Йонсон был явно разочарован.

— Дорогой Гарри, — поспешил предупредить его Нефедов, — не впадай в крайности, оставайся в рамках логики. Я просто хочу сказать, что тебе не следует предаваться угрызениям совести. Убить премьера могли и без твоих папок. Быть может, с их помощью можно попытаться найти нечто такое, что наведет на след убийц. Но шансов крайне мало, и тебе надо отдавать себе в этом отчет.

Они подходили к перегруженному перекрестку Пятьдесят девятой стрит. В этот час движение машин еще не достигло вечернего пика, но своры лимузинов уже теснились сплошной чередой на улицах, по которым с моста Куинсборо въезжал в Манхэттен транспорт с Лонг-Айленда. Этим путем пользовались те, кто старался избежать более удобного, но платного туннеля в Среднем городе. У одного из кинотеатров выстроилась очередь молодых людей, торопившихся насладиться новым боевиком. В другом демонстрировался фильм Кончаловского, очереди не было, и Нефедов подумал, что, быть может, стоит нырнуть туда, пока есть свободных два часа. Но надо было продолжать разговор с Йонсоном.

— Не буду от тебя скрывать, это дело мне пока представляется построенным на песке. Неужели ты серьезно веришь, что я смогу что-то обнаружить в этих папках? Но если даже что-нибудь обнаружу, то возникает вопрос: что ты будешь делать с этой информацией? Опубликуешь в печати? Сообщишь своей полиции?

— Пусть это вас не беспокоит, — сказал Йонсон твердо. — Нового премьера я тоже знаю лично и могу направить прямо ей любое сообщение.

— Но мне бы не хотелось оказаться в двусмысленном положении человека, действующего в интересах иностранного правительства, — возразил Нефедов.

— Вы меня неправильно поняли! — возмутился Йонсон. — У меня нет никаких поручений от моего правительства — официальных или неофициальных. Поверьте мне, ради бога. Я просто прошу вас лично как друга и специалиста: помогите мне разобраться в моих же папках. В конце концов я завел их после консультации с вами. Посмотрите их и скажите, что вы думаете.

У Нефедова оставалось еще много сомнений, но он не стал о них распространяться.

— Мой профессиональный долг, — сказал он, — оказать тебе посильную помощь. Папки твои я, конечно, посмотрю.

Они подходили к Сорок пятой стрит.

— Знаете что? — сказал Йонсон. — С утра меня на работе не будет. Я сейчас зайду в контору и оставлю папки у вас на столе.

— Спешки нет, — заметил Нефедов. — Я смогу заняться ими только вечером. Впрочем, смотри, делай, как тебе удобнее.

Йонсон благодарно пожал ему руку и повернул налево к зданиям ООН.

Трехэтажный дом из бурого кирпича на Кингс-ринге ничем не отличался от десятков других зданий в старой части Харпенинга. Узкий фасад в шесть небольших окон, завешанных толстыми шторами. Двухэтажный мезонин с острой башней, возвышавшейся над крутой основной крышей. Сравнительно недавно отреставрированный, он в далекой молодости застал еще конец XVIII века. Говорят, когда-то во время кратковременного пребывания в Иксляндии в нем останавливался Ганс Христиан Андерсен. Туристические группы, заходившие на эту тихую улочку, останавливались перед «домом Андерсена», вслушивались в монотонный рассказ экскурсовода, и им казалось, что из-за непроницаемых окон струятся лучи волшебных сказок.

