Справившись с брюками, Бойс выпрямился, весь красный от стыда.

- Т-ты-ы… – прохрипел Джон, белея от бешенства.

- Не кипятись, Джон, позволь, я все объясню, – Бойс сделал успокаивающий жест, – Давай выйдем.

- Выйдем? – страшным голосом повторил Джон, – Что ж, давай выходи!

Он подскочил к Бойсу, схватил его за шею, пригнул и потащил к выходу. За два шага до двери, с силой, удесятеренной душившей его яростью, пхнул друга, подогнав его пинком. Тот полетел головой вперед. Вышиб собой дверь, врезался в слякоть и на животе поехал прямо под копыта коней. Моргана в испуге взвилась на дыбы, грозясь подковами проломить Бойсу череп. Он откатился в сторону, попытался подняться, но поскользнулся в склизкой грязи. Над ним стоял Джон. Лицо его перекосилось.

- Джон! – крикнул Бойс, закрываясь плечом.

Джон широко размахнулся и хлестнул. Хлыст с шипением врезался в мышцы.

- Джон, я…!

Взмах, свист и удар. Он еле успел отвернуться, иначе бы хлыст вырвал ему глаз. Снова свист и удар. Расставив ноги, Джон бил его куда попало – по спине, по груди, животу, рукам, которыми Бойс закрывался, по шее. Хлыст визжал и вгрызался в тело. На коже вздувались толстые рубцы и багровели на глазах. Бойс катался по земле, весь в крови и грязи. Лужи вокруг кипели. Милле не давал ему ускользнуть, подбегал и снова нахлестывал, с истинно палаческим наслаждением. Он ждал, что Бойс закричит, не вынеся истязаний. Но тот молчал.

Крик, вернее высокий, истошный вопль раздался со стороны землянки. Милле сдержав удар, посмотрел туда. Катриона, все еще обнаженная, ухватилась за косяк, чтобы не упасть, смотрела на них и вопила. Ее волосы свесились до земли.

- Катриона! – Бойс поднялся на ноги, воспользовавшись тем, что Милле отвлекся. Девушка моментально умолкла. Он двинулся к ней. Но демон, вселившийся в Милле, не насытился. Джон хлестнул Бойса по спине. Катриона снова завопила.

- Куда? Я засеку тебя!

- Дурак! – Бойс ловко увернулся от повторного удара. Вырвал у Джона и отбросил хлыст. – Хватит!

Джон бросился на Бойса с кулаками. Друг поймал его и сдавил в крепких объятиях.

- Успокойся! Я получил свое!

- Черта с два… – Джон стал озверело вырываться. Бойс сильно откинулся назад и головой ударил Милле прямо в лицо. Разжал руки. Охнув, Джон повалился в лужу, залился кровью – она хлынула из разбитого носа, багровым окрасила рубашку на груди.

– Я же сказал, хватит, – повторил Бойс, сутулясь. Частые красные полосы пересекали его грудь. Одна пролегла сквозь лицо – от виска, через нос и щеку к подбородку. Губа была рассечена и кровоточила. Бойс походил на выходца из ада.

Он сделал попытку помочь Джону подняться.

- Прочь! – Джон с омерзением оттолкнул его руку. Лайонел отошел к Катрионе, закрыл ее собой.

Не глядя на них, Милле отвязал Моргану, поскальзываясь и падая, начал взбираться вверх по склону. Вскоре исчез в лесу.

Катриона громко всхлипывала. Бойс застонал, повалился на колени перед девушкой. Крепко обнял ледяное тельце, прижался щекой к мягкой груди.

– Девочка… Милая моя, – зашептал он, – Прости… Прости…Что я наделал? Я не должен был… Не смог…Как теперь…

Его речь превратилась в бессвязное бормотание.

Она гладила его и беззвучно плакала.

Бойс отвел девушку в землянку. Усадил на кровать. Одел ее, оделся сам. Долго успокаивал, укачивал Катриону, как ребенка, посадив к себе на колени. Шептал, обещал, осторожно целовал маленькие пальцы. Наконец слезы унялись. Он завернул ее в плед, служивший покрывалом кровати, вывел в лес, посадил на коня и довез до камня. Там девушка, ни слова не говоря, соскользнула на землю.

- Беги, – прошептал он, наклоняясь в седле, трогая разбитыми губами макушку ее головы, – беги домой.

Девушка побежала.

