Но почему Баррис просто не пошел и не оплатил чек наличными? Ведь так кредитор уже вконец осатанел и стал названивать» а в итоге собрался отнести чек к окружному прокурору. Ничего, Арктур выяснит. На Барриса рухнет столько говна, что и пожаловаться некогда будет. Но что за манера, в которой Баррис разговаривал с уже разгневанным кредитором… ведь он хитроумно ввел его в еще большее бешенство, когда слесарь черт знает на что стал способен. Хуже того. Описание Баррисом своего «гриппа» было на самом деле описанием героиновых ломок, и это мог понять всякий, кто вообще способен был что-то понять. Итак, Баррис расписался в телефонном разговоре прозрачным намеком, что он тяжелый торчок и нисколько об этом не сожалеет. Причем расписался как Боб Арктур.

Теперь слесарь узнал, что у него есть дебитор-торчок, выписавший ему липовый чек, которому все по барабану и который не имеет ни малейшего желания как-то исправиться. Вероятно, торчок вел себя так потому, что завернулся, выпал, спалил мозги на своей наркоте, после чего ему стало на все насрать. А это было оскорбление всей честной Америки. Причем подлое и злонамеренное.

По сути, признание Барриса было прямой цитатой из стремного ультиматума Тимоти Лири истеблишменту и всем цивилам. И происходило это в Оранжевом округе. Полном бэрчистов и минитменов. С пистолетами. Высматривающих как раз такие проявления бесцеремонного хамства у бородатых торчков.

Баррис подставил Боба Арктура под зажигательную бомбу. В лучшем случае — арест за липовый чек, а в худшем — взрыв зажигательной бомбы или другая крупная ответная акция. Причем Арктур и понятия не имел, что его ожидает.

Почему? — задумался Фред. Он записал в отрывном блокноте идентификационный код этого фрагмента пленки, а также код телефонного прослушивания. За что Баррис так подставляет Арктура? Что Арктур такого натворил? Должно быть, подумал Фред, Арктур не хило подпалил Баррису задницу. Ведь это откровенная месть. Мелочная и зловредная.

Этот Баррис, подумал он, просто уебище. Он явно кому-то мраморное одеяло устраивает.

Один из шифрокостюмов в безопасной квартире оторвал его от самоанализа.

— Ты действительно этих парней знаешь? — Шифро-костюм указывал на временно пустые голомониторы перед Фредом. — Ты там, среди них, с секретным заданием?

— Ага, — кивнул Фред.

— Неплохо было бы как-то предупредить их о токсичности тех грибов, что этот клоун в зеленых очках предлагает. Можешь ты им это передать, не раскрываясь?

Другой соседний шифрокостюм добавил со своего вращающегося стула:

— Когда кого-то будет неудержимо тошнить, это скорее всего признак отравления грибами.

— Как со стрихнином? — спросил Фред. Туг в голове у него сверкнуло холодное откровение — пошел перезапуск дня Собачьего Дерьма и Кимберли Хокинс, когда его тошнило в машине после того, как…

Его. Тошнило. Его.

— Я скажу Арктуру, — пробормотал он. — Ему я смогу это выложить. Чтобы он ничего на мой счет не вообразил. Он тупой.

— И на вид тоже урод — заметил один из шифрокостюмов. — Это тот, который входил в дом? Весь сгорбленный и опущенный?

— Ага, — подтвердил Фред и крутанулся обратно к го-лосканерам. Черт возьми, подумал он, в тот день Баррис дал нам колеса на обочине… и тут вдруг его мозги пошли в штопор, в двойные улеты, а потом раскололись на две половинки, ровно посередине. Следующее, что Фред понял — это что он стоит один в ванной комнате безопасной квартиры с чашкой воды в руке и полощет рот. Если как следует врубиться, подумал он, я Арктур. Я тот самый человек на сканерах, тот подозреваемый, которому Баррис подкладывал свинью своим завернутым телефонным разговором со слесарем. И в то же время я спрашивал: «Что Арктур такого натворил? За что Баррис так его подставляет?» Я весь в собачьем дерьме; у меня даже мозги в дерьме собачьем. Все это не реально. Я этому не верю, наблюдая за собой, за Фредом… ведь там Фред без шифрокостюма. Так вот, стало быть, как выглядит Фред без шифрокостюма!

