— Дальше?

— Я знал про эти записи. Некоторые даже слышал, — медленно произнес он. — Герман использовал меня в качестве консультанта по некоторым проблемам. Это были чисто профессиональные консультации, конечно. Я с удовольствием помогал ему, и он настаивал, чтобы я получал за это щедрую плату. — Он сделал глоток из своего бокала и с несчастным видом посмотрел на меня. — Теперь, вы понимаете, почему я по вашей милости так быстро утратил покой. Если его собственная жена настаивает, что его убили потому, что кому-то захотелось воспользоваться этими лентами с целью шантажа, тогда я оказываюсь, мягко выражаясь, в весьма затруднительном положении.

— Какого рода проблемы у миссис Рейнер? — спросил я.

— Вообще-то обсуждать эти проблемы не совсем этично… — Он увидел выражение моего лица и поморщился. — Но поскольку она никогда не была моей пациенткой, а при сложившихся обстоятельствах… — Он откашлялся. — Я не знаю детально о характере ее проблем, для определения потребовался бы целый ряд анализов. Но, говоря в общем, у нее неустойчивая психика. Она — патологическая врунья… — Неожиданно он покраснел. — Полагаю, вы ожидали, что в моем положении я скажу нечто подобное, но это чистая правда, мистер Холман. Разумеется, не изучив как следует пациента, диагноз поставить невозможно, но с большой долей вероятности можно предположить, что у нее имеются параноидальные тенденции, причем появились они уже Довольно давно. Я никогда раньше не говорил об этом с Германом по совершенно очевидным соображениям-, но каким образом он мог терпеть ее в качестве жены — для меня всегда оставалось загадкой.

— Слушаю вас, и мне невольно приходит в голову, не была ли сама миссис Рейнер в лесу в то утро и не она ли это пустила в ход пистолет, — сказал я, подмигивая.

— Она была дома в постели, когда ей позвонили по междугородному, — сказал он. — Но конечно, она могла… Впрочем, нет — лучше такого… такого не говорить!

— Могла бы нанять профессионального убийцу и поручить ему выполнить эту работу? — спросил я. — Именно это вы хотели сказать, доктор?

— Именно. — Он на мгновение прикусил нижнюю губу. — Да, вы угадали правильно…

— Какое совпадение мнений! — усмехнулся я. — О том же самом сказала мне и она. Кто-то нанял профессионального убийцу. Поэтому она страшно нервничала: человек, прибегнувший к помощи профессионального убийцы один раз, всегда, говорила она, сможет нанять его вторично.

Я допил свой бокал, поставил его на ручку кресла и затем поднялся.

— Благодарю за потраченное на меня время, доктор.

— Мне хотелось бы быть более полезным, — очень искренне воскликнул он, — в особенности сейчас, когда вы наградили меня бессонницей!

Я прибегнул к старому приему: молчал, пока не приблизился к двери, а там обернулся и произнес:

— Еще один вопрос, доктор…

Я почувствовал, что ему не нравится тон моего голоса, однако ему не оставалось ничего иного, как произнести со вздохом:

— Слушаю вас, мистер Холман.

С самым беспечным видом я спросил:

— Когда вы в последний раз спали с Карен Рейнер, док?

— Убирайтесь отсюда немедленно, — с расстановкой произнес он, — прежде чем я вышвырну вас за дверь!

Строго говоря, это был не ответ, но я не стал настаивать. Просто вышел из квартиры и аккуратно закрыл за собой дверь, ничуть не усомнившись в том, что яснее любых слов правду мне сообщила паника в глубине его глаз, мелькнувшая на короткое мгновение, прежде чем он разыграл возмущение.

