А вот это 'и' мне не нравилось. Ибо я чувствовал, он еще не решил, помогать ли мне. Я остался для него ровно на том уровне, на каком был в момент, когда он вошел в зал поговорить по душам, пристреляться. А концерт... Это действительно чисто творческий проект. Мы, я и парни, можем воспользоваться его помощью, чтобы научиться работать с материалом и в дальнейшем стартовать не с пустого места, но это не благотворительность. Это наша оплата за участие в ЕГО концерте, ЕГО проекте. Не материальная, но деньги нам (пока) особо и не нужны.

  Так что я чист перед доном Бернардо. Ничем ему не обязан, ничего не должен, как и он мне. План укрощения ее высочества сам по себе, а творчество - само.

  Эта мысль одновременно и радовала, и озадачивала. Радовала тем, что я не люблю быть кому-то что-то должен. Озадачивала же потому, что старика Ромеро хотелось бы видеть в друзьях. Или хотя бы в союзниках. Слишком уж надоели эти сеньорины-командиры, глубоко в душе хочется работать с нормальным искренним человеком, да еще мужчиной. Он, конечно, тот еще фрукт, интриган с опытом, но в нас много общего, и кому, как не двум бунтарям, понять друг друга?

  * * *

  Второй день, как и третий, были адом. Причем в отличие от первой репетиции, когда мы только знакомились и с материалом, и с подходом по его изучению, по последующим дням не могу сказать ни-че-го. Пролетели, всё. Словно заезженная пластинка: 'Пам-пам-пам... Пам-пам, парам...' И снова: 'Пам-пам-пам...' И снова: 'Пам-пам-пам...'

  В целом кое-что начало вырисовываться - мы уже могли сыграть материал 'в первом приближении', 'начерно'. Но изюминка в деталях, и дон Бернардо, находившийся с нами практически неотлучно, гонял и гонял по кругу, доводя звучание до совершенства. Нюанс там, нюанс здесь.... И здесь... Пока мы не смогли, наконец, сыграть ровно, несколько раз подряд.

  - Молодцы. Можете же, когда захотите! - похвалил он нас под вечер третьего дня. - Теперь отточим до совершенства, и в путь!

  Этот обреченный вздох издал не только я, или показалось?

  Больше всего вопросов было ко мне. И если гитарная партия на самом деле оказалась несложной, и, учитывая мою феноменальную механическую память, проблем не составила, то с вокалом возникли серьезные проблемы. Причем 'механического' характера - я чувствовал, что тот уровень, который определил мне дон Бернардо, взять могу, но для этого не хватало опыта. Пресловутых тренировок. Я вспомнил его фразу, оброненную в самом начале, про то, что жаль, что не попал к нему десять лет назад. Действительно, проучись я у него эти десять лет, такая высота не казалась бы проблемой. Но что есть - то есть.

  Понимая наши слабые звенья, всё оставшееся время старик гонял в основном меня. И немного Хана - у того возникали некоторые сложности с соляками, которые, как стоило догадаться, лучший гитарист планеты не мог упростить из принципа. Ему был нужен высший пилотаж - и он делал всё, чтобы его получить. Потому на следующих репетициях нами занимался не он, а один из преподавателей вокала; сам он появлялся эпизодически, выдрючивая в основном Хана. И иногда заступающегося за него Карена - для профилактики.

  Ночами мне снились кошмары. 'Пам-пам-пам! Пам-пам, парам!' - звучало в голове набатом. Я ворочался, просыпался в холодном поту, вскакивал. Память услужливо выдавала порядок действий пальцев в гитарной партии. Во сне! А вокал... Что только не снилось, где я только ни пел и как только не лажал! И наутро каждый раз был уверен, что если ад, в смысле религиозный, где Сатана банкует, и существует, то в этом месте круглые сутки звучит: 'Пам-пам-пам! Пам-пам, парам!..'

  Ночевал я дома, и этот вопрос никто не поднимал - ни пытаясь запретить, ни уведомляя, что разрешают. Ну, а раз так, мне тем более поднимать его не нужно. Забирали меня девчонки, в произвольном составе, кроме Паулы. Красноволосую не выпускали, и, подозреваю, виновата в этом ее высочество. У нас как-то давно, в начале моей эпопеи с корпусом, был разговор с нею, и я спросил, знает ли она принцесс лично.

