Рабыня вышла. Мурадеви опять охватили сомнения.

“Суматика все время поддерживала меня, — думала она. — Но если я скажу теперь, что мои намерения

изменились, то это ей может и не понравиться. Как же тогда рассчитывать на ее помощь?

Нет, я не должна раскрывать своих карт, если хочу спасти жизнь раджи так, чтобы он ни о чем не узнал.

Суматика может выступить против меня. И тогда…”

— Послушай, — сказала Мурадеви, — я не могу уснуть сегодня. Ты думаешь, наш план осуществится?..

А что будет с нами, если ничего не выйдет?

Суматика была умной женщиной и сразу поняла, что Мурадеви пришла не для того, чтобы сказать только

это.

— Все кончится к нашему благу, я уверена, — сказала она. — Чанакья никогда не ошибается. Не

беспокойтесь, ваш племянник получит престол.

— Тише, Суматика, — проговорила Мурадеви, закрывая рот своей подруге. — Об этом не нужно громко

говорить. Теперь и у стен есть уши. Нам постоянно грозит опасность, и незачем рисковать понапрасну

Тут Мурадеви опять начали мучить сомнения. Она подумала, что в конце концов помочь может только

Суматика, и решилась.

— Что я буду делать, Суматика, — начала Мурадеви, — когда племянник получит царство? Я не вижу

ничего плохого в том, чтобы наш раджи остался на троне. Мне хочется быть счастливой. Я долго сидела в

тюрьме. У меня убили сына. Я ненавидела раджу и хотела ему отомстить. Но теперь я не могу этого сделать.

Иди и скажи Чанакье, чтобы он вместе с Чандрагуптой бежал из города. Я приложу все силы, чтобы махараджа

не выходил из моего дома. Но если он не послушает меня, я все ему расскажу и буду умолять о прощении.

Помилует — хорошо, а нет — пусть наказывает как хочет. Я не дам убить его. Махараджа не виноват. Если,

Суматика, ты хочешь спасти раджу и меня — помоги, посоветуй, а нет — я сделаю как сказала.

Слова Мурадеви привели Суматику в полное замешательство.

“Неужели это Мурадеви? Уж не сплю ли я?” — думала она.

— Что случилось? — спросила она. — Что с вами? Если хотите, я пойду к Чанакье и позову его.

— Иди, иди, — ответила Мурадеви. — Когда раджа все узнает, жизнь брахмана будет в опасности. Лучше

предупредить его, сказать, чтобы он бежал отсюда. Иди же, не теряй времени, а то будет поздно.

Суматика поняла, что Чанакью нужно привести сейчас же. Она ушла и вскоре вернулась вместе с

брахманом.

Гла в а XXV

МУРАДЕВИ ОБРЕТАЕТ СЫНА

Суматика уже все рассказала Чанакье. По тому, как вела себя Мурадеви в последнее время, брахман

догадывался, что назревает перелом, и был готов к неожиданностям. Он был наблюдательным человеком,

хорошо изучил Мурадеви и знал, что на нее нельзя полагаться полностью. Чанакья давно обдумал, что

предпринять, если Мурадеви начнет колебаться. Он был из тех, кто не успокаивается до тех пор, пока не

доводит начатое дело до конца.

Когда Мурадеви сказали, что Чанакья пришел, она сразу же пошла встретить его.

— Почему ты так поспешно вызвала меня? — спросил брахман, поднимаясь ей навстречу. — Ты, должно

быть, боишься, что замысел наш сорвется? Скажи, я прав?

— Нет, мудрый Чанакья, — ответила Мурадеви, — все может сойти благополучно. Но мне теперь

кажется, что не следует совершать убийства. Вот потому я и позвала вас. Отмените все приготовления, уберите

западню — иначе я постараюсь сделать так, что махараджа сегодня не выйдет из моего дома. Если он не

послушает меня, я все расскажу о заговоре. Вы же с Чандрагуптой бегите немедля: мне придется действовать

против вас.

