— Заболела… — И отвожу взгляд.

— Она никогда не болела.

Хм! А Ксения, оказывается, внимательна была. Я смотрю на нее ненавидящим взглядом, еле сдерживаясь, чтобы не быть грубой:

— Никто не вечен. Все болеют, мама.

— И что у нее было?

— Какая разница: сифилис, СПИД, глаукома?

— Глаукома — это же слепота, кажется…

— Порой и слепота убивает. Ну, ты будешь рассказывать нам или нет?

Ксения вздыхает и, косясь на Субботину, которая понуро стоит возле двери, начинает рассказывать:

— Вчера утром был звонок. Пришли две девушки… Говорили странно… С акцентом. — Я смотрю на мать и понимаю, что рассказ ей дается трудно. Она начинает тереть лоб, пытаясь вспомнить, постоянно запинается, с трудом подыскивает слова. Странно! А ведь все это происходило вчера. Стерли память? Морган посодействовал? Вполне! — Эти девушки сказали, что они медсестры из больницы… Помню, показали документ… какой-то… А дальше сказали, что Анна при смерти, что срочно нужна кровь для переливания, времени для вызова меня в больницу нет, поэтому все делают тут, на дому…

— И тебя не насторожило, что условия были не стерильные?

— Нет… — Мама смотрит на меня круглыми большими глазами, в которых читается недоумение. Всё понятно, здесь еще и гипноз был. Внезапно Ксения охает и говорит испуганным голосом:

— Ты говоришь Аня болела… И они кровь забрали… Это что-то генетическое, да? Что-то опасное?

Да, мама, человеческая тупость генетически опасна. А я дура. И может, тоже генетически заражена.

— Нет. Кровь — это кровь. Она не связана с Аней никак. Ты можешь описать девушек?

— Да, могу. Одна высокая, угловатая, четкие скулы, крупные острые черты лица. Глаза голубые, серьезные, волосы темно-русые. Именно она говорила. Другая молчала и поддакивала.

— А вторая?

— Вторая помельче и моложе. Мне показалась сначала школьницей. Она твоего роста, волосы светлые с золотисто-рыжим отливом. Глаза… тоже голубые, но большие, раскосые, живые… Оленёнка напоминает.

Отлично! И как мне искать их? Вы не знаете Химер похожих на оленят? Со стороны Нины проходит шевеление, и я вижу, как она достает квадратный мелкий ящик — инквизиторский сличитель. Ни фига себе, что Нина носит в кармане!

— Я выйду в коридор. — Буркнув, Субботина не дожидаясь ответа, разворачивается и выходит.

— Они имена свои назвали?

— Да… Но не помню.

— Ты детали какие-нибудь заметила?

— Нет…

— Ничего не исчезло из дома?

Я задаю вопрос чисто для приличия — в принципе, для смертного это важнее, чем незаконный забор крови.

— Нет… Варя, ты тоже болеешь? Или ты действительно беременна?

— Что? Так плохо выгляжу?

Я не удивляюсь: не накрашенная, без каблуков, бледная, из-за токсикоза сильно похудела.

— Нет. Не плохо. Просто ты стала… мягче. Как Аня.

Я удивленно смотрю на Ксению.

— Кстати, где ее похоронили?

— Не скажу.

— Почему?

— Поздно быть хорошей матерью. Если при жизни Ани была никудышная, так после смерти думаешь наверстать? Или совесть гложет?

— Варя! — Она осаживает меня, как Анька. Даже нотки те же. И я замолкаю.

— Ладно. Я пойду.

Я почти выхожу из квартиры, как вслед доносится:

— Ты будешь замечательной мамой. Лучше, чем я.

И хлопаю дверью. Стою и пытаюсь прийти в себя, справиться со слезами. Будь прокляты эти гормоны! Постоянно реву на людях. Чуть что — сразу в слезы. Скажет тоже! Стала мягче, как Аня. Будто она знала, какая она была! Да Аня самая лучшая, самая хорошая, мне до нее, как до Луны пешком!

У выхода возле подъезда меня ждет Субботина и вертит сличитель в руках. Нинка согласилась помочь в память об Ане. Я думала, она попросит что-то, этим и славилась Субботина. Но тут всё сделала бескорыстно.

— Вот. Эти двое оставили на замке следы магии. — Я беру сличитель у нее и трогаю чужую энергию. Незнакомая. Неагрессивная. Сдержанная. Женская.

— Эх. Фигня всё это! Я не умею искать, как инквизиторы. Навыков не хватает. А заряд через пару часов потухнет. Так что это ничего не дает. Но, всё равно, спасибо.

