— Вы сказали, что это очень важно, мистер Холман, — заговорил он с подкупающей искренностью. — Это что-то связанное с Германом Рейнером?

— Верно, — ответил я. — И я бесконечно благодарен вам за то, что вы нашли возможность повидаться со мной сегодня же вечером.

— Устраивайтесь поудобнее, — сказал он, — выпьем?

— Бурбон со льдом, спасибо.

Я уселся в кресло экзотического вида из ротанга, которое будто бы предназначалось для какого-то мандарина и было наверняка сделано в одной из мастерских кустарей-умельцев, окружающих Вилширский бульвар. Квартира доктора находилась на тринадцатом этаже нового высотного здания, декор был определенно восточным — под стать огнедышащему дракону, нарисованному масляными красками над ложным камином.

Доктор вернулся от бара с наполненными бокалами, протянул мне мой и уселся во втором ротанговом кресле против меня.

— Бедняга старина Герман! — произнес он для начала. — Я ведь был вместе с ним на той охоте, когда произошел несчастный случай. Вы знаете об этом? До сих пор не уверен, что когда-нибудь мне захочется снова отправиться на охоту…

— Как это случилось? — вежливо спросил я.

— В лесу мы с ним разошлись в разные стороны, — медленно заговорил он. — Герман был новичком, это был его первый выезд на природу. Но он шел уже третий день, и я боюсь, его утомили все мои добрые советы и наставления на протяжении первых двух… — Он невесело усмехнулся. — Объедините двух психиатров: они ведь ни за что не станут поучать друг друга, а тут… Так или иначе, но на третий день Герман настоял на том, что станет действовать самостоятельно. Я пытался его отговорить, но он заупрямился, и было ясно, что мне его не переубедить. Итак, мы ушли из охотничьего домика в восемь утра и разошлись в разные стороны. А где-то около половины двенадцатого прибежал ко мне запыхавшийся владелец и сообщил про несчастный случай. Кто-то из других охотников наткнулся на тело Германа час назад. Хозяин с трудом меня разыскал.

— Что с ним стряслось?

— Он погиб от выстрела в затылок. Полицейский хирург установил, что смерть наступила примерно в половине одиннадцатого. Его обнаружили лежащим посреди густого кустарника. Поверите ли, подобные вещи случаются очень даже часто! Какой-нибудь болван с ружьем в руках замечает, что что-то шевелится в чаще леса, и принимается стрелять, даже и не подумав выяснить, дичь это или нет.

— Удалось выяснить, кто это сделал?

— Нет. — Он медленно покачал головой. — Они проверили всех, кого смогли найти поблизости, но их пули оказались другими. Офицер, возглавлявший расследование, предположил, что человек, подстреливший беднягу Германа, обнаружил, что натворил, и тут же либо постарался поскорее оттуда убраться, либо запрятал свое ружье в таком укромном месте, где его никто не смог бы разыскать.

— Хорошенькое дело! — покачал я головой. — Человек умирает, а тип, виновный в его гибели, спокойно и безнаказанно исчезает с места происшествия?

— Да. — Его карие глаза оценивающе уставились на меня, и недавняя доброжелательность полностью исчезла. — Почему вы интересуетесь смертью Германа, мистер Холман?

— У меня появилась клиентка, которая в прошлом была его пациенткой, — пояснил я. — Он имел обыкновение записывать на магнитофон их беседы у него на приеме. После его смерти ленты исчезли, а она жаждет заполучить их назад.

Он поморщился:

— Так вон оно что! Шантаж, очевидно?

— Кто знает?

— Крайне сожалею, мне бы очень хотелось вам помочь. — Он слегка пожал плечами. — Совершенно очевидно, что сам Герман не стал бы мне болтать про своих клиентов и их проблемы. И я не имел представления…

— Он был одним из тех людей, чье болезненное любопытство удовлетворяется если не созерцанием, то хотя бы описанием эротических сцен, — холодно прервал я. — Позднее он проигрывал эти записи снова и снова ради острых ощущений. Вам это было известно?

— Герман?! — Он казался искренне потрясенным. — Боже упаси, не имел ни малейшего представления! Вы уверены?

