— За удаль!

Стоит офицер, ничего понять не может, а Суворов опять:

— Бери, бери. Получай! За удаль. За русскую душу. За молодечество!

БАРИН

Суворов жил во времена крепостного права. Он и сам был крупным

помещиком. Под Москвой, под Владимиром, Костромой, Пензой и Новгородом находились

земли и имения графа Суворова.

Несколько тысяч душ крепостных крестьян принадлежало фельдмаршалу.

В новгородском имении графа Александра Васильевича Суворова крестьяне

с нетерпением ждали приезда барина.

Изнемогли мужики. Замучил их своими придирками графский управляющий

Балк. Вот и решили мужики дождаться приезда Суворова, прийти к нему и все

рассказать. Прибыл Суворов. Явились крестьяне.

— Как звать? — обратился фельдмаршал к первому.

— Денис Никитин.

— Про что жалоба?

— Сечен, батюшка.

— За что сечен?

Принялся Никитин объяснять, что зимой, проходя по барскому полю, нашел

он подгнивший сноп хлеба. Подобрал его Никитин, поволок домой. Однако дорогой

был встречен Балком, схвачен управляющим и выпорот.

— Правильно выпорот, — сказал Суворов, — на барское рот не разевай.

— Так сноп же подгнивший. Завалящий. Ему же все равно пропадать...

— Не твое дело, — прервал Суворов. — За порчу с управляющего спрос.

Ступай. А что у тебя? — обратился ко второму мужику.

— Сечен, батюшка.

— За что сечен?

— Шапку не снял перед Балком, ваше сиятельство.

— Шапку снимай, — ответил Суворов. — Правильно сечен.

— Так я же не заметил. Без злого умысла, ваше сиятельство.

— Впредь замечай. Будет наука. Ну, а ты? — обратился к горбатой старухе.

— Сечена, батюшка, сечена, — зашамкала та, — недоимки у меня: три рубли

двадцать копеек.

— Помилуй бог, — воскликнул Суворов. — Три рубля двадцать копеек! Верни.

Немедля верни.

— Так где же их взять?

— Корову продай.

— Так нет же коровы.

— Займи.

— Так у кого же занять?!

— Ступай, — прекратил разговор Суворов. — Верно сечена. За недоимки

управляющему наказ и впредь батогами жаловать.

Больше жалобщиков не нашлось. Расходились мужики разочарованные.

— Барин, как есть барин! — говорили они.

НЕВЕСТЫ

Приехал как-то Суворов под Владимир в свое имение Ундол, прошелся по

улице, повстречал группу парней:

— Женаты?

— Нет, ваше сиятельство.

— Почему не женаты?

— Так невест на селе нет.

Вызвал Суворов управляющего, стал кричать:

— Парни как дубы выросли. Почему не женаты?

— Невест же нет на селе.

— Купить невест, — распорядился Суворов.

Любил Суворов, чтобы крестьяне вовремя заводили семью и детей, чтобы свое

хозяйство вели в исправности. Хозяйство в исправности — барину лишний доход.

На следующий день, получив двести рублей, управляющий двинулся за

невестами.

— На лица не смотри, — наставлял Суворов. — Лишь бы здоровы были. Не

задерживайся. Купил — ив Ундол. Отправляй на подводах. Вези осторожно,

сохранно.

Через несколько дней невесты прибыли.

Суворов вызвал парней:

— Становись!

Стали по росту.

Подошел к невестам, согнал с телег:

— Становись!

Невесты построились.

— На-пра-во!

Парни и девки повернулись, оказались теперь попарно.

— Шагом марш! Под венец. В церковь! — скомандовал Суворов и сам пошел

первым.

Тут же молодых оженили. А так как времени было мало и невесты и женихи

друг друга как следует н.е рассмотрели, то после обручения перепутались. Где муж,

где жена, разобраться не могут.

Построил тогда Суворов снова парней и девчат по росту. И сразу стало все на

свое место.

Суворов остался доволен. Женил. Доброе дело сделал. А о том, понравились

ли друг другу женихи и невесты, и не подумал. Барин. И молодые смолчали:

барская воля — надобно слушаться.

КОНЬКИ

Мало кто в те времена на коньках катался. А вот Суворов катался.

