На мгновение ее охватил страх, хотя она понятия не имела почему, и она отбросила его прежде, чем смогла стала задумываться над его причинами. Вместо этого она изучала его еще секунду, потом, приподняв свою ночную рубашку, забралась коленями на кровать.
Ей было неловко, но если она отказалась от страха, то она должна отказаться и от смущения, устроившись так, чтобы оседлать его сильные бедра. Он не двигался, но она видела блеск его глаз из-под ресниц - он не спал. Он наблюдал за ней.
Она втянула в себя воздух, ее сердцебиение стало громче. Ткань его джинсов ощущалась грубой на внутренней стороне ее ног, а он сам был таким... горячим. Но ведь она и раньше чувствовала, каким горячим он был, не так ли?
Во рту у нее пересохло. Одно дело думать обо всем этом, совсем другое - сделать это. Стоять на коленях перед мужчиной, в которого она была влюблена большую часть своей взрослой жизни. Мужчина, о котором она никогда не позволяла себе фантазировать, потому что так безопаснее, так легче жить.
Если у тебя чего-то никогда не будет, тебе никогда не будет больно, когда это заберут.
И прямо сейчас, никто не мог забрать его у нее.
Оливия снова вдохнула, пытаясь успокоиться.
Ладно, не надо думать о задаче в целом, а просто о следующем шаге. Что ей теперь делать? Дотронуться до него…
Медленно, она присела так, что оседлала его бедра. Она почувствовала, как его мышцы под ней напряглись в ответ, хотя он не двигался. Боже, его жар снова потряс ее. Она не ожидала, что заметит это или даже что ей это понравится. Но ей понравилось. Ей действительно понравилось.
Она вся напряглась, а мурашки побежали по коже. Между бедер возникло ощущение тяжести, что-то вроде пульсации.
Желание.
Она чувствовала это и раньше, иногда ночью, во сне. Неясные сны, которые она никогда не помнила, когда просыпалась, но от которых ей было жарко, мокро и больно. Ей не нравилось думать об этом, поэтому она всегда игнорировала их.
Но, сидя верхом на распростертом теле Вульфа, она подумала, что эти чувства не так-то легко игнорировать. Не сейчас, когда она здесь, а он под ней.
Возможно, это была не такая уж хорошая идея. Возможно, ей следует просто слезть с него и оставить спать.
- Хм, - пробормотал он, сапфир и изумруд поблескивали под длинными шелковистыми ресницами. - Ты уже передумала?
Было что-то в его грубом голосе, что прокралось под ее кожу, как заусенец. Своего рода вызов.
Это заставило ее напрячься, вспышка раздражения прошла через нее.
- Я не боюсь, если ты об этом, - коротко ответила она.
- Ну, конечно, нет, - на этот раз в его голосе послышались веселые нотки. - Оливия де Сантис боится старого доброго минета? Никогда.
Теперь он насмехался над ней, и это ее раздражало. А еще ей хотелось показать ему, что она на самом деле не боится, и это озадачивало, когда она уже решила, что ей все равно, что он о ней думает. Но почему-то она не могла отпустить его. Он думал, что она здесь в ловушке, он думал, что она не сможет убежать.
Она ему покажет. Она покажет его шести футам пяти дюймам мускулистого морского котика, кто здесь боится, а кто нет.
Оливия промолчала. Вместо этого она протянула руку и потянула ткань его термоводолазки вверх, скользя по его телу, открывая все эти красивые, скульптурные мышцы, загорелую кожу и яркие чернила его татуировок.
Один уголок его рта приподнялся, но она не хотела смотреть на его лицо, потому что намек на улыбку и блеск его глаз делали с ней то, что ей не нравилось. Вместо этого она посмотрела на его грудь, протянула руки, чтобы прикоснуться к нему, и положила ладони ему на грудь.
Боже. Такой горячий и невероятно твердый. И все же его кожа была гладкой, атласной, и слегка колючей из-за волос на его теле.
Она сглотнула, скользя ладонями вниз по его торсу, наблюдая, как напряглись и расслабились мышцы его живота, когда она прикоснулась к нему. Он чувствовал себя так... хорошо. Лучше, чем она ожидала.