В действительности же толстые шторы первых двух этажей скрывали за собой бетонную стену, наглухо отгородившую от внешнего мира все, что происходило внутри. Посетителя, входившего через большую дубовую дверь, встречал вежливый швейцар в темно-синей униформе и, удостоверившись по внутреннему телефону, что того ждут, отправлял в лифте на третий этаж в приемную торговой фирмы «Кнут Венстрем и сыновья» (об этом свидетельствовала и скромная вывеска у наружной двери). Здесь посетитель доставался одному из десяти клерков, занимавших отдельные комнатки со стеклянными перегородками. Лишь немногих провожали за непрозрачную дверь начальника, на которой значилось «Кнут Венстрем, шеф-распорядитель». Ступеньки устланной ковром неширокой лестницы вели на четвертый этаж. Оттуда посетитель на другом лифте попадал, в зависимости от обстоятельств, либо на второй этаж, где были комнаты для конспиративных свиданий с агентами, либо на первый этаж, где располагался так называемый Аналитический зал. Собственно говоря, главный вход в контрразведку находился на параллельной улице, и подземный эскалатор доставлял сотрудников к месту тщательно законспирированных совещаний, доступ на которые имели лишь особо доверенные люди. Во всей стране их насчитывалось не более дюжины. В эту узкую группу не входила большая часть министров и высших чиновников страны. Премьер-министр Иксляндии здесь бывал последний раз четверть века назад, хотя формально ведомство Хансена подчинялось непосредственно ему. Это было еще в то далекое время, когда социал-демократическая партия не была правящей. Нынешние главы правительства вряд ли знали о существовании Аналитического зала и о том, что в нем обсуждалось.

Штромсен, приглашенный сюда впервые, не выдал своего удивления ни обстановкой, ни процедурой прохождения через торговую фирму «Кнут Венстрем и сыновья». Его бледное лицо не изменило своего мрачного, насупленного выражения. «С их бюджетом, — подумал он, — можно позволить себе подобные цирковые аттракционы». У него в полиции все было проще. И он, и его люди сами варили себе кофе, сваливали на уродливые, вышедшие из моды деревянные стеллажи груды просмотренных бумаг. Полы были покрыты гнусным серым линолеумом, о коврах там и не помышляли. Он чувствовал себя здесь неуютно, как бедный родственник из провинции, впервые впущенный в хоромы богатого дядюшки.

Аналитический зал был просто большой комнатой для заседаний. Стол и кресла здесь были расположены полукругом — так, чтобы участвующие могли видеть не только Друг друга, но и большой экран, на который, должно быть, проецировалось изображение предмета, подлежащего обсуждению. На этот раз присутствовало только трое: Штромсен, сам Свен Хансен, его помощник Стелберг, хранивший молчание и оперировавший на пульте управления.

— Позвав вас сюда, дорогой Кнут, я отнюдь не хотел вас поразить и продемонстрировать свое материальное превосходство. — Хансен говорил размеренно и, казалось, искренне. — Кстати, для вашего сведения: хотя мы и не входим в НАТО, но наши коллеги из Брюсселя проявляют о нас заботу. Оборудование, которым мы пользуемся здесь. — их подарок. И мы им весьма признательны. Хотя мы и нейтральная страна, но Брюссель заинтересован в нашей обороне не меньше, чем, скажем, в обороне Норвегии или Греции.

«Чем же вы расплачиваетесь с ними?» — мысленно спросил Штромсен, но вслух лишь пробурчал:

— От Интерпола и жареного телефона в подарок не получишь.

Хансен великодушно усмехнулся полицейскому юмору гостя.

— Итак, — продолжал он, — я бы хотел искренне и с применением всех наших ресурсов помочь расследованию злодейского убийства Нордена. Быть может, вы этого не знаете, но покойный премьер сделал для наших вооруженных сил столько, сколько не сделали пять его предшественников. Наши военные видели в нем верного союзника, и мы готовы помочь вам найти и наказать его убийц.

— Вы считаете, что их несколько? — спросил Штромсен.

— У меня нет пока законченной концепции, — возразил Хансен. — К тому же мы не криминалисты, мы не знаем всех деталей, относящихся непосредственно к убийству. Тут вам все карты в руки. Думаю, что наша помощь выразится в другом. У нас есть некоторые данные, которые, надеюсь, могут вас заинтересовать и, возможно, навести на след. Заранее оговорюсь, все это — лишь весьма косвенные данные. Насколько они относятся к убийству, вы сможете судить сами. Впрочем, если вы этого пожелаете, мы можем порассуждать вместе.

— Что же у вас есть? — мрачно спросил Штромсен, закуривая очередную сигарку.

Стелберг нажал на кнопку. На экране появилось изображение девушки. Штромсен не преминул заметить, что проекционная установка была необычной: она работала при нормальной освещенности, но изображение было хорошим и четким. «Лазерная, — подумал он. — Ее выпускают в Англии лишь с прошлого года. Эти черти действительно пользуются самой новейшей техникой даже для того, чтобы демонстрировать симпатичных девушек. Достаточно было бы прислать мне фотографии».