— Рад видеть в добром здравии, — отвечал Олаф, входя в дом. — Давняя привычка — всегда останавливаюсь у старого Гнарпа. А сядешь за кофе, не хочется уезжать.
Они поднялись в лифте на третий этаж и прошли в кабинет, на дверях которого значилось: «Алекс Якубсен, вице-президент». Хозяин кабинета был директором-распорядителем центра специальных исследований концерна ВВФ. Здание и вся окружавшая его местность, огороженная бетонной стеной периметром около двадцати километром, принадлежали его подразделению. Исследовательские службы были вынесены далеко в горы и находились в ста с лишним километрах от столицы и администрации концерна и столь же далеко от основных предприятий, разбросанных по нескольким промышленным городкам в разных частях страны.
— Итак, Олаф, что тебя волнует на сей раз?
Якубсен внимательно посмотрел на своего посетителя. Когда-то они служили вместе в военном министерстве, их комнаты находились на одном этаже. Алекс работал в отделе, который оформлял заказы на новую технику и следил за их исполнением. За тридцать лет службы он узнал практически всех, кто хоть мало-мальски чего-нибудь стоил в промышленности вооружений. Инспекторскому отделу Олафа надлежало смотреть в оба не только за комадующими дивизиями и полками, но и за отделами самого министерства.
Работа с контрактами таила в себе многочисленные возможности незаконного обогащения. Иксляндия довольно хорошо изучила опыт других западных стран, в особенности американский. Здесь принимались меры для того, чтобы избежать коррупции, характерной для многих подразделений Пентагона. Система «вращающихся дверей», согласно которой генералы переходили на высокооплачиваемые места в военные корпорации, чьи менеджеры становились министрами и заместителями министра обороны, здесь отнюдь не поощрялась. Военным по выходе в отставку запрещалось наниматься в частные корпорации, а высшим управляющим военных концернов был закрыт доступ к руководящим постам в военном ведомстве. Это не исключало получения взяток и льгот в иных формах. Олаф знал все эти способы назубок и мог точно сказать, где пахнет двойной бухгалтерией, а где ведется честная игра.
Алекс Якубсен был исключением: достигнув пятидесяти пяти лет и имея возможность служить еще пять лет, он получил предложение перейти в государственный концерн ВВФ на более высокооплачиваемую должность, чем в министерстве. Но такие исключения делались только для государственных концернов, выполнявших заказы военного ведомства.
Перейдя в ВВФ, Якубсен продолжал заниматься теми же новыми и перспективными системами оружия, с которыми имел дело в министерстве. Государственные концерны пользовались немалой автономией, и вице-президент ВВФ не был формально подчинен ведомству Олафа. Предшественник Якубсена, выходец из исследовательской службы концерна, был для Гунардсона чужим. Другое дело — старый коллега из соседнего отдела на Виллемс-гассе.
— У меня есть пара вопросов по безопасности, — сказал Олаф после небольшого молчания. — Недавно была издана инструкция об усилении режима доступа к специальным исследованиям. Мы более или менее знаем, как обстоит дело в частных фирмах. Тебя пока не беспокоили, полагая, что тут не может быть непорядка. Однако служба есть служба, и вот я здесь.
Якубсен согласно кивал, но ему было ясно, что опытный Олаф не стал бы тратить время на подобные глупости. Если же возникли серьезные подозрения в нарушении инструкции, то сначала проверил бы другим способом. Но насколько он, Якубсен, знает, такой проверки пока не было.
— Пожалуйста, — промолвил он, — мы готовы дать любые разъяснения.
Олаф тоже понимал, что водить за нос старого волка не приличествовало. Поэтому он сразу перешел к делу.
— У тебя в прошлом году были некоторые кадровые перестановки. Собственно, об этом-то я и хотел поговорить.
— Да, мы наняли трех молодых людей из Эльстрома, недавно окончивших аспирантуру. Они были рекомендованы еще Рогденом и прошли необходимую проверку. Да и сейчас они остаются в поле зрения обычной системы.
