— Госпожа, — растроганным тоном произнес брахман, — я очень благодарил тебе за твою заботу, но я не

могу здесь остаться. Недалеко от Паталипутры, на берегу Ганги, у меня есть небольшая обитель. Там ждут меня

мои ученики, они пришли сюда заранее и приготовили все к моему приходу. Госпожа, я бедный, чуждый

соблазнов брахман, и для меня нет счастья в том, чтобы жить в царском дворце. Я остаюсь в Паталипутре,

Прадьюмнадев просил меня не покидать Чандрагупту. По этой причине, а также потому, что я люблю юношу —

ведь он с детства был поручен мне, — не пройдет и двух дней, как я захочу его видеть и явлюсь сюда. А

познакомиться вам будет нетрудно, я уверен, ты откроешь в нем, к своей радости, много достоинств.

Чандрагупта щедро наделен добродетелями. Да благословит его могущественный Владыка Кайласы! Еще я

открою тебе тайну: на руке его начертана великая судьба: он должен стать императором. Дитя мое Чандрагупта,

я ухожу. Здесь позаботятся о тебе. А я буду часто навещать тебя.

С этими словами Чанакья поднялся и, как ни уговаривала его Мурадеви, ушел. Он и в самом деле послал

заранее своих учеников построить хижину где-нибудь в тихом, прохладном и живописном месте на берегу

Ганги. Туда он и направился, а устроившись в своем новом жилище, сразу послал за Сиддхартхаком. Он

собирался воспользоваться дружбой юноши, с которым сблизился еще с первой встречи у монаха Васубхути.

Сиддхартхак уже немало услуг оказал брахману: он, в частности, помог ученикам Чанакьи подыскать хорошее

место для обители.

Мурадеви была немного задета тем, что, несмотря на все ее уговоры, этот брахман отказался от ее

гостеприимства. Но по некотором размышлении это ей даже понравилось. Она подумала, что только истинно

бескорыстный и чуждый мирских желаний человек мог бы отказаться от покровительства любимой жены

раджи.

Итак, Чанакья, покинув дворец, направился на берег Ганги. Он был рад увидеть, что к его приходу все

было устроено так, как ему хотелось. Да и вообще обстоятельства пока складывались как нельзя лучше.

Вечером, когда ученики его уже спали и в обители воцарилась тишина, Чанакья остался наконец наедине

со своими мыслями, обдумывая, как действовать дальше и какую пользу можно извлечь из того, что уже

достигнуто. До сих пор по милости провидения многое продвинулось к тому, чтобы клятва, данная им при

дворе Дханананда, сбылась. Ведь подумать только: тогда, в его первый приход в Паталипутру, не успел он,

пылая гневом и проклиная раджу, оскорбившего его, выйти за стены города, как ему повстречался отрок

таинственного рождения со знаками императорского могущества. Он увел с собой этого отрока и обучил всем

наукам, какие подобает знать кшатрию. Он воспитал вместе с ним преданных ему друзей — царевичей и воинов

из охотничьих племен. Когда пора было сделать первый шаг, он оставил обитель на Чандрагупту, а сам ушел в

Паталипутру. И тут все тоже сложилось в его пользу. Словно сама Великая Богиня — Кали — поставила своей

целью исполнить его клятву и для того освободила из заточения Мурадеви и вложила в ее душу жажду мщения,

тем самым вручив ему лучшее орудие для свершения задуманного.

“Я только сильнее распалил в ней желание отомстить, — думал про себя Чанакья. — Теперь возле нее

Чандрагупта. Можно не сомневаться, что она будет беречь и сторожить его не хуже, чем тигрица своего

детеныша. Однако и мне надо быть начеку. Если с ним что-нибудь случится, то конец всему. Хорошо, об этом

довольно. А что же делать дальше? Мало учинить раздор внутри царского дома. Чтобы давшее трещину здание

рухнуло, необходим толчок извне”.

