«Цыр, цырррр» — кричали стрепеты за рекой, подпрыгивали, зависали в воздухе хлопая крыльями и падали обратно в траву. Тайруска блестела сквозь прозрачные еще, едва тронутые мелкими цветами ветви карагачей, тихо шелестел на ветру прошлогодний камыш. А я, вдыхая полной грудью запахи просыпающийся весенней степи, был счастлив, как может быть счастлив только мальчишка, которого впервые взяли в настоящий поход. Я был горд. А разве могло быть иначе в мои девятнадцать лет?
Небольшой разведывательный отряд отправился в степи — осмотреться, уточнить карты. Илой желал основательно подготовиться к войне. И я каким-то чудом сумел уговорить взять меня проводником. Я должен был доказать, не желал упускать ни единого шанса.
И теперь ехал впереди, рядом со старшим декурионом Титом Флавием, смотрел вперед и указывал путь. Так хотелось чувствовать себя своим, среди них. Поначалу со мной илойцы держались отстранено и даже пренебрежительно, но уже через несколько дней пути, когда вокруг раскинулись одни бескрайние степи — отношения потеплели. Со мной стали чаще разговаривать, расспрашивать о разном, шутить, приглашать к своему костру…
Мне казалось — вот-вот… О мечтах попасть в легион я упрямо молчал, какое-то внутреннее чутье подсказывало, что не время, да и не место сейчас.
— Что это там? — Флавий вытянулся в седле.
Я пригляделся, щурясь на солнце. Да, там вдалеке, между холмами действительно что-то шевелилось.
— Овцы. Голов двадцать.
Сказал, и что-то тревожно вздрогнуло внутри. Даже не знаю в чем тут дело, но вдруг захотелось, чтобы никого в степях мы не встретили, ехали бы так и ехали, любуясь высоким небом над головой и мелкими желтыми звездочками гусиного лука, рассыпавшимися под ногами.
— Там люди?
— Орки.
Флавий сделал знак остальным остановиться, было бы глупо налететь нашим маленьким отрядом на кхайскую деревню.
— Много?
— Не думаю, скорее всего одна-две семьи.
— Одна-две… — декурион топтался на месте, прикусив губу, задумчиво поглаживая по шее своего коня, — орки…
Он был всего лишь на три года старше меня. Как большинство илойцев — никогда еще не видел живых орков, и конечно, как любому на его месте, хотелось хоть одним глазком посмотреть. Вот сейчас это желание явственно боролось с осторожностью.
— Едем! — махнул рукой.
Мы повернули чуть в сторону, направившись с подветренной стороны чтоб не учуяли собаки, обогнули по берегу Тайруски холмы, пробрались через камыши и кусты акации.
— Вон они.
Впереди сиротливо жались друг к другу две бедные юрты, и без меня ясно — опасности никакой. Я уже видел, как декурион готов отдать команду вперед, видел как он нетерпеливо вглядывается, как рука уже готова выхватить меч. Вот сейчас налетят, — подумалось, — перебьют сдуру и детей, и женщин… кхаи конечно враги, но так…
— Насмотримся еще, — хмуро бросил Флавий через плечо, поворачивая в сторону, — нам приказано не лезть в драку и по возможности никак не выдавать себя.
Я выдохнул с облегчением.
Мы провели в степи больше месяца, облазили все до границы Нижних гор вдоль и поперек. Насмотрелись и правда, вблизи и издалека, так, что даже илойцы стали различать с первого взгляда племенные особенности и знаки.
Стычек с кхаями практически не было, только один раз мы случайно налетели на дюжину воинов у реки, они поили лошадей и ели сами, устроив передышку в дороге. Они даже не поняли, толком, что случилось, и кто на них напал. Не ушел никто. Двенадцать трупов осталось на том берегу.
— Ты храбро сражался, — сказал потом Флавий. — Храбро, но не осмотрительно, словно ты один на один с врагом. Впрочем, вы все так деретесь.
Я хотел было обидится — мы все… Да, так бывало слишком часто. Я видел как сражаются илойцы, словно не тридцать человек, а один — четко, слажено, единым строем. А я… Вблизи я слишком хорошо видел разницу… Но я научусь! Как они! И даже лучше!
— Вы хорошо знаете друг-друга, и много раз сражались вместе, — сказал тогда, как можно спокойнее, хоть уши отчаянно начинали краснеть. — Это вопрос опыта и тренировок.
Флавий фыркнул, но глянул уже с интересом.