Бойс доехал до ручья, лежа на шее коня. Конь вошел в пенный поток, остановился, начал пить. Бойс стал крениться все ниже, ниже, и свалился в воду. Сначала лежал в ней, глядя вверх. Наконец, с усилием сел, стянул с себя рубашку, промокшую и пропитавшуюся кровью. Мочил ее в ручье и мылся. Дождь превратился в ливень, помогал ему, падая сверху. Альпин понуро стоял и ждал поблизости. Вот хозяин его поднялся, побрел через ручей, через луг, ничего не говоря и не оборачиваясь. Конь, чувствуя неладное, не ржал, не пытался догнать хозяина. Брел следом.

Элеонора читала в гостиной, когда хлопнули двери, и в коридоре раздались бегущие шаги. Она отложила книгу и вышла к дверям. Выглянула. Это был Милле. Он успел добежать до конца коридора, через секунду пропал за поворотом. Он слишком спешил, чем возбудил ее беспокойство.

Элеонора решительно пошла за ним следом.

Дверь в комнату Джона, которая находилась рядом со спальней ее сына, была распахнута. Элеонора неслышно заглянула вовнутрь.

Молодой художник, стоя над тазом с водой, умывался, фыркая и выплескивая воду на пол. Умывшись, он схватил полотенце, прижал его к носу. Движения его были порывисты. Рубашка, как заметила Элеонора, порвана и вымазана черной грязью.

- Что случилось, Джон? – спросила она, входя. Сердце заколотилось чаще. Юноша повернулся к ней. На груди, на светлой ткани темнело большое кровавое пятно. Кровью постепенно пропитывалось и полотенце, которым он зажимал нос.

- Вы ранены?

- О, ничего особенного, леди МакГрей, – Джон отвернулся, – Пустяк. Всего лишь сломанный нос. Моя вина. Скоро пройдет. Кровь почти остановилась.

В тоне его было что-то, что помешало ей броситься ему на помощь. Джон отшвырнул полотенце, прошел к гардеробу, вынул свой саквояж. Леди, замерев, наблюдала за ним. Он кинул раскрытый саквояж на пол и стал сваливать в него вещи, стопками снимая их с полок шкафа.

- Вы уезжаете? – спросила она.

- Да, – был дан краткий ответ.

- На ночь глядя? Не предупредив нас заранее?

- Да. И да.

- Но почему, Джон?

Взгляд Милле упал на незавершенную картину, которая стояла на треножнике у окна. Майская королева, сидящая на цветущем лугу. Элеонора тоже посмотрела на нее и невольно подумала, что работа превосходна. Настоящий шедевр.

- Знаете, – Милле будто что-то вспомнил, метнулся к кровати. Сорвал с нее покрывало, бросил его на пол. – Я не мог вас предупредить. Ибо с утра сам не знал, что к вечеру уеду. Посему, прошу прощения и благодарю за гостеприимство.

Вслед за покрывалом он сорвал с кровати одеяло, затем простыню. Простыню набросил на холст.

- Где мой сын? – спросила Элеонора, не в силах ждать, когда он сам скажет ей то, что волновало ее больше всего на свете.

Милле впервые с начала разговора повернулся к ней. В его глазах застыло презрение.

- Разве я сторож брату моему? – он брезгливо скривил губы, – Я понятия не имею, где ваш сын. Чем он занимается. Знаете ли вы, что заниматься он может, чем угодно? Вещами, о которых нормальным людям лучше не знать!

Элеонора до боли в ладонях выкрутила платочек, который держала.

- Он жив, по крайней мере?

- Что с ним станется? – выплюнул Милле, надевая чистый сюртук поверх грязной рубашки. – Прекращайте волноваться за него, миледи. Это смешно. С такими людьми, как ваш сын, никогда ничего не случается. Земля сгорит, небеса рухнут, и в творящемся вокруг бедламе ваш сын будет чувствовать себя превосходно.

- Желаете, чтобы я приказала заложить экипаж?

- Да, будьте любезны, – Милле сел на корточки и стал застегивать чемодан.

Элеонора выбежала из комнаты.

Во дворе перед парадным входом в поместье закладывался экипаж. Грум Норри, конюх и кучер, которому предстояло вести Милле, выкатили из конюшни большую карету – нечета развалюхе, привезшей Милле в Тэнес Дочарн. Они впрягали в нее четверку лошадей и постоянно переругивались между собой на родном гэльском наречии. Джон, хмурый и бледный, с лиловыми синяками под глазами, укладывал свой багаж на запятки позади кузова кареты.

Дождь перестал, небо постепенно очищалось. Однако светлее не становилось – солнце двинулось на запад, и уже успело наполовину скрыться за горным кряжем. В саду пели птицы. Воздух был свеж и сладок.