приказание быть вечером в монастыре. Он благополучно добрался до дворца и стал прогуливаться около его

западных ворот.

И в самом деле, не прошла еще первая ночная стража, когда в воротах дворца показалась служанка

Мурадеви. Чанакье было видно, как она передала что-то — видимо, разрешение на выход — стражнику,

стоявшему с внутренней стороны ворот.

Вриндамала в сопровождении слуги пошла по дороге, которая вела к монастырю Васубхути. Чанакья не

окликнул ее сразу, чтобы не вызывать подозрений. Он дал ей уйти вперед, а потом обошел немного стороной и

двинулся прямо ей навстречу. Для пущего правдоподобия он даже прошел сначала мимо нее, и только потом,

точно вдруг узнав, окликнул сзади:

— О! Вриндамала! Это божественный Владыка Кайласы послал тебя мне навстречу. Видишь ли, после

того как мы с Сиддхартхаком ушли, отдав тебе письмо, нам по дороге повстречался храм богини Кали. И мне

захотелось поклониться богине. Сиддхартхак отговаривал меня, рассказывая, что там убивают жертвенных

животных, но мое желание было так сильно, что я все-таки пошел. Но, верно, зря его не послушался! Я,

кажется, ошибся дверью, потому что, когда вышел, Сиддхартхака нигде не было видно. Пока ходил туда-сюда,

искал первый вход, где он должен был ждать меня, прошло много времени, и он, видно, ушел. В конце концов я

пошел куда глаза глядят. И вдруг встретил тебя. Я совсем изнемог, просто с ног валюсь от усталости.

Вриндамала, куда ты идешь, не к своему ли наставнику? Тогда возьми меня с собой. Когда мы днем приходили к

тебе, я старался запомнить дорогу, но что пользы? Дело в том, что мы возвращались не той дорогой, которой

пришли ко дворцу. Потому я и заблудился.

Выслушав рассказ брахмана, Вриндамала пожалела его и сказала:

— Благородный брахман, как хорошо, что мы встретились. Ведь вы шли как раз в обратную сторону.

Идемте со мной. Я направляюсь к учителю и отведу вас. Кто знает, что бы с вами сталось, если бы вы не

встретили меня? Так и бродили бы без отдыха всю ночь. Ну, да что об этом говорить! Теперь вы со мной, и я

благополучно приведу вас в храм Кайласанатха. Наверное, благостный Васубхути и Сиддхартхак беспокоятся о

вас. Может быть; Васубхути даже послал уже Сиддхартхака на поиски.

— Вот беда! Как я оплошал! Не хватило ума выйти через тот же ход, которым вошел. Мне очень

совестно. Но город большой, а я здесь совсем недавно.

Так разговаривая, они, отпустив слугу, пошли дальше вдвоем. Чанакья ни на минуту не забывал о своей

цели и, улучив удобный момент, сказал Вриндамале:

— Я вчера очень огорчился, услышав твой рассказ о Мурадеви. Когда ты ушла, мы еще долго говорили

об этом с твоим наставником. Он сообщил мне все подробности и еще больше меня растревожил. Какая

страшная судьба!

1 Г р о з н а я В л а д ы ч и ц а — одно из имен жены бога Шивы.

— Да, история ужасная, — вздохнула женщина. — Но какой прок казнить себя до сих пор? Эти безумные

мысли доведут ее до беды. На что может она теперь рассчитывать?

— Почему ты так говоришь? — возразил ей брахман. — Ты не веришь, что женщина способна исполнить

любую клятву? Я говорю не о Мурадеви — ей, конечно, нужно отказаться от своих мыслей. Но есть много

примеров, когда женщины преодолевали все препятствия, исполняя задуманное даже тогда, когда у них было

меньше причин для мести. А у Мурадеви разве мало оснований испытывать ненависть? Без вины опорочено ее

имя и род ее отца, убито несчастное дитя!

Чанакья с такой страстью произнес эту речь, что Вриндамала взглянула на него с удивлением. Некоторое

время она молчала. Потом задумчиво проговорила:

— Благородный брахман, все, что ты говоришь, верно. Но если гора обрушивается на человека, ему

остается только умереть под глыбами камня. Что можно сделать, коли несправедлив был сам раджа? К кому

пойдешь за правым судом?

