Пауза. Сильвия сидит, качая головой, затем берет газету.

Не понимаю! Они тут пишут, немцы начали хватать евреев прямо на улице и сажать в…

ХЬЮМАН: (нетерпеливо). Ну, Сильвия, я же говорил вам…

СИЛЬВИЯ: А вы говорили: это такие приятные люди. Как же они могли так измениться?

ХЬЮМАН: Это пройдет, Сильвия. Немецкая музыка и литература — самые прекрасные на свете. Невозможно представить, чтобы эти люди превратились вдруг в боевиков. Вы должны больше верить. Я имею в виду верить вообще — в жизнь, в людей.

Небольшая пауза. Сильвия в упор смотрит на него, при этом как бы меняясь.

Что вы хотите мне сказать, о чем сейчас думаете?

СИЛЬВИЯ: (борясь с собой). Я… я…

ХЬЮМАН: Не бойтесь, скажите.

СИЛЬВИЯ: (испуганно). Вы!

ХЬЮМАН: Я? Что я?

СИЛЬВИЯ: И как вы только могли подумать, что я забыла, что спала с ним?

ХЬЮМАН: (ее неослабевающий напор обессилил его). Ну, перестаньте! Я просто попытался представить, что произошло.

СИЛЬВИЯ: Да? И что же произошло?

ХЬЮМАН: (овладев собой, энергично). Что вы хотите мне сказать?

СИЛЬВИЯ: В общем… что… (Ей кажется, что все разваливается, она приподнимает угол газеты, ее взгляд словно выходит за рамки этой комнаты. Невыносимый страх). Что с нами будет?

ХЬЮМАН: (показывая на газету). Но какое отношение имеет к этому Германия?

СИЛЬВИЯ: (его непонятливость опасна для нее, она кричит). Как эти приятные люди дошли до того, чтобы среди бела дня хватать на улице евреев — и никто не мешает им?

ХЬЮМАН: Вы считаете, что это я изменился? Так ведь?

СИЛЬВИЯ: Не знаю. Вы говорите, что любите меня и в следующую секунду отворачиваетесь, а я…

ХЬЮМАН: Послушайте, я должен обязательно привлечь своего коллегу…

СИЛЬВИЯ: Нет! Вы могли бы мне помочь, если бы поверили мне!

ХЬЮМАН: (его пробирает мороз по коже). Да я же верю вам!

СИЛЬВИЯ: Нет, вы не увезете меня отсюда и не запрете где-то там!

ХЬЮМАН: (возмущенно). Прекратите! Это же смешно!

СИЛЬВИЯ: Но что же… что… (обхватывает голову руками, беспомощность ужасает ее)… что с нами будет?

ХЬЮМАН: (обессилено). Ну, прекратите же! Вы сваливаете в кучу два момента.

СИЛЬВИЯ: Но… это значит… с этого момента… если еврей выходит из дома на улицу, его тут же схватят?

ХЬЮМАН: Я же сказал вам: это скоро кончится.

СИЛЬВИЯ: (с тайным, диковатым, страстным упорством). Но что же они с ними делают?

ХЬЮМАН: Не знаю! Все! Я перепробовал все средства! И не в состоянии вам помочь!

СИЛЬВИЯ: Но почему же они не убегают и не покидают страну! Что с этими людьми? (Кричит.) Это же катастрофа! Они избивают маленьких детей! А что если они станут убивать их! И где же Рузвельт? Где Англия? Надо же что-то делать, пока они не истребили всех нас!

Она перекидывает ноги через край кровати, делает шаг от постели в истерическом стремлении дойти до Хьюмана и до той силы, которую она в нем ощущает. Сильвия рухнула на пол прежде, чем он успел подхватить ее. Хьюман кладет ее на постель, пытаясь вывести из бессознательного состояния.

ХЬЮМАН: Сильвия! Сильвия!

Входит Гельбург.

ГЕЛЬБУРГ: Что случилось?

ХЬЮМАН: Намочите скорее полотенце холодной водой.

ГЕЛЬБУРГ: Что же случилось?

ХЬЮМАН: Ну, давайте же, черт побери!

Гельбург выбегает.

Сильвия! Посмотрите на меня, откройте глаза…

Быстро входит Гельбург с полотенцем в руках, отдает его Хьюману, который прикладывает полотенце ко лбу Сильвии.

Ну, вот, уже лучше. Как вы себя чувствуете, вы можете говорить? Хотите есть? Давайте.

Он помогает ей сесть, она оглядывается, потом смотрит на Гельбурга.

