего не потерял. — Она была довольно стара.

— «Была» — очень подходящее слово, — сказал я. — Она перегрузилась.

Он кивнул без капли удивления.

— Вот и тот старик тоже хочет. — Он указал на дверь, за которой скрылся давешний старатель. Это был довольно распространённый сценарий. Люди прибывают на Марс молодыми в надежде сколотить здесь состояние поиском окаменелостей. Удачливые натыкаются на ценную находку быстро; неудачники продолжают искать и искать, постепенно старея. И если находят пристойный экземпляр, то первым делом перегружаются, пока не стало слишком поздно. — Так что с ней? — спросил Гаргалян. — Дело о производственном браке? Родственники хотят засудить «Новый Вы»?

Я покачал головой.

— Нет, перегрузка прошла хорошо. Но кто-то убил перегруженную версию вскоре после совершения перегрузки.

Брови Гаргаляна взметнулись вверх.

— А это возможно? Я думал, что перегруженные бессмертны.

Я на собственном недавнем опыте убедился, что перегруженного можно убить с помощью оборудования, специально сконструированного для этой цели, но единственный на Марсе широкополосный дезинтегратор находился в надёжных руках новоклондайкской полиции. Тем не менее некоторое время назад я стал свидетелем совершенно невероятного самоубийства, совершённого перегруженной личностью[2].

Но в этот раз всё было значительно проще.

— Её заманили на верфи — по крайней мере, так это выглядит — и поставили перед дюзой лежащего на брюхе большого ракетного корабля. Кто-то запустил двигатель — она и сыграла Маргарет Хэмилтон[3].

Гаргалян разделял моё увлечение старыми фильмами; он понял о чём я говорю и содрогнулся.

— Ну так тогда же всё ясно, нет? Это наверняка кто-то из экипажа — кто-то, имеющий доступ к управлению двигателем.

Я покачал головой.

— Нет. Дверь в пилотажную кабину взломали.

Эрни нахмурился.

— Ну, может быть, это кто-то из команды пытался представить дело так, словно это был не кто-то из команды.

Спаси меня боже от детективов-любителей.

— Я проверял. У них у всех есть алиби — и, разумеется, ни у кого нет мотива.

Гаргантюан издал фыркающий звук.

— А что с оригинальной версией Меган? — спросил он.

— Её уже нет. Оригинал обычно подвергают эвтаназии немедленно после создания копии; нельзя позволять, чтобы существовало две версии одного и того же человека одновременно.

— Для чего может понадобиться убивать кого-то после перегрузки? — спросил Гаргалян. — Ну, то есть, если хочешь кого-то прикончить, гораздо проще это сделать, пока он в своём нормальном биологическом теле, верно?

— Полагаю, так.

— И убийство перегруженного — это ведь всё равно убийство, верно? Я, правда, таких случаев не припоминаю, но по закону именно так, да?

— Да, это всё равно убийство, — сказал я. — Наказание за него — пожизненное заключение; на Земле, понятное дело. — Когда срок заключения больше двух марсианских лет, дешевле отправить преступника на Землю, где воздух бесплатный, чем держать его в под замком здесь.

Гаргантян снова покачал головой и подбородками.

— Она казалась такой приятной старушкой, — сказал он. — Не представляю, за что кому-то могло захотеться её убить.

— Это «за что» меня тоже беспокоит, — сказал я. — Я знаю, что она приходила сюда пару недель назад с образцами на продажу; я нашёл квитанцию у неё в планшете.

Гаргалян указал на свой настольный компьютер, и мы подошли к нему. Он заговорил, обращаясь к машине, и на мониторе, с которым он работал ранее, появились изображения окаменелостей.

— Она принесла трёх пентапедов. Один оказался барахлом, но два других были очень приличные.

— Ты их продал?

— Этим я здесь и занимаюсь.

— И отдал ей её долю?

— Да.

— Сколько это было?

Он снова заговорил с компьютером и указал на появившуюся на мониторе сумму.

— За всё девять миллионов соларов.

Я нахмурился.

— В «Новом Вы» базовая конфигурация стоит семь с половиной. После того, как она перегрузилась, не могло остаться достаточно денег, чтобы оправдать убийство. Если только… — Я вгляделся в изображения образцов, которые она принесла, однако я вряд ли был способен надёжно оценить их качество. — Ты сказал, два образца были приличные. — «Приличный» — любимое прилагательное Гаргаляна; должно быть, он никогда не посещал курсы писательского мастерства.