Наконец, прикоснувшись к нему, после всех этих лет…
Ее горло сжалось, и какая-то часть ее хотела убрать руки и убежать из комнаты, забыть обо всем, что когда-либо здесь происходило. Но почему-то она не могла заставить себя сделать это. Он был здесь и позволял ей прикасаться к себе, и, Боже, она не могла остановиться.
Она поглаживала его, зачарованная игрой мышц его пресса, чернилами, вздымающейся и опускающейся массивной грудью, скольжением цепочки армейских жетонов по его коже, когда он дышал. Горячий.... Она не могла справиться с его жаром и тем, как обожгло ее пальцы, как будто они могли загореться в любую секунду. Ее сердце билось так громко, что она больше ничего не слышала.
Она никогда не думала о том, чтобы прикоснуться к мужчине. Никогда себе этого не позволяла, даже к Вульфу. Она любила его, но всегда издалека, на расстоянии.
Но теперь расстояния не было. Он был не просто новым письмом в ее почтовом ящике, с историями того места, где он находился на задании. Или даже имя в строке «кому» одного из ее собственных писем ему, изливая свою душу о том, что происходит в ее жизни. Он не был воспоминанием о высоком, долговязом мальчике, который сидел, развалившись, в библиотеке ее отца, слушая ее.
Он не был тем парнем на фотографиях, которые он прислал ей, изображенный с пистолетом в руке или в форме.
Он был живым, дышащим мужчиной, который лежал прямо под ней, и она касалась его, и все это было реально. Все было по-настоящему. Твердый жар его тела, ощущение его кожи под ее руками, звук его дыхания…
Это был мужчина, которого она любила. И он был прямо здесь.
Слабый, но холодный поток страха пронзил ее вдруг.
Любить Вульфа Тейта было легко, потому что он существовал только в ее голове. В ее памяти и в ее воображении, подогреваемого его письмами и редкими телефонными звонками. Ее любовь была чем-то абстрактным, состоящим из тоски, волнения и волнующей нервозности. Она не была физической, потому что она никогда не позволяла себе думать о нем.
Потому что так тебе было неудобно. Это заставляло тебя хотеть, а ты никогда не могла хотеть чего-либо.
Дрожь пробежала по ее телу, и она обнаружила, что смотрит на резкие черты его прекрасного лица. Этот подвижный, идеальный рот. Блеск в его завораживающих глазах.
И вдруг очень неожиданно, она осознала, что он не был больше безопасен для нее. Он не существовал в ее голове сейчас, образ, который она нарисовала себе, чтобы направить всю любовь, которая была у нее внутри. Хороший безопасный идеал для поклонения издалека, никогда не приближаясь.
Но если она продолжит в том же духе, то определенно приблизится к нему. И если она это сделает, что-то внутри нее изменится. Откроется дверь, которую она всегда держала закрытой, и все желания и потребности, которые она держала взаперти, хлынут наружу. Реальное желание. Реальные потребности. С твердыми, острыми краями, которые разорвут ее на куски.
Раньше она позволяла себе хотеть. Но она не могла больше себе позволить этого.
Оливия отдернула руки, испугавшись холода, что разрастался в глубине ее груди. Внезапно все, чего она хотела, - это оказаться как можно дальше от него, снова увеличить расстояние между ними.
Но Вульф, должно быть, понял, что что-то не так, потому что сел и положил руки ей на бедра, большие теплые ладони скользнули вниз по ее ягодицам. Нежно, но твердо держа ее на коленях.
- Эй, - пробормотал он, нахмурившись и ища ее взгляд. - В чем дело?
Ей пришлось бороться с собой, чтобы не выдать своего страха, потому что она никак не могла объяснить ему, в чем проблема. Не открыв себя полностью, а она не могла этого сделать. Одно дело сказать, что она хочет его, и совсем другое - сказать, что любит.
А ты его любишь? Или тебе нравилась только мысль о нем? Ты его совсем не знаешь.
От этой мысли у нее перехватило дыхание, и она не могла перестать смотреть на него, выражение его лица менялось, становясь чьим-то еще. Мужчина с морщинами и шрамами, с опытом, о котором она ничего не знала и, возможно, никогда не узнает. Мужчина, который не был тем парнем, которого она помнила, или парнем, которого она представляла себе, посылающего ей все те письма.