Ранним утром по лесной тропе шел путник. Птицы еще только просыпались, неуверенно подавая свои голоса, первые солнечные лучи робко пробивались сквозь густую листву многовековых могучих дубов, где-то верещала белка, а путник был бодр и весел.

      Он шел легкой пружинистой походкой человека, у которого нет забот, и напевал себе под нос незамысловатый мотивчик, ведя в поводу норовистого и горячего жеребца. Это был молодой мужчина привлекательной наружности, одетый в простые черные штаны, белую рубаху, которую раздувал утренний ветерок, кожаную куртку поверх и высокие черные сапоги до колен. За плечами у него висела дорожная сумка, а на поясе — ножны с мечом.

      Он насвистывал приятную мелодию, изредка посматривая по сторонам, и внешне мог показаться совершенно расслабленным. Однако любой опытный вояка наверняка сразу бы понял, что беспечность эта очень обманчива.

      Десяток разбойников, что промышляли в здешнем лесу, напали на мирного путника совершенно неожиданно, но все же не смогли застать его врасплох. В то же мгновение выхватил он из ножен свой меч, как только увидел выскочивших из-за деревьев грабителей. Некоторые из них спустились прямо с деревьев на толстых древесных лианах с криками и устрашающим ревом, надеясь парализовать свою жертву страхом. Однако жертва оказалась далеко не беспомощная.

      Мужчина мгновенно занял боевую и более выгодную для себя позицию, отступив спиной к дереву. Его конь, видимо, тоже был обученным, потому что даже не подумал испуганно взвиться на дыбы и броситься бежать в лесную чащу, не испугался неожиданного шума, который подняли так внезапно появившиеся люди.

      Он отступил вместе с хозяином к обочине тропинки, недовольно фыркая и предупреждающе ударяя острыми копытами по земле. Умная животина прикрывала хозяина с правого боку, вращая глазами и изредка издавая недовольное ржание.

      Мужчина сделал мечом несколько восьмерок и выставил его перед собой, ухватив обеими руками. Он настороженно посматривал вокруг себя, наблюдая за окружившими его ухмыляющимися разбойниками. Среди них были и здоровенные детины — настоящие сорвиголовы, — и щуплые на вид, словно крысы, довольно неприятной наружности люди.

      — Что вам надо? — еще достаточно дружелюбно спросил путник. — Отпустите меня с миром, и я оставлю вам жизни.

      — Ты глянь-ка, Даят, да он, никак, совсем страх потерял! — удивленно присвистнул один из громил.

      — Ничего, сейчас мы с него всю спесь-то и собьем, — оскалился другой, нехорошо глядя на путника и поигрывая острым кинжалом.

      Мужчина вздохнул, взмахнул мечом и без предупреждения бросился на этого самого разбойника, вышибая из него воздух одним точным ударом рукоятки своего меча в солнечное сплетение. Тот даже понять ничего не успел, как повалился на землю, задыхаясь и хрипя.

      Это послужило сигналом для остальных — и они напали на него всем скопом. Однако мужчина, в чьей уверенной руке, державшей меч, чувствовалась военная закалка, довольно легко справлялся с ними, блокируя их удары и уворачиваясь от чужих атак — по крайней мере первые десять-пятнадцать минут.

      Но спустя это время он начал уставать: десять человек на одного-единственного — весьма прискорбное зрелище, исход был ясен еще в самом начале.

      Каким бы сильным, ловким, быстрым и искусным ни был путник — ему не одолеть десятерых противников. Он начал задыхаться, делать ошибки, оступаться, а в конце концов оказался ранен. Тем более что его враги вовсе не гнушались пользоваться подлыми приемчиками. Последняя рана была почти смертельной — мужчину ранили в бок зазубренным лезвием, еще и провернув его в ране.

      Он упал возле дерева, истекая кровью, но даже тогда не потерял сознание. Однако все померкло перед его глазами, когда тяжелая дубина опустилась на голову.

      Очнулся мужчина уже поздно вечером, как раз тогда, когда солнце медленно и величаво опускалось за линию горизонта, а свежий ветерок без устали проносился средь крон вековых дубов, уже в который раз за сегодня облетая свои владения. Бок невыносимо пекло, и любое движение причиняло ужасную боль. Дышать становилось тяжелее с каждой минутой, воздух с хрипом вырывался из легких. Он приподнял голову и попытался оглядеться — рядом не было никого. Кинжал, чья рукоять была инкрустирована драгоценными камнями, добротный меч, выкованный на заказ, кожаная куртка и даже сапоги, в которых этот самый кинжал и был спрятан, а еще, конечно, дорожная сумка — все было украдено. Видимо, грабители не посчитали нужным убить его. Но конь, как ни странно, был на месте.

      Ворон — так звали черного, как сама ночь, жеребца, спокойно стоял рядом, а как только хозяин очнулся, тут же подошел и принялся вылизывать его лицо, стараясь привести в чувство.

      Мужчина поморщился и, превозмогая боль, ухватился за шелковистую гриву своего коня, который, будучи животиной умной и хорошо обученной, улегся так, чтобы его хозяину было легче на него взобраться. Седельные сумки на нем отсутствовали — видимо, разбойникам все же удалось сорвать их с него.

      С трудом, но путник смог взобраться на спину жеребца, и тот, поднявшись на ноги, направился по тропинке вперед. Он шел не спеша, чтобы не уронить свою бесчувственную ношу, едва державшуюся в седле.

      Хозяин Ворона полулежал на нем, уложив голову на его длинную шею, и совсем не держался — руки беспомощно болтались на уровне поводьев, которые просто висели.

      Так конь шел довольно долго, но умное животное, почувствовав живительную влагу озера, что находилось где-то рядом, целенаправленно свернуло с лесной тропинки и двинулось к воде.

      Подойдя к самой кромке озера, жеребец улегся на траву, позволяя безвольному телу своего хозяина сползти с его спины. Когда рука человека упала в воду, он удивленно моргнул и с трудом приподнял отяжелевшие веки. В голове звенело, боль превратилась в пульсирующий комок в боку, и он почти физически ощущал, как какие-то тонкие огненные ниточки распространяются по всему его телу, заставляя его слабеть все больше с каждой уходящей в никуда минутой. Он тихо застонал, но тут же сомкнул губы и попытался повернуть голову, чтобы посмотреть, куда его принес конь. С трудом, преодолевая слабость во всем теле, мужчина попытался придвинуться к самой кромке воды, чтобы напиться — во рту было так сухо, словно он побывал в пустыне.

      Приподнявшись на локтях, он смог сделать несколько глотков, прежде чем силы окончательно оставили его. Тяжело рухнув на траву, мужчина попытался отдышаться. Голова кружилась. Он прикрыл глаза, уговаривая себя не засыпать, потому что понимал, что не сможет больше открыть глаз.

      И сила воли не оставила его — через несколько минут он сумел поднять внезапно налившиеся свинцовой тяжестью веки и взглянуть вверх.

      Над ним мерцало невероятно чистое ночное полотно. По синему бархату небес, расстилавшемуся во все стороны, куда ни кинь взгляд, рассыпались огромные, чистые и сияющие алмазы — звезды. Большие и маленькие, они образовывали причудливые рисунки — созвездия.