полярностей»; она требует необходимо разрешения и разрушения этих

«полярностей» путем борьбы противоречий и их преодоления, или

«снятия». Поэтому марксизм отвергает теорию притупления или

примирения социальных противоположностей, настаивая на необходимости

революционного «конфликта», революционного способа разрешения

противоречий. В этой связи было бы уместно остановиться на законе

отрицания отрицания, которому обычно приписывают ничтожное

значение. Вместе с Энгельсом и Лениным мы на этот счет

придерживаемся другого мнения. Но остановиться на этом вопросе

здесь мы лишены возможности.

XIII.

В своей книге «Die naturliche Ordnung unseres Denkens»

Людвиг Фишер делает Гегелю упрек в том, что он неправильно

применяет форму единства противоположностей. Сущность гегелевского

метода, пишет он, состоит в том, что он исходит не из целого, единого,

в котором раскрываются противоположности, а из одной стороны этой

противоположности, затем ищет вторую, дополняющую сторону

противоположности и, наконец, над ними воздвигает «единство». Это,

по мнению Л. Фишера, ведет к разрыву первичной целостной формы

и неправильно, потому что неделимое единое рассматривается как

расколотое на части, из которых затем складывается целое. Мнимые

«части» выступают здесь как самостоятельные «вещи», которые

логически будто бы предшествуют целому **). На самом деле целое

существует вместе с своими,частями, и правильнее поэтому итти путем не

*) Гегель, Энциклопедия, § 120.

**) Ludwig Fischer, Die naturliche Ordnung etc., S. 278.

синтетическим, как это делает Гегель, а путем аналитическим,

вскрывая в неделимом целом, едином, как высшем и всеобщем, его элементы,

или моменты. Вместо того, например, чтобы исходить из становления

и раскрыть в нем путем анализа противоречивые моменты бытия и

небытия, Гегель, напротив, начинает с чистого бытия, дополняет

последнее противоположным ему небытием и синтезирует их в понятие

становления. Высшее понятие объединяет два низших, и этот процесс

объединения, синтезирования есть не что иное, как имманентная

диалектика понятия, или его самодвижение.

Соображения Л. Фишера, представляются нам основанными

на недоразумении. В его замечаниях имеется, правда, та доля

истины, что перед умственным взором Гегеля должна была витать

конкретная целостность, чтобы можно было из ее элементов воссоздать

синтез. Иначе говоря: чтобы прийти синтетически к понятию

становления из чистого бытия и ничто, мыслитель уже заранее должен был

знать из созерцания становление или, точнее, движение. В этом

отношении Тренделенбург совершенно прав, когда он утверждает, что

диалектика Гегеля молчаливо повсюду предполагает реальный мир и

его движение, что движение лежит в основании всей логики. Чтобы

отвлекать, надо предположить что–нибудь, от чего отвлекаешь.

«Чистое бытие, в качестве чистого отвлечения, можно, следовательно,

понять только так, что мышление прежде уже обладало миром и

ушло от него потом само в себе» (Тренделенбург). Это замечание бьет

идеалиста Гегеля, но оно мало затрагивает его метод, ибо

неправильно было бы думать, что великий диалектик Гегель знает только

синтез. «Мы спрашиваем теперь только о том, — пишет

Тренделенбург, — как, собственно, развитие могло совершиться из чистого

мышления. Когда становление уже ясно из созерцания, тогда можно в нем

легко различить бытие и небытие. Так, например, пока рассветает день,

он есть уже и в то же время его еще нет. Если посредством анализа

мы раскроем в становлении эти два момента, то отсюда.вовсе еще не

понятно, как могут они заключаться друг в друге. Кто различил

ствол, ветви и листья, тот не решил еще загадки, каким образом

отдельные члены дерева возникают из одного общего основания и живут

друг другом. Вот почему мы должны ближе знакомиться с посылками,

из которых должно быть понято становление» *).

*) Adolf Trendelenburg, Logische Untersuchungen, Leipzig 1862, 2. Aufl.,

B. I,, S. 38; ср. русск. пер., стр. 43.

С А. ДЕБОРИН

Со всеми этими соображениями Тренделенбурга нельзя не

согласиться. Мы действительно ничего не можем знать о бытии и небытии

без реального созерцания движения или становления. Чистое

мышление не может совершить перехода от бытия к небытию и затем к

становлению. Чувственное созерцание, разумеется, должно

предшествовать деятельностя мышления, которое лишь воспроизводит

реальный процесс. Конкретное, как говорит Маркс, является исходным

пунктом созерцания и представления. Но мышление в целях

воспроизведения реального процесса вынуждено сначала путем анализа

выделить абстрактные моменты и после того, как они установлены и

абстрагированы, восходить от простейших моментов или отношений к

сложным. Поэтому указание Тренделенбурга, что становление сначала

должно быть дано в созерцании и представлении, чтобы мы могли

выделить из него его абстрактные, простейшие моменты, совершенно

правильно, но это указание ни в малейшей мере не затрагивает существа

диалектического метода. Правда, гегелевское построение,

касающееся перехода чистой мысли к бытию, не выдерживает критики.

Но нам представляется неправильным упрек, который делают Гегелю

Тренделенбург, Л. Фишер и др. насчет синтетического характера его

метода. Диалектика представляет собою по самому существу теорию

развития абстрактной, алгебраической форме, поскольку она

раскрывает общие законы движения, присущие всякой действительности.

Посредством анализа мы лишь расчленяем данный предмет на его

составные части. Как говорит правильно Тренделенбург, кто

расчленил дерево на ствол, ветви и листья, тот еще не разрешил вопроса о

возникновении дерева, между тем как диалектический метод ставит

себе задачей раскрытие процесса происхождения, возникновения и

уничтожения данного явления. «Кто знает, как именно возникает

вещь, тот, конечно, ее понял. Тайна познания есть разоблачение тайны

происхождения вещей», говорит справедливо тот же Тренделенбург *).

Стало быть, нельзя ограничиваться анализом, расчленяющим предмет

на его составные части, но не раскрывающим процесса возникновения

или развития вещи. Чтобы показать, как предмет развивается,

становится, возникает и исчезает, для этого необходимо восходить от

его простейших форм, от момента его возникновения, и изучить

последовательную смену переживаемых им фаз развития — вплоть до его

гибели. В этом, собственно, основной смысл диалектического метода.

*) Trendelenburg, там же, стр. 79; русск. пер. стр. 85.

Опрашивается теперь, правильно ли поступает Гегель, применяя

«синтетический» метод в построении своей логики? Нам представляется,

что Гегель поступает совершенно правильно и что критики его

просто не уразумели смысла гегелевского построения. Метод Гегеля

есть метод развития. Но метод Гегеля вовсе не есть метод

исключительно синтетический. Это утверждение основано на недоразумении,

ибо у Гегеля мы имеем единство анализа и синтеза. Каждая третья

категория есть конкретная, т.е. синтетическая категория,

расчленяемая в то же время аналитически на отвлеченные моменты, единство

которых образует целостную, конкретную категорию. Так, например,

чистое бытие и ничто суть абстрактные, выделенные путем анализа

моменты конкретной категории становления. Сам Гегель неоднократно

указывает на то, что все развитие философской мысли состоит только

в полагании того, что уже содержится в данном понятии; выведение

же единства бытия и ничто есть чисто аналитическое, подчеркивает