— Это так, Вриндамала. И все же есть тот, к кому можно обратиться за справедливостью — есть

божественный Владыка Кайласы. Действуя с его именем на устах, непременно добьешься успеха.

Чанакья сделал паузу и заговорил уже о другом:

— Вриндамала, из твоих слов я вижу, что ты готова на все ради спасения своей госпожи.

— Да, я сделала бы и невозможное. Можете не сомневаться в этом. Я и жизнь свою отдала бы. Но чем я

могу помочь?

Вот уж воистину преданная душа! Я как только увидел тебя, сразу подумал, что ты с великой любовью

служишь своей госпоже. Кто другой на твоем месте стал бы заботиться о той, кого раджа лишил своей милости

и подверг заточению?

Вриндамала была польщена этой похвалой, но ответила скромно:

— Благородный брахман, ничего особенного я не сделала, просто исполнила свой долг.

— Да, конечно, — перебил ее Чанакья. — Это твой долг. Но теперь так редки стали слуги, которые его

выполняют.

Снова некоторое время шли молча. Прервал молчание опять Чанакья:

— Мне кажется, Вриндамала, что ты сделала бы все возможное не только для того, чтобы спасти жизнь

своей госпожи, но и ради исполнения ее воли.

— Конечно. Не нужно и спрашивать. Даже теперешние замыслы моей госпожи не испугали бы меня,

будь они хоть сколько-нибудь разумны. А то она твердит, точно лишилась рассудка: изведу Нандов, посажу на

их трон кого-нибудь из своего рода. Если бы у нее был собственный сын! Но это невозможно!

Чанакья словно не заметил ее последних слов.

— Значит, если ее сын жив, ты не пожалеешь сил помочь ей? — спросил он. — Да, я не ошибся в тебе: ты

по-настоящему предана своей госпоже. Такая верность достойна преклонения.

Вриндамала не могла скрыть радости, которую ей доставили слова брахмана.

Гла в а VII

ПЕРВЫЙ ШАГ

Раджа Дханананд наслаждался видом города из окон своего дворца. Лишь небольшая группа придворных

находилась возле него. Раджа уставал от многочисленного окружения и любил, отпустив приближенных,

остаться наедине со своими мыслями. Ему захотелось избавиться и от тех немногих, кто был сейчас рядом с

ним. Он отдал приказание, и все покинули его, за исключением стражника за порогом да телохранительницы1 с

внутренней стороны двери. Во всех ближайших покоях была полная тишина.

Внизу, под окнами, простирался шумный, многолюдный город. Взгляд Дханананда был устремлен на эту

пеструю картину, но мысли его витали далеко. И судя по выражению его лица, они не были радостными. А

причиной всего было странное, неожиданное чувство тревоги, некое предчувствие беды, родившееся вдруг в

глубине его души. Откуда оно взялось? Он не видел к нему ни малейшего повода. Не было в его беспечной

жизни и тени тревог и волнений. И сегодня, здесь, он остался в одиночестве с единственным желанием

полюбоваться городом. Отчего же вместо покойного и радостного чувства в душу его закрался непонятный

страх? Радже Дханананду редко случалось робеть при очевидной опасности, а сегодня его пугала какая-то

смутная тоска. Ему никак не удавалось избавиться от нее — так нельзя стряхнуть пыль с намокшей одежды.

Стряхивай не стряхивай — пятна останутся. Раджа гнал от себя дурные мысли, но они назойливо возвращались

к нему — чем старательнее он гнал их прочь, тем глубже проникали они в его душу, и в скором времени он с

каким-то странным наслаждением безвольно отдался им.

Неожиданно его уединение было нарушено. К радже неслышно подошла телохранительница и, пав на

колени, обратилась с такими словами:

1 В древней и средневековой Индии внутренняя охрана царских покоев состояла из рослых женщин с мечами и

бамбуковыми жезлами.

— Божественный! Сюда пришла служанка с женской половины. Говорит, что ее прислала госпожа с

письмом к самому повелителю. Дворцовый надзиратель по милосердию своему оставил ее у входа, сказав, что