Этого достаточно. Мы с тобой, Колун не сможем быть вместе. Мы всегда жили в разных измерениях и находились на противоположных полюсах.

Помнишь, даже в школьном журнале наши фамилии стояли в разных концах списка. Моя фамилия была первой, а твоя последней. Абарова. Якушев.

- А теперь как звучит твоя фамилия? - почему-то с ревностью спросил я, но Маша не заметила этой глупой нотки, ответила, пожав плечами:

- Так же. Абарова. И мы еще дальше удалились друг от друга.

Только теперь вверху ты. Ты - преуспевающий бизнесмен, а я простая медсестра. У нас не может быть ничего общего.

- Мы ошибаешься, - горячо возразил я. - У нас очень много общего.

Мы с тобой - люди одного поколения и, наверное, нам по душе одно и то же. Мы учились в одном классе в одной школе, мы сидели за одной партой. Мы… - Я споткнулся, увидев, как вспыхнули огнем ее глаза, но огонь этот был холодным.

- Мы недолго за ней сидели, - жестко сказала Маша.

Я смотрел в ее серые глаза и видел, что холодный огонь в них утихает, и они становятся влажными.

Я вспомнил, как однажды Маша вскочила со своего места и, прижав носовой платочек ко рту, опрометью выбежала из класса. На урок она так и не вернулась и вообще ушла домой, на переменке взяла свой портфель и ушла. Наверное, отравилась беляшом, сказала она мне. В тот день у меня были соревнования и вечером мы с Машей не встречались. А на следующий день все повторилось. Маша была бледной, ее тошнило. Учительница, теперь уже не помню кто, кажется Софья

Абрамовна, да, точно, она, вышла в коридор вместе с Машей, и они за дверями о чем-то долго разговаривали. А потом Маша перестала ходить в школу. Классу было объявлено, что Маша заболела и лежит в больнице. Лишь я один знал, что случилось с ней на самом деле.

Беременна! Маша ждет ребенка! Ребенка от меня.

Когда я узнал о том, что Маша беременна, я испугался.

Сначала я ни о чем не догадывался, думал, что Маша отравилась несвежим беляшом, как она мне сказала и, обеспокоенный ее самочувствием, после уроков прибежал к ней домой. Маша была дома одна. Я полез к ней обниматься, но она меня оттолкнула:

- Доигрались уже. У нас ребенок будет.

- Какой ребенок? - не понял я.

- Маленький.

И тут до меня дошло.

- Какой ребенок? - повторил я, но уже с другой интонацией. - Ведь мы еще сами дети!

- А что ты предлагаешь?

- Ну…, не знаю. Посоветуйся с мамой.

- Уже советовалась.

- И что?

- Она уговаривает меня сделать аборт.

- И правильно. Ты только подумай, что будет, если ты родишь! Все насмарку! Твой филфак, мой технический. Все! А как мы ЕГО будем воспитывать? Я не умею ничего. Я не знаю, что скажут мне мои родители…

- Уходи! - зло сказала Маша.

И я ушел. Ведь я же был гордый. Хоть и напуганный.

А когда Машина мама, Ольга Сергеевна, пришла к нам домой и все рассказала моим родителям, я испугался еще сильнее. Наверное, это был мой первый, самый жуткий страх. Кажется, что никаких других чувств, кроме страха, в моей душе не было. Что же теперь будет, думал я, что же теперь со /мной/ будет?

Ольга Сергеевна и мои родители долго разговаривали при закрытых дверях. Когда она вышла из гостиной, я собирался на тренировку, зашнуровывал кеды. Ольга Сергеевна остановилась около меня, посмотрела прямо в глаза и сказала:

- А ты похож на своего отца. - И добавила грустно: - Ваш с Марией ребенок мог бы быть красивым и сильным.

Мог бы! Как я обрадовался тогда этим словам. Значит, ребенка не будет. Значит, жизнь продолжается.

Маша не хотела со мной разговаривать. Я звонил ей по телефону, а она вешала трубку. Я приходил к ней домой, она не открывала мне дверь.

А потом Маша и Ольга Сергеевна куда-то переехали.

Родители никогда не поднимали этой темы. Как-то раз отец зашел в мою комнату и положил пачку презервативов на письменный стол.

- Чтобы не было последствий надо пользоваться вот этим, - сказал он мне и пошел смотреть телевизор.