В лифте у меня возникли философские мысли: как можно строить новые прекрасные здания, когда старые мерзкие грехи продолжают в них расцветать пышным цветом? По всей вероятности, единственным объяснением для такого рода рассуждений послужит то, что события этого дня загнали меня в своего рода психологический тупик. С того самого момента, когда Барбара Дун дала мне прослушать эту ленту и я узнал про один из ее прежних неосторожных поступков, факты стали накапливаться как-то уж слишком быстро. Множество разрозненных сцен стало мелькать у меня в голове: встреча со второй половиной тайны Барбары — с ее секретарем со столь обольстительной фигурой, Марсией Роббинс; затем Мадонна из цветного стекла, справляющаяся у меня, не желаю ли я немного повозиться в передней гостиной, голос ее тогда звучал настолько буднично и равнодушно, будто подобные мысли случайно мелькали у нее в голове сплошным рядом; ну и наконец, смогу ли я когда-либо позабыть смешливую пташечку Сюзанну Фабер и ее мускулистого приятеля Лероя?

Затем я не без удовольствия вспомнил то, каким приемом мне удалось удержать ее на расстоянии вытянутой руки, хотя эта приятная сценка закончилась потоком злых женских слез, когда она забралась в свою небольшую синюю машину. Я великодушно засунул Лероя на заднее сиденье, поскольку у него все еще были серьезные респираторные проблемы, затем проследил взглядом за тем, как они уехали прочь и растворились в стране Фантазии, выходцами из которой, несомненно, являлись.

Я поехал домой и оказался там около половины девятого.

Интервью с Гарретом Сулливаном было достойным завершением беспокойного дня, так что я намеревался расслабиться и дать себе отдых хотя бы до утра. Прежде всего я занялся приготовлением сложного напитка. Мне оставалось добавить в него пару кубиков льда, когда раздался дверной звонок.

Признайтесь, кто радуется посетителю, когда неизвестно, кто он такой, да и к тому же является в самое неподходящее время?

Я отворил входную дверь и уставился на пышные черные усы, которые минутой позже растянулись и зашевелились, обнажив два ряда жемчужно-белых зубов.

— Рик Холман? — осведомился густым баритоном владелец разбойничьих усов и зубов, которые своим видом говорили: «Мне не требуется дантист».

— Да, это я, — ответил я весьма осторожно.

— Эдгар Ларсен, — представился он. — Разрешите войти?

— Пожалуйста, — без всякого энтузиазма проворчал я, отступая в сторону.

Когда он вошел, гостиная как будто немного съежилась. Это меня не удивило: у меня самого появилось ощущение, будто я слегка усох возле него. Он был громоздким решительно во всем: огромные усы и лошадиные зубы были всего лишь составными частями этого человека-горы. В нем было около сотни килограммов, но толстым его назвать было бы неправильно. Его абсолютно лысая голова была бронзовой от загара, а внушительные усы чуть ли не достигали ушей, а затем плавно спускались вниз.

— Я управляющий делами Барбары Дун, — объявил он с величайшей гордостью, как будто сообщал об этом целому миру, — но, видимо, это вам уже известно, Холман?

— Она упоминала об этом сегодня утром. — Я тоже ощерился, хотя зубы у меня были помельче и парочку мне уже пришлось в свое время запломбировать. — Вы приятель этого шарлатана, не так ли?

По его глазам было видно, что данный эпитет не привел его в восторг, но, будучи человеком воспитанным, он ухитрился выжать из себя подобие улыбки:

— Весьма оригинально, Холман! Никто не предупредил меня, что у вас такое потрясающее чувство юмора. А то бы я захватил свою записную книжку с длиннобородыми анекдотами.

— Почему вы не присядете, мистер Ларсен? — предложил я. — И потом, зачем такая официальность?

Зовите меня либо Риком, либо просто мистером, договорились?

— Как вам угодно. — Он опустился, как идеально отрегулированный лифт, на ближайшее кресло. — В таком случае пусть будет «Рик», хорошо? — Ряд зубов — могильных камней — сверкнул на мгновение под усами. — Хотя у меня есть основания предполагать, что мы с вами не станем закадычными друзьями, однако считаю нужным сообщить, что именно я рекомендовал вас Бэбс.

— А что, доктор Секс и вас записал на магнитофон? — осведомился я.

— Откуда у вас такие мысли?

— Это же логично. Таким образом, вы будете из кожи лезть вон, чтобы вернуть не только ее ленты, но и собственные.

— Существует одно довольно устаревшее слово, которое вас характеризует очень точно, Холман, — «несносный».

— И вы все еще переживаете из-за своих записей? — сказал я.