ГЕЛЬБУРГ: (Хьюману). Это она вам позвонила?

ХЬЮМАН: (медлит, рассержено). Честно говоря, нет.

ГЕЛЬБУРГ: Тогда что вы здесь делаете?

ХЬЮМАН: Я просто заглянул, потому что беспокоился за нее.

ГЕЛЬБУРГ: Вы беспокоились. А почему, собственно?

ХЬЮМАН: (в нем закипает гнев). Потому что она отчаянно тоскует по любви.

ГЕЛЬБУРГ: (удивлен, застигнут врасплох). Да что вы!

ХЬЮМАН: Да, вот это самое! (Ей). А теперь попробуйте подвигать ногами. Давайте, пробуйте.

Сильвия пытается. Безуспешно.

Если я вам потребуюсь, я — дома. Можете позвонить мне в любое время. Завтра мы опять поговорим. Доброй ночи.

СИЛЬВИЯ: (испуганно, тихо). Доброй ночи.

Хьюман бросает на Гельбурга быстрый гневный взгляд и уходит.

ГЕЛЬБУРГ: (старается вернуть свое реноме). Что этот тип себе позволяет: командует тут мной! Завтра я вызову кого-нибудь другого. Дорога на Джерси кажется мне день ото дня все длиннее и длиннее. Я совершенно измучен.

СИЛЬВИЯ: А я чуть было снова не начала ходить.

ГЕЛЬБУРГ: То есть как?

СИЛЬВИЯ: На одну минуту. Не знаю, как это произошло, у меня словно опять вдруг появились силы.

ГЕЛЬБУРГ: Ну, я же знал, я же тебе сказал: ты сможешь. Давай, попытайся еще раз.

СИЛЬВИЯ: (пытается поднять ноги). А теперь не могу.

ГЕЛЬБУРГ: Ну, почему же? Давай, это же здорово… (Он протягивает к ней руки).

СИЛЬВИЯ: Послушай, Филипп… я не хочу никого другого, я хочу Хьюмана.

ГЕЛЬБУРГ: (с витиеватой усмешкой). Да что он может? Ты до сих пор лежишь, вытянув лапки.

СИЛЬВИЯ: Он помог мне встать. Не знаю как. Я просто чувствую, что он мне поможет опять встать на ноги.

ГЕЛЬБУРГ: И почему это обязательно должен быть он?

СИЛЬВИЯ: Потому что я хочу с ним говорить. Я хочу его! (Взрыв). И я не намерена больше это обсуждать.

ГЕЛЬБУРГ: Посмотрим.

СИЛЬВИЯ: Нет, не посмотрим!

ГЕЛЬБУРГ: Как ты вообще разговариваешь?

СИЛЬВИЯ: (дрожа, не владея собой). Я разговариваю, как разговаривает еврейка!

ГЕЛЬБУРГ: Еврейка? Что это, собственно, значит? Ты что, с ума сошла?

СИЛЬВИЯ: Не говори, что я сошла с ума, Филипп. Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Они бьют стекла и избивают детей. Об этом я говорю! (Кричит на Гельбурга). Об этом, Филипп!

В смятении охватывает голову руками. Обескураженный и испуганны, он стоит, словно аршин проглотил.

ГЕЛЬБУРГ: Что значит «избивают детей»?

СИЛЬВИЯ: Не важно. Не спи больше со мной.

ГЕЛЬБУРГ: Как ты можешь говорить такое!

СИЛЬВИЯ: Я не могу этого выносить. Ты насылаешь на меня дурные сны. Мне очень жаль, но сейчас нет, может, когда-нибудь потом.

ГЕЛЬБУРГ: Сильвия, если мы не будем вместе, это убьет меня…

СИЛЬВИЯ: Ты сказал ему, что мы переспали друг с другом?

ГЕЛЬБУРГ: (начинает плакать). Не надо, Сильвия! Пожалуйста!

СИЛЬВИЯ: Подлый, мелкий лгун! Хочешь, чтобы он счел меня сумасшедшей? Да? (Разражается слезами.)

ГЕЛЬБУРГ: Нет! Просто так вышло, вырвалось, я и сам не знал, что говорю!

СИЛЬВИЯ: И что я забыла, что мы переспали друг с другом? Да, Филипп?

ГЕЛЬБУРГ: Прекрати! Ни слова больше!

СИЛЬВИЯ: Я говорю то, что хочу.

ГЕЛЬБУРГ: (плачет). Ты меня убиваешь!