— Ты скажешь своей Темной, что кто-то требовал кровь твоей Смертной?

— Нет. Не скажу.

— Почему? — Я вижу, как легкое удивление проскальзывает на бесстрастном лице Субботиной.

— Потому что мне кажется, это сделал Морган. Это он всё кружит возле меня и Ани. — Я не слышу вопроса от Нины, но чувствую, что она хочет продолжения объяснений. — Вчера мне сказали… — Я собираюсь духом и чуть осипшим голосом продолжаю: — Вчера мне сказали, что Кевина Ганна убили. Тебе твой Саббатовец ничего не говорил об этом?

Нина мотает головой.

— Короче, я подозреваю, что Морган со своими псами подстроил его побег и убил… Он же был им всем, как кость в горле. Хотя… я не понимаю одного: он же был им полезен! Зачем убивать Кевина, когда он…

Я рычу от беспомощности, закрывая лицо руками. У меня голова уже болит от слез, потерь и этих мыслей. Утираю слезы и вижу каменное лицо Нины — кажется, я вогнала ее в ступор своей реакцией.

— Ты, это, не знаешь Дэррила из клана Патриций?

— Нет.

— А говорит что-нибудь «США-Орегон-Доброе сердце»?

Нина качает головой.

— Ладно, Нин, спасибо, что сопроводила меня.

— Ничего страшного… Все равно я бесполезна была.

— Не скажи… Сличитель притащила. Отпечаток энергии сняла.

Я выдыхаю и вижу, как пар вылетает клубами из моего рта. Я устала. Очень сильно. Я чувствую, как к головной боли примешивается ужасная усталость — тоже особенность беременности. Я уже не столь энергичная: быстро устаю и все сны похожи на кому. А мне еще демона вызывать…

— Нина! — Кричу я вслед удаляющейся спине Субботиной. — Ты знаешь какую-нибудь черную ведьму или мага, который может обряд провести по взлому и призыву души?

Субботина останавливается, как вкопанная, и смотрит на меня с прищуром.

— Тебе зачем это?

Я спускаюсь со ступеней и скольжу на замерзшей луже, при этом чуть не навернувшись на ней.

Подбежав к Нине, вижу встревоженное лицо Субботиной, что весьма странно при ее неэмоциональности. Хочется огрызнуться или отмахнуться, но зачем-то выпаливаю:

— Хочу призрак Кевина вызвать. А через демона узнать имена его убийц и что произошло на самом деле.

— Отомстить хочешь?

— Угу. — Я снова чувствую, как сердце сжимается от боли, а внутри все пылает от ярости. Хочется докопаться до истины. Хочется хоть какого-то возмездия за мою опоганенную жизнь.

— Не вызывай никого. Не стоит. Ты беременна. А демоны могут отнять ребенка. Не рискуй, если хочешь доносить. Я вхожа в Сенат, поспрашиваю, что знают Архивариусы, если что — обратимся к Ною. Он может прошлое видеть, как пророки будущее.

— Хорошо. Тогда ладно. — Я чувствую радость и облегчение. Почему-то хочется ей верить. Не зря Аня так слепо доверяла Нине, а та ее никогда не подводила. Их дружба была странной, но крепкой. Думаю, Нина чувствует вину за собой, что не смогла отговорить Аню, поэтому так переживает и помогает мне.

Ничего. Скоро я воскрешу сестренку. Осталось лишь найти «Доброе сердце».

Примечания:

*Ода ошиблась. В упомянутом ею произведении Гёте "Фауст", Гомункула создал другой персонаж — Вагнер.

*Гому́нкул, гому́нкулус (лат. homunculus — человечек) — в представлении средневековых алхимиков, существо, подобное человеку, которое можно получить искусственным путём.

Долгое время создание первого гомункула приписывалось Арнальдусу де Вилланове, жившему в XIII веке. Один из наиболее известных «рецептов» получения гомункула предложен в XVI веке Парацельсом; учёный считал, что заключённая в особом сосуде человеческая сперма при нагревании и некоторых других манипуляциях (закапывании в конский навоз, «магнетизации», суть которой окончательно не ясна) становится гомункулом. «Вскармливался» гомункул путём добавления в колбу небольшого количества человеческой крови. Время вызревания гомункула, по Парацельсу, — сорок дней, рост гомункула — 12 дюймов. (Источник: https://ru.wikipedia.org/wiki/%C3%EE%EC%F3%ED%EA%F3%EB)