И совсем недавно Фреда, похоже, чуть было не отоварили кусочками токсичных грибов, понял он. У него были все шансы не добраться сюда, до безопасной квартиры, чтобы запустить голосканеры. Но теперь он сюда добрался.

Теперь у Фреда был шанс. Правда, очень дохлый.

Чертовски безумную работенку они мне дали, подумал Фред. Но если бы ею не занялся я, ее бы проделали другие. И эти другие запросто бы напортачили. Они бы его упекли — упекли Арктура. Его бы выдали за вознаграждение; подложили бы ему наркоту и свинтили. Нет, подумал он, раз уж кто-то должен за этим домом наблюдать, пусть уж лучше это буду я — несмотря на все заморочки. Одна только защита тех ребят от злоебучего козла Барриса все оправдывает.

И если любой другой сотрудник, отслеживающий действия Арктура, увидит то, что, скорее всего, увижу я, он заключит, что Арктур — самый крупный наркокурьер на западе Соединенных Штатов, и порекомендует — о боже! — тайное устранение. Нашими неопознанными силами. Теми людьми в черном, которых мы позаимствовали у Востока, — теми, что без конца ходят на цыпочках и носят с собой «винчестеры» с оптическими прицелами. С новыми инфракрасными оптическими прицелами, синхронизованными с энерготропными патронами. Эти ребята вообще не получают никакой платы, даже из автомата с «доктором пеппером»; они просто тянут соломинку, выясняя, кому из них становиться следующим президентом Соединенных Штатов. Черт возьми, подумал Фред, ведь эти пиздоболы даже пролетающий самолет могут подстрелить. Причем все будет выглядеть так, будто в один мотор стайка птичек влетела. Эти энерготропные патроны… блин, подумал он, они даже оставят следы перьев на обломках мотора. Так их специально подготовят.

Просто ужас, подумал он, обо всем этом размышлять. Не об Арктуре как о подозреваемом, а об Арктуре как… а, ч-черт. Как о мишени. Я продолжу за ним наблюдать — Фред продолжит заниматься своей фредятиной. Так будет гораздо лучше. Я смогу редактировать, интерпретировать, без конца выдавать «подождем, пока он в самом деле…» — и так далее. Приняв такое решение, он грохнул чашку с водой об стенку и вышел из ванной комнаты безопасной квартиры.

— Что-то ты совсем вымотался, — заметил ему один из шифрокостюмов.

— Забавная штука, — сказал Фред, — случилась со мной по пути в могилу. — Тут у него в голове мелькнула картина пускателя жесткого сверхзвукового луча, вызвавшего у сорокадевятилетнего окружного прокурора фатальный сердечный приступ — как раз когда он собирался снова открыть дело по жуткому и знаменитому политическому убийству, случившемуся здесь, в Калифорнии. — Я чуть-чуть туда не угодил, — добавил он.

— Чуть-чуть не считается, — отозвался шифрокостюм.

— Ну да, — кивнул Фред. — Ага. Верно.

— Сядь, — порекомендовал ему шифрокостюм, — и возьмись за работу. Иначе никакой пятницы для тебя не будет, а будет только государственное денежное пособие.

— Можете вы представить себе зачисление на эту работу с квалификацией по… — начал Фред, но два других шифрокостюма не были расположены развлекаться и вообще не слушали. Тогда он снова уселся и закурил сигарету. И решил опять запустить батарею голокассет.

На самом деле, решил он, мне сейчас надо вернуться домой. Сейчас, пока меня не отвлекли, и я об этом не забыл, надо поскорее наехать на Барриса и пристрелить его как собаку.

В порядке служебного долга.

Я скажу Баррису: «Слушай, кореш, мне совсем хреново — на косяк не отсыпешь? Я тебе бакс заплачу». Он отсыпет, и тогда я его арестую, отволоку к машине, швырну на сиденье, выеду на автостраду, а потом оглушу гада рукояткой пистолета и выкину из машины прямо перед грузовиком. Дальше я смогу сказать, что он хотел сбежать и пытался выпрыгнуть. Такое частенько случается.

Если я этого не сделаю, я никогда уже не смогу в открытую есть или пить у себя дома. Лакман, Донна и Фрек тоже не смогут — иначе мы все загнемся от кусочков токсичных грибов, после чего Баррис объяснит кому надо, как мы дружно ходили в лес, собирали грибы и все подряд ели. Он, понятное дело, пытался нас разубедить, но мы не слушали, потому как были некультурные и не учились в университете.