Пауза.

Пауза.

Эдди. Вы хотите сказать, все равно, даже если он такой ублюдок?.. Даже если он…

Алфиери. Вы ничего не можете сделать.

Эдди сидит, чуть ли не скрежеща зубами от гнева. Встает, трет глаза.

Эдди. Что ж, ладно, благодарствую.

Алфиери. Что ж вы намерены делать?

Эдди (с беспомощным жестом, но и не без иронии). Что мне прикажете делать? Я ведь макаронник, а что макаронник может? Двадцать лет работал как вол ради нее и теперь должен отдать ее этой полубабе? Вот и все, что мне остается! В самые тяжелые, в самые что ни на есть тяжелые времена, когда в гавань не заходило ни единое судно, разве я сидел и ждал пособия? Нет, я бился как рыба об лед. Когда в бруклинской гавани было пусто, я обходил Хоубокен, Стейтен-Айленд, Вест-Сайд, Джерси — все, что только можно. А почему? Потому что я дал клятву ее матери. Я урывал у собственных детей, чтобы ее накормить. Я отказывал себе. Сколько раз бродил я по городу с пустым желудком! (Больше не может сдерживать себя.) А теперь прикажете сидеть сложа руки и смотреть на эту подлость? Откуда он взялся, этот сукин сын? Я пустил его в дом, дал ему кров. Отдал одеяло с собственной постели, а он лапает ее, проклятый ворюга!

Алфиери. Но, Эдди, она уже женщина…

Эдди. Он хочет ее у меня украсть!

Алфиери. Ей пора замуж, Эдди. Ведь она не может выйти замуж за тебя?

Эдди (с бешенством). Что за чертовщину вы несете? Что вы говорите?!

Пауза.

Алфиери. Я дал вам совет, Эдди. Вот и все, что я мог сделать.

Эдди берет себя в руки. Пауза.

Эдди. Ну что ж, спасибо. Большое спасибо. Дело в том… сердце у меня разрывается, вот что. Я…

Алфиери. Понимаю. Выбросьте все это из головы. Постарайтесь!

Эдди. Я… (Чувствуя, что готов разрыдаться, беспомощно машет рукой.) Прощайте. (Уходит.)

Алфиери.

Контора Алфиери погружается в темноту; свет загорается в квартире Эдди, где все сидят за столом; ужин подходит к концу. Молчание. Слышен только звон посуды.

Но вот Кэтрин поднимает голову.

Кэтрин. Знаете, где они уже побывали?

Биатрис. Где?

Кэтрин. Они плавали в Африку. На рыбачьей шхуне. (Эдди, который взглянул на нее.) Это правда, Эдди!

Эдди. Я ничего и не говорю. (Допив кофе, поднимается из-за стола.)

Кэтрин. А мне вот и за городом побывать не довелось.

Эдди (сидя в качалке и читая газету). Ничего не потеряла. (Пауза. Кэтрин выносит тарелки, Биатрис и Родольфо собирают грязную посуду.) И долго, Марко, вы до нее добирались, до этой Африки?

Марко. Дня два. Да, поплавали мы на своем веку немало…

Родольфо. Раз мы даже до Югославии дошли.

Эдди (Марко). А зарабатывали на этих шхунах прилично?

Марко. Когда рыба ловится, тогда платят.

Родольфо. Такие шхуны не каждый имеет. У нашей семьи шхуны не было. Вот мы и рыбачили только тогда, когда в чужой семье кто-нибудь заболевал.

Возвращается Кэтрин.

Биатрис. Вот чего в толк не возьму, Марко: в океане полно рыбы, а вы все голодаете.

Эдди. Надо иметь лодку, сети, а на это нужны деньги.

Биатрис. Хорошо, но разве они не могли бы удить рыбу с берега? На Кони-Айленд видишь столько рыболовов…

Марко. У нас сардины.

Эдди. Ясное дело. Разве сардинку поймаешь на крючок?

Биатрис. А я и не думала, что у них там сардинки. (Кэтрин.) Там у них водятся сардинки!

Кэтрин. Ну да, они гоняются за ними по всему океану… до самой Греции, Югославии, Африки…

Биатрис (Эдди). Правда, смешно? Подумать только — сардинки плавают в океане!

Кэтрин. Ага. А апельсины и лимоны просто растут на деревьях. (Эдди.) Ну, можно ли себе представить, что апельсины и лимоны растут на деревьях?

Эдди. В самом деле. Смешно. (Марко.) Я слыхал, апельсины подкрашивают, чтобы они были оранжевыми.

Марко. Подкрашивают?

Эдди. Ну да, я слыхал, что на самом деле они зеленые…

Марко. Нет, в Италии апельсины оранжевые.

Родольфо. Лимоны бывают зеленые.

Эдди (недовольный тем, что Родольфо вмешался в разговор). Господи, словно я не знаю, что лимоны бывают зеленые, — их и в лавке иногда продают зелеными. Я сказал, что подкрашивают апельсины, а разве я говорил что-нибудь про лимоны?

Биатрис (переводя разговор), Жена твоя теперь аккуратно получает деньги, Марко?

Марко. Да. Она купила мальчику лекарство.

Биатрис. Замечательно. У тебя, небось, на душе полегчало?

Марко. Еще бы! Но я по ним скучаю.

Биатрис. Надеюсь только, ты не будешь вести себя, как другие. Живут здесь лет по двадцать пять, а все никак не скопят денег, чтобы съездить домой.

Марко. Знаю. У нас в городе есть такие семьи, где дети никогда не видели отца. Но я вернусь домой. Года через три-четыре.

Биатрис. А что, если бы тебе больше откладывать здесь? Не то она еще подумает, что денег тут куры не клюют; тогда ты никогда не встанешь на ноги.

Марко. Нет, она у меня бережливая. Я посылаю ей все. Жена очень скучает- (Смущенно улыбается.)

Биатрис. Она, видно, у тебя славная. Хорошенькая? Наверно да!

Марко (краснея). Нет, но она все понимает.

Родольфо. Жена у него умница!

Эдди. Когда ваши парни возвращаются домой, их, небось, там ждут всякие неожиданности?

Марко. Неожиданности?

Эдди. Бывает ведь и так: пересчитают ребятишек и найдут парочку лишних… По сравнению с тем, что было до отъезда.

Марко. Нет… нет. Женщины наши ждут, Эдди. Большинство. Большинство ждет. Неожиданностей очень мало.

Родольфо. У нас в городе живут строже, чем у вас. (Эдди смотрит на него.) У нас не позволяют себе вольностей.

Эдди. Да и здесь не позволяют себе вольностей, ты не думай. Мне не раз приходилось видеть, как новички из-за этого нарывались на неприятности: они думали — раз девушка не покрывает голову шалью, значит она и не скромница. Не обязательно девушке носить черное платье, чтобы соблюдать себя. Понял?