Олаф понимающе подмигнул левым глазом — старая привычка, хорошо знакомая его собеседнику. Эльстром находился на побережье, всего в двадцати километрах отсюда. Достаточно выехать на главную дорогу, перемахнуть через второй перевал и круто спуститься к морю, как сразу же попадешь в район голубых фьордов и университетских строений, густо увитых плющом. Это был один из старейших городков Иксляндии, а университет существовал здесь с XVII века. В университете этом уже тридцать лет существовало отделение, поставлявшее главных исследователей Симериксу.
«Обычная система», о которой упомянул Якубсен, состояла в постоянной слежке за сотрудниками лабораторий и испытательных площадок. Ученые, служившие здесь, привыкли к слежке и считали ее в порядке вещей. Они понимали, что могут интересовать конкурентов, иностранные разведки и было лучше, если кто-то заботился об их безопасности.
— Система не спасла Рогдена, — сказал Олаф, посерьезнев.
— Обстоятельства того расследования тебе известны, — возразил Якубсен. — Рогден имел специальное разрешение проводить испытания в открытом море. Кроме того, он находился под специальной охраной береговой службы, которая не спускала с него глаз. Их объяснения ты читал и знаешь, каковы были последствия.
Начальник береговой охраны эльстромского района был уволен в отставку, а в ее личном составе проведена чистка.
— Что касается меня, — продолжал Якубсен, — то я вообще не понимаю, как Рогдену разрешали выходить одному в море. Впрочем, это было еще до меня. Придя сюда, я сразу же опротестовал это решение и по существу дела, и из-за перестраховки… Но решение было принято выше, и мне было сказано, что так надо.
— Рогден с Норденом были большие приятели, — сказал Олаф. — С юношеских лет они ходили на яхтах из Эльстрома. У Нордена здесь работал дядя, тоже профессор акустики, вырастивший Рогдена.
Он не спросил у Алекса, знает ли тот об этом. Скорее всего, знал. Если так, то чему удивляться?
— Смерть Рогдена, должно быть, тяжело отразилась на исследованиях? — Он задал этот вопрос скорее из вежливости, но Якубсен опять широко улыбнулся, как при встрече.
— Ты, вероятно, помнишь, что работы над его основным проектом были прекращены незадолго до печального происшествия.
Олаф должен был это знать, и улыбка Алекса на сей раз выражала скорее иронию: стареет, мол, Олаф, не держит в памяти детали.
— Я думал, — сказал Олаф, тоже улыбнувшись, — что это случилось после его смерти и чуть ли не в результате ее.
Якубсен снисходительно повел плечами.
— Ты, наверное, был тогда занят другими делами. Их ведь у тебя немало. Ну, а мы, провинциалы, помним все обстоятельства. Помним и не одобряем. — В голосе Алекса зазвучала металлическая нотка.
Олаф вопросительно поднял бровь.
— Разве это была не ваша инициатива? — спросил он.
Лицо Якубсена стало злым. Алекс чаще всего держался спокойно, сдержанно. Но временами, как заметил Олаф еще лет двадцать назад, у него бывали приступы ярости, выражавшиеся только во взгляде и очень редко в словах. Но вызвавшему ярость надо было быть осторожным. Однажды доклад, написанный Алексом, был возвращен ему начальством как посредственный. Потом выяснилось, что текст рецензировал один эксперт, откровенно выдвинувший существенные возражения. На том, казалось, дело и кончилось. Но через несколько месяцев эксперт был отстранен от своих обязанностей и без объяснения причин переведен куда-то в захолустье. Говорили, что у эксперта что-то с чем-то не в порядке, но что именно, никто не знал.
— Нет, проект К был приостановлен по инициативе самого Рогдена и вопреки моим категорическим возражениям.
В голосе Якубсена было такое раздражение, что Олафу пришла мысль, дикая мысль, как он себе потом признался: не Алекс ли приложил руку к исчезновению Рогдена?
— Это невероятно, — заметил он вслух. — Весь проект держался исключительно на его собственном открытии.
Алекс с сожалением поглядел на Олафа.