— Да, опыта, — сказал он. — И еще дисциплины.
Я серьезно кивнул. Я научусь.
Как-то сидели у костра, ели густую чечевичную кашу, щедро сдобренную чесноком, и диковинные соленые маслины. Вечер был тихий, безветренный, только чуть слышно шелестела трава… солнце садилось за край степей, крася в золото и пурпур тонкие перья облаков. За день мы отмахали столько миль… и скоро возвращаться.
Хотелось поговорить.
— Ты был в Самате? — спросил я.
Флавий глянул на меня исподлобья, отложил ложку.
— Был, — сказал, чуть прищурясь. — Нас заперли на узкой каменистой косе, уходящей далеко в море, и мы проторчали там почти всю зиму. Саматские корабли отрезали все пути доставки продовольствия, и я думал — передохнем с голоду раньше, чем вступим в бой. Все хотели боя, до смерти хотели, лучше помереть в бою, чем так… но никто даже слова не смел сказать вслух. Я видел как солдаты умирали сотнями от кровавого поноса, а потом от цинги. У меня у самого начали шататься зубы…
Он внимательно и вместе с тем насмешливо смотрел мне в глаза.
— Ты про это хотел узнать?
Я тяжело сглотнул.
— Но ведь вы победили?
— Конечно, — равнодушно согласился он.
Разве могло быть иначе? Они никогда не проигрывали войны, битвы — случалось, но войны — никогда. Да, я прекрасно понимал, чего это стоило.
И завидовал еще больше!
Война шла своим чередом, и мы третий месяц шли за ней.
Илойские войска медленно двигались из края в край почти не встречая сопротивления — мало кто решался встать на пути у легионов, один из которых, под личным командованием консула Валерия Гракха шел с юга, второй — под командованием старого легата Квинта Максима — с севера. Они упорно и планомерно гнали кхаев по степи, сжимая тиски. Кхаи бежали, снимаясь с места, часто бросая в спешке свое добро. Изредка брыкались, собираясь по несколько племен и нападая, все больше с тыла. Вот только илойцы оказались им не по зубам, кхаи разбивались о стены походных лагерей или такие же неприступные стены щитов.
Мне так и не удалось хоть как-то заметно показать себя, не было случая — короткие, редкие, однообразные по своему исходу бои.
Основные войска собирались на востоке, у Нижних гор. Перед лицом опасности кхаи готовы были забыть старые дрязги и объединиться под рукой сильного вождя, сайетский хан Баавгай стремительно набирал силу. Говорят, он мудрый, расчетливый полководец и храбрый воин — скоро нам предстоит испробовать это на себе. Кое-кто посмеивался — очень удобно разбить их всех разом, а не вылавливать по отдельности каждую крысу из своей норы.
Мы встретились, когда лето давно перевалило за середину, на левом берегу Айюнгель, в каменистой долине у подножья гор. Сухие метелки типчака шуршали на ветру и трепетали знамена. Сквозь рваный утренний туман явственно проступали очертание кхайской армии, движущейся вдали.
Тихо, только мерный лязг строящихся войск.
И сердце замирало — первый раз я в настоящем, серьезном бою.
Оба илойских легиона объединились, но кхаев все равно было втрое больше. Только я уже знал — это не имеет значения. Илой победит!
И вот, наша конница застыла с левого фланга. Рядом илойцы — пятая когорта, чуть дальше за ней — десятая… ровные, нечеловечески правильные ряды… это даже пугает, особенно рядом с растянувшейся по всему фронту толпой микойцев перед ними. Пешие, легковооруженные — копейщики, пращники, лучники, они первые встретят бой, потом отойдут назад за илойские щиты.
Гракх уже едет перед рядами, что-то кричит и солдаты дружным этом подхватывают его слова. Сейчас будет бой… Где-то далеко, в тумане, протяжно взвывают кхайские трубы. И илойские трубы гремят им в ответ.
Был момент когда я испугался — поняв, что наши застрельщики не успевают отойти, сейчас их сметут и втопчут в грязь… Но нам скомандовали «вперед!», и некогда стало пугаться.
Баавгай оказался сильным вождем, и как полководец — достойно показал себя. Его многочисленные разношерстные войска, все как один, твердо решили дорого взять за свои жизни. В какой-то момент мне даже почудилось, что победа будет на их стороне. Я видел как кхайский отряд вдруг вынырнул с левого фланга, ударил нам в тыл и конница дрогнула…