— Я получил эти сведения из весьма авторитетного источника.

— Весьма авторитетного? О, вы имеете в виду Карен Рейнер, его жену?

— Верно.

Он протер глаза ладонью, потом посмотрел на меня весьма неодобрительно:

— Я бы на вашем месте не обращал большого внимания на то, что говорит Карен, мистер Холман.

— Почему?

— Потому что… ну… у нее имеются собственные проблемы… — Он снова принялся протирать глаза, на этот раз даже не пытаясь скрыть своего раздражения. — Проклятие! Я не хочу быть втянутым в эту историю, но в то же время мне совершенно не хочется, чтобы пострадала репутация такого человека, как Рейнер. Он был превосходным доктором и первоклассным психиатром. Ну а его жена… Скажем так: она эмоционально неуравновешенна.

— Что это значит?

— Это значит, что она нуждается в помощи психиатра, — коротко ответил он. — У нее не все в порядке с головой, если уж вам необходимо это знать, — он презрительно посмотрел на меня, — а я полагаю, вам это знать не мешало бы.

— Она считает, что ее муж погиб не в результате несчастного случая.

— Но это же нелепо!

— Почему? — рассудительно заговорил я. — Один из самых надежных способов убить человека — это придать его смерти видимость несчастного случая. А какое место является для этого наиболее подходящим? Лес, где сколько угодно никуда не годных охотников.

— Но чего ради кому-то понадобилось убивать Германа?

— Эти ленты ведут к элите Голливуда, — сказал я. — Для шантажиста это целое состояние.

— Тогда зачем было убивать Германа, чтобы их раздобыть? — сердито спросил Сулливан. — Почему просто не выкрасть их из его кабинета?

— Потому что это означало бы, что дело с самого начала будет передано полиции, — терпеливо разъяснил я. — Рейнер бы их вызвал, они бы установили значение записей и имена людей, которые оказались бы в затруднительном положении.

— И все же это не кажется убедительным, — проворчал он. — Я знаю, что Карен смотрит на случившееся иначе. Но к ней нельзя подходить с обычными мерками! Вообразить такое! Кто-то, мол, организует убийство Германа во время охоты… — Тут он внезапно умолк, посмотрев на меня широко раскрытыми глазами. — Черт побери! Но она ведь не допускает, что это я его убил, нет?

— Не знаю, — ответил я не слишком любезно. — Даже если да, то в настоящее время она чересчур перепугана, чтобы говорить о чем-то определенно.

— Но это же… — Он сделал глубокий вдох, заставляя себя успокоиться. — Я находился очень далеко, когда его нашли.

— Его нашли через час после убийства, — сказал я. — А где были вы, когда он умер? И можете ли вы это доказать?

— Я был за несколько миль от этого места, и я… нет, доказать это невозможно.

— Ну вот, сами видите, как обстоят дела, доктор! — произнес я спокойно. — Конечно, не стоит из-за этого терять сон. Полиция, очевидно, не сомневается в том, что это был несчастный случай. Так что дело будет закрыто, если только на свет Божий не всплывут какие-то новые факты…

— Новые факты, — проговорил он сдавленным голосом.

— Ну, эти исчезнувшие магнитные ленты, которые можно использовать для шантажа, — они ведь являются уликами, не правда ли? — объяснил я весело. — Для кого-то они являются весомым поводом для убийства доктора, верно?

— Видимо… — Ему удалось изобразить на лице подобие усмешки. — Для человека, который желает, чтобы я утратил сон из-за этой истории, вы проделали бесподобную работу. Выяснили все возможное, чтобы превратить меня в человека, страдающего бессонницей.

— Ну а почему вы-то должны беспокоиться? — принялся я его успокаивать. — Ведь вы же понятия не имели об этих записях.

Лицо у него мгновенно застыло, затем он как бы нехотя сделал медленный выдох — так, будто хотел, чтобы это не стало заметным.

— Когда я заявил об этом несколько минут назад, мистер Холман, я посчитал вас за человека, который сует свой нос в дела, совершенно его не касающиеся, и не намеревался вас вообще ни о чем информировать. Но за последние несколько минут мое отношение к вам изменилось.