противотанковые орудия. В первые минуты артиллерийской подготовки участок

прорыва обрабатывали тяжелые пушки и гаубицы. Под прикрытием этого огня

передовые стрелковые батальоны спустились к реке и начали

сосредоточиваться для переправы. В этот момент грянули залпы реактивной

артиллерии. Полки БМ-13 открыли огонь по ближайшим тылам противника, а

тяжелые гвардейские минометные бригады из состава 2-й гвардейской

минометной дивизии подвергли огневой обработке Толкачево. В течение

полутора — двух минут они обрушили на этот узел сопротивления около 4800

снарядов М-31. Наша пехота ворвалась в Толкачево, когда там еще не

рассеялись клубы дыма и пыли от разрывов. Атака была столь стремительной,

что через восемнадцать минут Толкачево было взято.

— Мы встретили незначительное сопротивление, — рассказывали участники

этого боя.

— Из пятисот солдат и офицеров Толкачевского гарнизона уцелело только

двадцать восемь. На нашем участке после залпа «катюш» не осталось ни

одного блиндажа, ни одного орудия, — показали пленные.

Теперь Рутковский в присутствии офицеров гвардейских минометных

частей не осмеливался высказывать свое мнение. Но втихомолку, среди своих

единомышленников продолжал посмеиваться: «Попробуй докажи, кто разгромил

Толкачево или Вяжи-Заречье: все туда стреляли...»

«...Если бы на фронте был один Рутковский, — думал генерал, — не

стоило бы копья ломать. Но рутковские есть и в штабах армий, и в штабах

корпусов, и даже в штабе гвардейских минометных частей...»

Продолжая управлять машиной и зорко всматриваясь в темную даль

августовской ночи, Назаренко как бы снова видел перед собой старого

полковника, видел и Бережного, но теперь уже не столь скрытного и

осторожного, как три месяца назад... «Откуда у этих людей такие взгляды на

новую артиллерию? Возможно, они покоятся на вере в незаменимость

классической артиллерии, которая служит уже пять веков?.. Рутковский стал

артиллеристом еще до первой мировой войны, был поручиком царской армии. В

гражданскую войну служил в Красной Армии в качестве «военспеца», потом

работал преподавателем в военных училищах. Старая, слепая вера в то, «чему

поклонялся», закрыла ему глаза на то, что совершается вокруг. Ствол и

лафет — это для него артиллерия, это освящено веками, это Рутковский

признает... Где ему увидеть, что в истории артиллерии началась новая,

примечательная глава!.. А Бережной?.. Разве в его поведении сказывается

только нежелание портить отношения с начальством? Несколько дней назад

позвонили из Москвы и предложили написать статью для журнала «Военная

мысль», поделиться опытом, поспорить с теми, кто недооценивает новое

оружие. Бережной, узнав об этом, как повел себя? Сначала проговорил что-то

невнятное, а потом отважился: «Ну, стоит ли, Алексей Иванович... Оружие

наше молодое, опыт невелик, зачем торопиться с выводами?» Разговор

затянулся допоздна, а когда поужинали, Бережной сказал еще откровеннее: «С

ветряными мельницами, что ли, воевать? Я лично собираюсь возвратиться в

ствольную артиллерию»...

Машина свернула на проселочную дорогу, проехала несколько километров

по лесу и остановилась перед шлагбаумом. Генерал дал себя разглядеть

часовому и медленно подкатил к пятистенному дому с палисадником.

Несколько минут спустя Назаренко сидел за столом, и его большая

жилистая рука быстро скользила по листу бумаги. Переносная электрическая

лампочка, прикрепленная к потолку, освещала стол. Генерал писал, почти не

останавливаясь. То, что было обдумано в пути, как бы само ложилось на

бумагу...

Телефонный звонок заставил генерала отложить карандаш.

Спустя несколько минут Назаренко снова был в пути, его вызвали в штаб

фронта.

Во второй половине августа 1943 года войска Брянского фронта подошли

к Карачеву. Отсюда лежал кратчайший путь к Брянску. Но лобовой удар по

Брянску не сулил успеха. Начались поиски другого решения. С неделю на

фронте было затишье. Назаренко счел нужным объехать свои полки и бригады,

чтобы иметь личное суждение об их готовности к новым боям. Он побывал и в

штабах армий, корпусов, беседовал с командирами стрелковых дивизий и

полков, был в стрелковых батальонах. Хотелось как можно лучше разобраться

в сложившейся практике боевого использования реактивной артиллерии.

Возвратившись ночью в свой штаб, Назаренко под свежим впечатлением

принялся писать статью для журнала «Военная мысль». Тогда и раздался

телефонный звонок, заставивший генерала спешно выехать в штаб фронта.

Военный Совет фронта принял уже решение, как дальше развивать

наступление на Брянск. Участок для прорыва был выбран в районе населенных

пунктов Орля — Калинино, южнее города Кирова. Это был сравнительно «тихий»

участок. Наши войска подошли сюда еще в марте 1942 года. Задержанные на

этом рубеже, они перешли к обороне. Противник тоже стал укреплять свои

позиции. Прошло больше года... За это время войска Западного и Брянского

фронтов провели большую наступательную операцию, в результате которой был

срезан северный фас «Орловского выступа» (июль — начало августа 1943

года). Линия фронта выравнялась до рубежей, удерживаемых противником в

районе города Кирова. Теперь этот район замыкал левый фланг немецкой

обороны, возведенной гитлеровцами вдоль лесного щита перед Десной — водным

препятствием, окружающим Брянск с трех сторон: с севера, востока и

юго-востока. Эта оборона опиралась на «лесные городки» — сложные

сооружения с двойными деревянными стенами, между которыми была засыпана

земля; на углах городков были возведены дзоты и вышки, в стенах прорезаны

бойницы. Все подступы к «городкам», напоминавшим древние «остроги», были

сплошь заминированы.

Хотя прорвать эту оборону было нелегко, но при наступлении из района

Орля — Калинино открывалась возможность нанесения флангового удара для

прорыва в юго-западном направлении и выхода в тыл главным силам противника

и основным его инженерным сооружениям, прикрывающим Брянск.

План, намеченный нашим командованием, предусматривал проведение

операции силами войск 50-й армии под командованием генерала И. В. Болдина.

В прорыв намечалось ввести 2-й гвардейский кавалерийский корпус.

Замысел этой операции раскрыл перед Назаренко командующий артиллерией

фронта.

...Уже рассветало, когда невысокий, худой, шестидесятилетний

генерал-артиллерист отошел от карты. Говорил он лаконично, не вдаваясь в

подробности, излагая лишь самое существо дела. Теперь он пригласил

Назаренко сесть.

— Вы только что закончили инспектирование своих частей? — спросил

командующий.

— Да.

— И что же, как полки? Потери велики?.. Как с боеприпасами, горючим?

Назаренко коротко обрисовал положение.

— Ясно, — одобрительно отозвался командующий. — Теперь нам нужно

решить самое важное — что мы можем выделить 50-й армии?

Командующий артиллерией фронта ценил Назаренко за его энергичность и

беспокойный характер и, хотя не всегда разделял его взгляды на роль тех

частей, которыми он командовал, неизменно советовался с ним, когда дело

касалось боевого использования реактивной артиллерии.

— У нас есть что предложить генералу Болдину, — сказал Назаренко. —

Мы имеем десять полков БМ-13, тяжелые бригады 2-й гвардейской минометной

дивизии... Но сейчас, к сожалению, эти части разбросаны по всему фронту...

— «Всем сестрам по серьгам?» — улыбнулся командующий. — Я это знаю.