Следующий магазин находился в квартале от «Бакки» на южной стороне улицы. Кайл дождался, пока бело-красный трамвай, недавно переделанный в монорельс, бесшумно проскользнёт мимо, и перешёл через улицу.

Магазин выглядел куда роскошнее «Бакки»; кто-то недавно вложил кучу денег в обновление старинного здания из бурого песчаника, в котором он располагался, и очистил фасад пескоструйной машиной; большинство сейчас ездило на скиммерах, однако многие здания всё ещё носили следы въевшейся сажи десятилетий автомобильных выхлопов.

Когда Кайл вошёл, послышался звон колокола. В магазине было около дюжины покупателей. По-видимому, услышав звон, из-за тёмного деревянного стеллажа показался клерк.

Это был Зак.

— Мис… мистер Могилл? — сказал он.

— Здравствуй, Зак.

— Что вы здесь делаете? — Он сказал это с таким ядом в голосе, будто любое упоминание Кайла было ему отвратительно.

— Мне нужно с тобой поговорить.

— Я работаю.

— Я вижу. Когда у тебя перерыв?

— Не раньше полудня.

Кайл не стал смотреть на часы.

— Я подожду.

— Но…

— Я должен с тобой поговорить, Зак. Большего я не прошу.

Зак поджал в раздумье губы. Потом кивнул.

Кайл принялся ждать. Обычно ему нравилось бродить по книжным магазинам — особенно по магазинам бумажных книг. Однако сегодня он слишком сильно нервничал. Он провёл некоторое время, просматривая старое издание «Канадских цитат Коломбо», читая изречения известных людей о семейной жизни. Коломбо утверждал, что самым знаменитым изречением канадского происхождения является маклюэновское «Форма есть содержание». Это, по-видимому, было правдой, но наиболее часто повторяемой фразой, пусть и не чисто канадского происхождения, было «Мои дети меня ненавидят».

Ждать всё ещё оставалось довольно долго, и Кайл вышел из магазина. Рядом обнаружился магазин постеров. Он вошёл и огляделся; магазин был декорирован хромом и белой эмалью. Здесь было множество картин природы Роберта Бэйтмана. Кое-какие репродукции Группы Семи[4]. Серия работ Жана-Пьера Нормана[5]. Фотопортреты нынешних поп-звёзд. Старые кинопостеры — от «Гражданина Кейна» до «Падения джедая». Сотни пейзажных голопостеров — сухопутных, морских и космических.

И Дали — Кайлу всегда нравился Дали. Здесь было «Постоянство памяти» - картина с плавящимися часами. И «Тайная вечеря». И…

Скажем, вот эта была бы полезна его студентам. «Christus Hypercubus». Она не попадалась ему на глаза много лет, а ведь этот образ определённо оживил бы его лабораторию.

Его, конечно, немного потеребят из-за того, что он вывесил картину с религиозным подтекстом, но что с того? Кайл нашёл автомат, который сворачивал постеры, и отнёс один к кассе, за которой сидел низкорослый мужчина восточноевропейской наружности.

— Тридцать пять девяносто пять, — сказал кассир. — Плюс-плюс-плюс. — Плюс ПСП, ОНП и ННП[6]: канадцы — самый налогооблагаемый народ в мире.

Кайл протянул ему свою карточку смарт-кэш. Кассир поместил её в считыватель, который вычел сумму покупки со встроенного в карточку чипа. После этого кассир обернул постер в полиэтиленовый пакет и протянул его Кайлу.

Кайл вышел из магазина. До перерыва Зака оставалось несколько минут.

— Здесь есть, где поговорить? — спросил Кайл.

Зак по-прежнему выглядел не слишком желающим разговаривать, но после секундного раздумья сказал:

— В офисе?

Кайл кивнул, и Зак отвёл его в заднюю комнату, которая скорее выглядела как склад, а не нечто, что оправдывало бы звание офиса. Зак закрыл за ним дверь. Шаткие стеллажи и два обшарпанных деревянных стола заполняли помещение. На обновление этой части магазина денег явно не тратили; главное — как он выглядит снаружи.

Зак предложил Кайлу единственный стул, но Кайл покачал головой. Зак уселся. Кайл облокотился на стеллаж, который сдвинулся под его весом. Кайл тут же отошёл от него — не хватало ещё, чтобы на него что-то свалилось; этого в последние дни и так было достаточно.

— Зак, я люблю Бекки, — сказал Кайл.

