явления. Но сила и ее проявление составляют не две вещи, а одну и ту

же сущность, которая выражается в двух формах, имеющих одно и

то же содержание, ибо в силе нет ничего, что не проявилось бы в ее

явлениях, и наоборот.

Но вместе с тем сила есть нечто внутреннее; то, что проявляется

во вне, есть внешнее. Внутреннее есть сущность, внешнее есть явление.

Однако внутреннее и внешнее неразрывно связаны в единстве, одно

без другого не существует. Нет ничего внутреннего, что бы не было

в то же время и внешним. Но внутреннее выражает сторону

единства, сущности, внешнее — сторону множественности, явления. И так

как сущность целиком выступает в явлениях, а явления суть полное

выражение сущности, то мы получаем новое отношение, — мы в

нашем знании поднимаемся на более высокую ступень — на ступень

действительности, которая составляет конкретное единство

сущности и явления.

Внутреннее «производит» из себя внешнее, оно тем самым

переходит во внешнее. Внешнее есть продукт внутреннего; поэтому

внутреннее мыслится как деятельность; оно есть внутреннее лишь в том

смысле, что оно действует. Но, как мы уже видели, внутреннее и

внешнее не две сущности, а одна и та же сущность, которая действует.

Сущность мы должны, стало быть, мыслить как действительность, а

действительность — как единство сущности и явления.

Не имея возможности остановиться на категориях

действительности, считаем, однако, необходимым подчеркнуть, что и эта часть

«Логики» Гегеля не может вызвать принципиальных возражений,

поскольку речь идет об ее общей структуре, а не о тех или иных

частностях.

В этом отделе Гегелем подвергаются анализу категории

возможности, случайности, необходимости, а затем субстанции, причинности

и взаимодействия, В «Науке логики» мы имеем, правда, иное

расположение материала, чем в «Энциклопедии». Но надо сказать, что

структура «Энциклопедии» более приемлема, потому что она более точна

и проста. Особого внимания заслуживают страницы, посвященные

проблеме случайности и необходимости. Достаточно напомнить

отношение Энгельса к гегелевской трактовке этой проблемы. Что касается

проблемы субстанции, то излагаемые Гегелем (Прибавление к § 151)

мысли, где дается критика Спинозы, для нас совершенно неприемлема.

Гегель упрекает Спинозу в том, что его субстанция не есть личность,

не есть бог. «Субстанция, — пишет Гегель, — образует необходимую

XC

ступень в развитии идеи, но она еще не составляет идеи в ее абсолют-

ной форме; понятие субстанции совпадает с понятием необходимости.

Как мы видели, необходимость составляет существенное определение

бога. Но бог есть также абсолютная личность, тогда как субстанция

еще не есть лицо. Поэтому философия Спинозы не дает истинного

понятия о боге, какое содержится в христианской религии». Гегель

считает необходимым синтезировать восточную идею единой субстанции

с западной идеей личности бога. Противоположность между Гегелем

и Спинозой состоит в том, что первый постулирует с самого начала

идею в ее абсолютной форме, т. е. абсолютный дух, или бога, а потому

объявляет субстанцию только ступенью идеи, т. е. бога. Спиноза же

совершенно правильно считает субстанцию высшим и центральным

понятием своей системы. Хотя Гегель постоянно и говорит высоким

стилем об идее, об абсолютном духе, боге, но он-, разумеется, не мог

диалектически их обосновать. Он ведь только априорно вносит эти

предметы в свою систему извне как готовые «идеи». И если Гегель

потратил много ума и энергии, чтобы диалектически их обосновать,

то в результате получилась лишь видимость диалектического

обоснования, одна только мистификация.

В материалистической «системе» логики центральным понятием

должна являться материя как субстанция. Она будет служить

исходным пунктом и завершением всей логики, представляя собою на

высшей ступени конкретное единство всех своих определений, всех

связей и опосредствований. Стало быть, истинная сущность,

реальное основание и подлинная действительность есть, с нашей точки

зрения, материя как субстанция.

Субстанция есть causa sui, причина самой себя. Она

представляет собою действительную сущность, существование и

деятельность которой не зависит от чего–либо другого, а содержится в ней

и определяется ее собственной природой и мощью. Но понятие

субстанции вследствие своей внутренней противоречивости, говорит

Гегель, ведет к отношению причинности. Субстанция не трансцендентна

миру вещей или явлений; она не стоит вне мира и вне вещей, а

находится в них самих. Мир акциденций положен субстанцией. Отдельные

вещи являются по отношению к субстанции лишь ее модификациями.

Модусы или акциденции поглощаются субстанцией, которой одной

присуща необходимость и действительность. Стало быть, модусы,

поскольку они существуют в другом (quod in alio est, как выражается

Спиноза), не действительны и не необходимы, а случайны; они суть

лишь изменчивые и преходящие формы. В этом смысле они

обнаруживают свое бессилив, немощь. В процессе возникновения и

уничтожения отдельных вещей выражается ничтожность их, их

несамостоятельность. Ко эта их ничтожность и недействительность есть лишь

оборотная сторона абсолютной мощи субстанции, ее действенности

и собственной необходимости.

Гегелева критика спинозовской субстанции не во всех частях

справедлива. Гегель изображает субстанцию Спинозы как

уничтожающую, а не творящую или производящую силу. Но в том–то и дело,

что субстанция Спинозы должна быть понята как творящая сила.

Справедливо то, что Спиноза не мог объяснить происхождение

отдельных вещей, или модусов, из субстанции, так как науке его времени

чужда была идея развития. Однако спинозова постановка вопроса

в общем правильная, и критика Гегеля бьет мимо цели. Если мы

обратимся к Энгельсу, то мы у него встречаемся с теми же основными

идеями. Материя, пишет он, движется в вечном круговороте, в котором

«каждая отдельная форма существования материи — безразлично,

солнце или туманность, отдельное животное или животный вид,

химическое соединение или разложение — одинаково преходящи

и в котором ничто не вечно, кроме вечно изменяющейся, вечно

движущейся материи и законов ее движения и изменения» *). Материя во

всех своих превращениях остается вечно одной и той же и ни один из

ее атрибутов, как говорит Энгельс, не может погибнуть.

Субстанция есть причина модусов. Модусы, или отдельные

преходящие формы, суть действия субстанции. Так, отношение

субстанциальности требует отношения причинности и, далее,

взаимодействия. Система Спинозы намечает принципиально правильное

разрешение проблемы субстанции, причинности и взаимодействия.

«Взаимодействие, — говорит Энгельс, — вот первое, что мы

наблюдаем, когда начинаем рассматривать движущуюся материю в целом

с точки зрения современного естествознания. Мы наблюдаем ряд форм

движения: механическое движение, свет, теплоту, электричество,

магнетизм, химическое сложение и разложение, изменения

аггрегатных состояний, органическую жизнь, которые все — если исключить

пока органическую жизнь — переходят друг в друга, обусловливают

взаимно друг друга, являются здесь причиной, там действием,

причем совокупная сумма движений при всех изменениях формы остается

*) Энгельсу Диалектика природы, стр. 174,

XСII

А. ДЕВ0РИН

одной и той же. Cпинозовское «субстанция есть causa sui» выражает

прекрасно взаимодействие»*). Энгельс далее подчеркивает, что

дальше познания этого взаимодействия мы пойти не можем, ибо позади него