Живя зиму в Ундоле, фельдмаршал каждый день ходил на замерзший пруд,

проводил там часа два, а то и три сряду.

Пристрастился ходить на пруд вместе с Суворовым и мальчишка Федька Ухов.

Вначале просто ходил, смотрел. А потом смастерил для себя коньки из старой

железки. Видит фельдмаршал — шустрый мальчишка, принялся его обучать.

— Не робей. Не робей! — наставляет Суворов.

А Федька вовсе и не робеет. Только ноги у него разъезжаются.

— Стой так. Держись прямо, — объясняет Суворов. — Шаг левой. Шаг правой.

Пошел. Живее. Живее, давай!

Заторопится Федька — бух, и на спину.

Смеется Суворов.

Подымется мальчишка, отряхнет снег; закусит губу и опять за учение.

Упрямый Федька.

— Шаг левой! Шаг правой! — командует Суворов. — Пошел. Живее. Живее.

Давай!

Неделю мучился Федька. Падал. Шишки себе набил. Однако своего добился.

Держится на ногах крепко, хотя и бегает пока тихо.

Мчит впереди Суворов.

— Давай шибче! Давай шибче! — кричит Федьке.

Отстает Федька.

Прошла еще неделя. Мальчишка освоился. Не уступает теперь Суворову.

Прошла третья неделя, и Федька стал обгонять фельдмаршала. Обгонит:

— Давай шибче! Давай шибче! — кричит барину.

Напрягается Суворов изо всех сил, пыжится, однако обогнать Федьку уже не

может.

Все чаще и чаще к пруду стали собираться другие мальчишки. Сгрудятся,

смотрят, как фельдмаршал и Федька бегают. Весело им смотреть на Суворова,

радуются, что свой барина обгоняет. Смеются.

Обидно стало Суворову, стал отгонять он мальчишек. Отойдут те, а потом

незаметно снова к пруду приблизятся. Снова смеются. Злится Суворов.

— Пошли вон! — кричит на ребят.

Надоело это Суворову. Стал он тогда выбирать такое время, чтобы Федьки

поблизости не было. Видит — нет Федьки, схватит коньки, скорей на каток.

Пробежит по пруду круг-другой, смотрит — и Федька тут, словно из-под земли вырос.

И снова бегут ребята. Снова смеются.

Разозлился вконец Суворов, позвал управляющего:

— Знаешь мальчишку Федьку Ухова?

— Знаю, ваше сиятельство.

— Так отвези его во Владимир и продай, — приказал Суворов. — Чтоб духу

его тут не было!

Приказал Суворов, а потом передумал: все же понравился мальчишка своим

умельством фельдмаршалу.

Остался Федька в Ундоле.

Через три года Суворов снова вспомнил о мальчике и приказал управляющему

отдать его в ученики к железных дел мастеру.

Выучился Федька, вернулся в родную деревню и вскоре стал прославленным

мастером на всю округу.

БОБЫЛЬ

В селе Моровки-Шушки, что находилось в пензенских владениях графа

Суворова, жил бобыль Григорий Нектов.

Дома не имел, жены не имел, родных тоже. Побирался он по селу — чем кто

накормит, а то и вообще пропадал из Шушек, и где он скитался, толком никто

не знал.

А тут подошел набор крестьян в армию. Во времена Суворова солдатская

служба была долгой-предолгой — двадцать пять лет. Из семьи уходил работник надолго,

навечно. Вот и решили шушкинские мужики: чего же думать, пусть-ка Нектов

идет в рекруты1.

Суворов же страшно не любил отдавать своих крепостных в солдаты.

Невыгодно. Завел он такой порядок: рекрутов покупать со стороны. Полцены вносил

Суворов, вторую половину собирали сами крестьяне. Роптали мужики на денежные

поборы, однако мирились. А вот на этот раз решили: зачем же им тратить

лишние деньги, раз есть бобыль Гришка.

Стали мужики упрашивать старосту Ивана Агафонова, чтобы тот немедля же

написал о Гришке Суворову.

Поначалу Агафонов уперся: а ну как барин начнет ругаться? Потом

согласился: пользы же все равно никакой от Нектова. Принялся сочинять письмо. Писал

хитро. Начал с того, что в Шушках второй год неурожай, что крестьяне пришли