— Тот, кто любит, — твёрдым голосом ответил Зак, — никогда бы не сделал того, что сделали вы. — Он секунду помедлил, словно раздумывая, стоит ли испытывать судьбу. Но потом, со свойственной молодости убеждённостью в собственной правоте, добавил: — Вы больной ублюдок.

Кайлу захотелось заорать и ударить поганца.

— Я ничего не делал. Я никогда не причинял ей зла.

— Вы причинили ей зло. Она не может…

— Что?

— Ничего.

Но Кайл кое-чему научился у Читы.

— Скажи мне.

Зак, казалось, задумался, потом, наконец, буркнул:

— Она даже не может больше заниматься сексом.

Кайл почувствовал, как у него подскочило сердце. Разумеется, Бекки была сексуально активна; ей девятнадцать, в конце концов. И всё же, хотя он об этом и подозревал, услышал он это впервые.

— Я никогда не касался её в этом смысле. Никогда.

— Ей не понравится, если она узнает, что я с вами говорил.

— Чёрт возьми, Зак, моя семья разваливается на части. Мне нужна твоя помощь.

Самодовольная ухмылка.

— В четверг вы говорили другое. Вы сказали, что это семейное дело. Сказали, что меня оно не касается.

— Бекки не хочет со мной говорить. Мне нужно твоё посредничество.

— Зачем? Сказать ей, что вы этого не делали? Она знает, что это не так.

— Я могу доказать, что я этого не делал. Потому я и здесь. Я хочу, чтобы вы пришли в университет.

Зак, на котором была футболка с логотипом Райерсона[7], ощетинился; Кайл знал, что те, кто учился в двух других торонтских университетах, терпеть не могут, когда Университет Торонто называют просто «университетом».

— Зачем? — спросил Зак.

— В УТ преподают судебную экспертизу, — ответил Кайл. — У них есть лабораторный полиграф, и я знаю парня, который на нём работает. Он был экспертом-свидетелем на сотнях судебных процессов. Я хочу, чтобы ты пришёл в эту лабораторию, и меня подключат к детектору лжи. Ты задашь мне любые вопросы на эту тему и увидишь, что я отвечаю правду. Я не причинял Бекки зла — я просто не мог. Ты увидишь, что это правда.

— Вы можете подговорить своего друга сфабриковать тест.

— Тогда мы можем провести тест где-нибудь ещё. Назови место; я всё оплачу. А потом, когда ты узнаешь правду, ты, возможно, поможешь мне достучаться до Бекки.

— Патологический лжец может обмануть детектор лжи.

К лицу Кайла прилила кровь. Он бросился вперёд и схватил сопляка за грудки. Но потом отступил и широко развёл руки в стороны.

— Прости, — сказал он, отчаянно пытаясь успокоиться. — Я тебе говорю, я ни в чём не виноват. Почему ты не хочешь дать мне это доказать?

Лицо Зака покраснело; должно быть, он испытал прилив адреналина, когда Кайл кинулся на него.

— Мне не нужны ваши тесты, — сказал он хрипло. — Бекки сказала мне, что вы это делали. Они мне никогда не лжёт.

Разумеется, лжёт, подумал Кайл. Люди всё время лгут другим людям.

— Я этого не делал, — снова сказал он.

Зак покачал головой.

— Вы просто не знаете, чего это всё Бекки стоило. Но сейчас ей уже лучше. Когда мы в четверг вернулись от вас, она проплакала несколько часов, но сейчас ей гораздо лучше.

— Но Зак, ты ведь знаешь, что мы с Бекки живём отдельно уже почти год. Если бы я действительно делал то, о чём она говорит, она бы наверняка уехала бы из дому раньше или сказала что-нибудь об этом сразу после переезда. Так какого же чёрта…

— Думаете, об этом так легко говорить? По словам её психотерапевта…

— Психотерапевта? — Кайла словно громом поразило. Его дочь ходит к психотерапевту? Почему он ничего об этом не знает? — За каким хреном ей понадобился психотерапевт?

Зак состроил мину, означавшую, что ответ очевиден.

— Как зовут этого психотерапевта? Если я не могу убедить тебя, то, может быть, его у меня убедить получится.

— Я… не знаю.

— Врёшь.

Однако обвинение лишь укрепило Зака в его решении.

— Не вру. Я не знаю.

— Как она его нашла?

Зак пожал плечами.

— Это то же самый, к которому ходила её сестра.

— Мэри? — Кайл отступил назад и наткнулся на другой деревянный стол. На углу стола была расстелена салфетка с недоеденным пончиком; он упал на пол и распался на две половинки. — Мэри тоже ходила к психотерапевту?

— Конечно, ходила. И кто станет её за это винить после того, что вы с ней сделали?