С Машей я встретился только через полтора года, в августе тысяча девятьсот семьдесят шестого. Мы с приятелями, сдав последний вступительный экзамен в Полыноградский инженерно-строительный институт, выходили из главного корпуса, намереваясь отметить это дело, плотно посидев в пивбаре. Мы шли шумной гурьбой, что-то весело обсуждая, а Маша шла по противоположной стороне улицы. Я столкнулся с ней взглядом. Маша как-то сжалась и почти бегом направилась в переулок.

Я не стал ее догонять.

Маша не стала плакать. Слезы, которые уже были готовы пробежаться по ее щекам, она промокнула платочком и сказала, уже не так жестко, мне даже показалось, что ее слова прозвучали ласково:

- Мы недолго сидели с тобой за одной партой, Колун.

Я склонил голову и поцеловал Машину руку. Я надолго задержал ее руку в своей, но Маша ее не вырывала.

- Прости меня, - сказал я тихо. - Прости… - Я очень хотел сказать: "прости, любимая", но не смог, мне было стыдно и очень больно. И я думал, что Маша мне не поверит.

Маша положила вторую руку на мою голову.

- Ты прав, общего у нас много. У нас его даже больше, чем ты можешь себе представить, - говорила она, вороша мои волосы. - Но все в прошлом. Все было. Бы-ло. Теперь все иначе. И хватит на эту тему.

Пойдем. Ты проводишь меня до дома, как тогда, в детстве. И пойдешь к себе домой.

- Мой дом в Полынограде.

- Значит, пойдешь в гостиницу. А по дороге ты расскажешь мне о себе. О том, как ты жил эти годы.

- Да я тебе уже все о себе рассказал, - говорил я уже на улице, ведя Машу под руку. Мне было очень приятно держать ее под руку и замечать, что на нас смотрят. С завистью. Прохожие мужики мне завидовали. - Жизнь у меня не очень-то наполнена событиями. Я зарабатываю деньги. С утра до вечера. Зачем они мне, я сам не знаю.

У меня нет ни жены, ни ребенка. Мне некому завещать свое дело.

- А ты что, умирать собрался?

- Нет, но…, - Я вдруг вспомнил Человека Без Тела. Что-то давненько он не приходил меня истязать. - В жизни бывает всякое.

- Это точно, - заметила Маша. - Твои родители живы?

- Мама умерла. Ее нет уже четыре года. А отец жив.

- Сколько ему теперь?

- Семьдесят шесть.

- Передай ему привет от меня.

- Хорошо, передам, - пообещал я совершенно машинально, даже не подумав о том, что мой отец никогда Машу не видал.

- Ну, вот мы и пришли, - сообщила мне Маша, остановившись возле кирпичной девятиэтажки. - Вон мои окна, на восьмом этаже.

- Может быть, все-таки пригласишь на чашечку кофе?

- Много кофе пить вредно, - улыбнулась Маша, и я подумал, что сейчас смогу ее уговорить.

Но тут запищал мобильник в моем кармане.

- Прости, - сказал я. - Это, наверное, начальник моей службы безопасности. - Алло?

Это звонил не Готлиб, это была Вика.

- Коля! Артур умер!

- Как? - у меня похолодело в груди.

- От передозировки. Он вернул долг, а те сто долларов, это были не проценты, ему на дозу нужны были деньги. - Вика разрыдалась в трубку.

- Когда это произошло?

- Ночью сегодня. Артур с вечера заперся у себя в комнате. Мама рано утром стучалась, он не открывает. Соседей позвала, мне позвонила. Замок сломали, а он там…мертвый.

- Не реви, - как можно спокойно сказал я. - Не реви и успокойся.

Я приеду и решу все проблемы.

- Коля, приезжай, пожалуйста! - рыдала Вика. - Поскорей приезжай.

Маме плохо, с сердцем плохо. Скорая сейчас должна приехать. В доме милиция была. Артура забрали, в морг увезли. Денег нет. Я не знаю, что делать. Приезжай!

- Я сейчас выезжаю. Утром буду. Все.

Маша снисходительно улыбалась, глядя на меня. О чем шла речь, она не слышала, но Вика так кричала, что Маше стало понятно - я не с начальником службы безопасности разговариваю, а с какой-то истеричкой.

- Начальник твоей службы безопасности - женщина?