Брахман вспомнил о Парватешваре. Если через посла намекнуть ему, что настал благоприятнейший

момент для нападения на Дханананда, да еще пообещать помощь от киратов, кхаси и других племен, алчный

сатрап такой возможности не упустит. А посол его только и ждет случая отомстить радже Магадхи за прежние

унижения. Однако, разбив Нандов, Парватешвар сам заявит право на престол Паталипутры. Этого-то и не

нужно допускать. Необходимо сделать так, чтобы ко времени разгрома Дханананда не осталось в живых никого

из его наследников, и тогда придет самое время раскрыть тайну Чандрагупты, единственного оставшегося в

живых и первого сына Дханананда. И когда народу придется выбирать между Парватешваром и Чандрагуптой,

он, конечно, предпочтет чужеземцу законного наследника трона. В крайнем же случае Парватешвара можно

будет тайно убрать.

Конечно, продумать наперед все действия невозможно, во многом придется поступать судя по

обстоятельствам. Всего не предусмотришь. Сейчас перед нами три основных задачи: во-первых, подстроить

гибель Нандов, во-вторых, прибрать к рукам Бхагураяна, под началом которого находится все войско раджи, и, в

третьих, нащупать пути к встрече с послом Парватешвара. Средство погубить Нандов должно быть совершенно

надежным, потому что неудачная попытка насторожит Дханананда и все может рухнуть. Подружиться с

Бхагураяном — дело более простое. Чанакья знал по некоторым сведениям, что главный военачальник не очень

высокого мнения о своем радже. Была у того и личная обида на раджу. Когда понапрасну очернили Мурадеви,

часть вины пала и на Бхагураяна. Ведь это он добыл красавицу в битве и привез ее своему радже. Бхагураяну

поставили в вину, будто он выдал шудрянку за дочь кшатрия, чтобы ее будущему отпрыску достался священный

престол Магадхи, и с тех пор военачальник находился в опале. Надо думать, что он до сих пор таит гнев и

обиду на своих недоброжелателей, на тех. кто оклеветал его заодно с Мурадеви. Можно сыграть на этих его

чувствах и привлечь на свою сторону могучего союзника. Самый верный способ заручиться его помощью —

открыть ему тайну Чандрагупты. Но это крайнее средство. Пока есть надежда поразить цель обыкновенной

стрелой, не стоит пускать в ход единственную, заговоренную, которая бьет без промаха.

Привлечь на свою сторону Бхагураяна — это девять десятых всей задачи. Ведь в его руках могучая сила

— армия. Останется лишь один сильный и опасный противник — первый министр раджи Дханананда Ракшас.

Этот никогда не изменит своему долгу, не предаст своего господина — и тут ничего не сделаешь ни посулами,

ни угрозой. Ракшас — преданнейший слуга Нандов, и он будет служить им, пока жив останется хоть один

птенец из их гнезда. А если погибнет род Нандов, если и следа их не останется на этой земле, он всю свою

жизнь положит на то, чтобы отомстить за их гибель.

“Но ничего, — усмехнулся про себя Чанакья, — у меня найдется средство усмирить и Ракшаса. Все, что

он замыслит против нас, обернется против него самого. И в конце концов он еще станет первым министром и

верным другом Чандрагупты. Я-то сам всего-навсего брахман, и цель моей жизни — постигнуть суть бытия. Я

не алчу ни власти, ни богатства, я чужд желаний, но одно живет во мне — исполнить клятву и возвести на

престол Паталипутры, сделать властелином империи Магадхи отрока, посланного мне судьбой. И я не совершу

греха. Напротив, будет высшей справедливостью вернуть то, что принадлежит ему по праву рождения. Разве не

справедливо заслуженное возмездие? И разве не заслужил кары тот, кто посмел оскорбить подозрением

благочестивого, образованного и пекущегося о его же благе брахмана; тот кто в ответ на благословение сначала

оказал милость и покровительство, а потом, наслушавшись советов корыстных завистников, взял назад свое

царское слово?”

Как прибой в океане, бились мысли в голове у Чанакьи. Когда под конец он вспомнил об оскорблении,

нанесенном ему при дворе Нандов, живо представились его взору события того дня. Вот он с достоинством