  - Фрейю - да. Общались. - Напарница скривилась. - Изабеллу видела издалека. Но это не значит, что не знаю, что она за человек.

  - А с Фрейей что? Веселое общение получилось? - поддел я.

  - Давай не будем об этом?! - полыхнули ее глаза, а лицо покраснело. - сли вдруг мы столкнемся в тесном коридоре, я ей дорогу не уступлю! Дальше додумывай сам.

  То есть, ее королевское высочество может узнать кузину. Которую, и ей это известно, мама прячет под замком в корпусе, чтоб 'не шкодила'. И если таковая вдруг отметится рядом со мной... План укрощения строптивой можно смело выбрасывать на помойку.

  Остальных же девчонок от простых смертных не отличишь - вот пусть и трутся около. Тем более не забываем о сеньоре Феррейра, который Октавио. И о мягком намеке Мишель насчет него, с призывом смотреть в оба.

  Это случилось на следующий день после того, как у нас получилось отыграть материал без запинки, несколько раз подряд. Какая репетиция по счету - не скажу, они все смазались. Мы пришли, привычно завели шарманку, и даже несколько раз прогнали материал, когда в зал вошло несколько человек, которых вел дон Бернардо. 'Комиссия'.

  Указав на нас, старик Ромеро принялся что-то объяснять, его спутники кивать, с ним соглашаясь, после чего он попросил:

  - Мальчики, еще раз! Так, как будто вы выступаете перед публикой!

  Просить нас долго не надо. Материал въелся в кровь - думаю, если меня разбудить ночью, я выдам в эфир любую часть этой песни, даже не приходя в сознание. Как спою, так и сыграю. Как и все остальные парни. И мы сыграли. Я вкладывал в голос всю силу, на какую был способен, Хан во время соляков вытворял с гитарой нечто, Карен мило подвывал вместо меня высокие ноты, 'зависая' на них, вытягивая этим общий фон. В общем, у нас получилось.

  - Браво! - Старик захлопал. Захлопали и члены 'комиссии'. Пишу в кавычках, потому, что решение о приеме/не приеме на концерт принимает лично дон Бернардо, и сопровождающих он о нас лишь уведомил. Хлопали не восторженно, нет - рок-н-роллом присутствующих было не удивить. Но эти искушенные гурманы признали, что мы сыграли на приемлемом уровне, а это чего-то, да стоит. - Вот этих орлов я пущу перед началом программы, раззадорить зал...

  Они посовещались о чем-то ещё и ушли. Я же задумался. Среди членов 'комиссии' был памятный мне Пако, и смотрел он на меня сквозь прищур, оценивая, совершенно иными глазами. Там, в гримерке, я был никем; мальчиком, который подставился, не поиздеваться над которым невозможно. Теперь же я попал в когорту ДОСТОЙНЫХ. Вот он и определял, как теперь себя со мной вести.

  До концерта оставалось два дня, когда произошло ЭТО. Честно, я был удивлен. Изумлен, ошарашен - нет таких слов, которыми можно было бы описать мое состояние.

  Начну с того, что я забил большой и толстый гвоздь на ее высочество. Окунувшись в совершенно иную атмосферу, мне стало наплевать, вытерла она о меня ноги, или не вытерла. Как там у нее дела и нашла ли себе что-то иное? Как, впрочем, было наплевать и на Мерелин, и особенно на ее продюсера. Я изначально свыкся с мыслью, что подарил им песню, но даже если бы Пако не взял ее в оборот, не расстроился бы. Однако, обо всём по порядку.

  Репетиция шла своим ходом. До концерта оставалось, повторюсь, всего два дня, и коленки у меня подрагивали. Да, мы выучили песню, играли и пели её на полном автомате. Отрепетировали каждый шаг, каждый жест на сцене, каждую улыбку. Но осознание, что петь буду при ЗРИТЕЛЯХ... На концерте такого уровня, где будут выступать лучшие из лучших школы сеньора Ромеро... В том числе высокооплачиваемые исполнители, котирующиеся на планетарном, и даже межпланетном уровне... От такого волей-неволей коленки подогнутся. У меня были прецеденты выступления перед публикой, но оба они имели специфический оттенок. Первый - крыша козырька департамента культуры, где я призывал толпу громить Сенат. Второй же - заседание суда, где судили провинившихся марсиан. Оба раза имели колоссальную специфику, и оба стоили мне невероятных нервов.