— Ты выбрала очень удачный момент, чтобы изменить план, госпожа, — рассмеялся Чанакья. — Я всего

лишь брахман, который молится и приносит жертвы богам, и ты сама втянула меня в эту затею. Я привел

Чандрагупту в Магадху для того, чтобы ты могла одержать свою клятву. И твой племянник получит царство. На

его пути уже нет препятствий. Что же я скажу ему теперь?

— Говорите тише, — остановила его Мурадеви, — нас могут подслушать. Подумайте, что будет, если

кто-нибудь донесет радже. Лучше спасайте себя и Чандрагупту, бегите из Паталипутры. Еще не поздно. А я уже

все решила: попробую задержать махараджу здесь. Если не получится — расскажу ему все начистоту. Но убить

его не позволю!

— Не позволишь? — проговорил Чанакья, наклоняясь к Мурадеви. — Но зато убьешь своего родного

сына?

— Родного сына?! Я?! — воскликнула та в изумлении. — Какой сын? Да что вы такое говорите?

— Ты ведь поклялась, — продолжал Чанакья, — отомстить убийце и оскорбителю и посадить на престол

родственника. А теперь ты нарушаешь клятву и сама хочешь убить своего сына!

— Вы сошли с ума! Все время твердите, что я хочу убить своего сына. Что это значит? Может, думаете,

что я беременна? И раджа приговорит меня к смерти, когда узнает о заговоре? Так знайте — и не жду ребенка!

— Я-то, госпожа, знаю все. А вот ты до сих пор ни о чем не догадываешься. Раджа тогда приказал убить

твоего сына, но из этого ничего не вышло. Теперь же ты сама делаешь все, чтобы погубить его.

Мурадеви молча смотрела на брахмана. От изумления она не могла вымолвить ни слова. Это и нужно

было Чанакье.

— Я не хочу больше скрывать от тебя, госпожа, — сказал он. — Не буду мучить тебя понапрасну. Я давно

хотел открыть тебе тайну. Но случай представился только сегодня. Твой сын жив!

— Жив мой сын! — закричала Мурадеви.

Все поплыло у нее перед глазами.

— Да, — сказал Чанакья с улыбкой, — он жив.

— Уж не смеетесь ли вы надо мной? — спросила Мурадеви.

— Сейчас не время смеяться, — ответил Чанакья. — К тому же шутить над ближним противно моей

природе.

— Так, значит, тогда моего мальчика не убили?

— Нет, он остался жив. И я готов доказать тебе это.

Мурадеви словно окаменела. Слова Чанакьи, казалось, не доходили до ее сознания.

— Где он теперь? — тихо проговорила она наконец.

— Сейчас он в городе, совсем неподалеку отсюда, — ответил брахман.

— Так вы говорите, он не умер? Он в Паталипутре? Не мучайте меня, Чанакья. Расскажите все.

— Что рассказывать? Разве ты еще ни о чем не догадалась?

— Кажется, догадываюсь. Но не знаю, так ли это.

— Понять тебе поможет сердце.

— До сих пор оно не помогло мне.

— Сердце не поможет, если не обращаться к нему за помощью.

— Значит, Чандрагупта — мой сын? Вы не обманываете меня, Чанакья? Может, вы это выдумали, чтобы

сделать меня орудием в своих руках? Чандрагупта действительно мой сын?

— Да, — ответил Чанакья, — Чандрагупта — твой сын, который мог бы быть сейчас царем в

Паталипутре. Разве ты не замечала, как вы похожи друг на друга? Неужели при виде его в тебе не заговорило

материнское чувство? Раньше ты ведь часто расспрашивала меня о нем. Тогда я сказал, что это твой племянник.

Я сделал так для того, чтобы никто не удивлялся, видя ваше сходство. Но я никогда не думал, что ты можешь

поверить в мою выдумку. Мне хотелось открыть тебе все, как только у тебя возникнут подозрения. Но ты как

будто бы не сомневалась.

Мурадеви почти не слушала Чанакью.

“Правда ли все это? — думала она. — Неужели Чандрагупта — мой сын? А вдруг брахман просто хочет,

чтобы я отказалась от своих намерений и помогла ему?”

— Вы говорите, что это мой сын, — сказала она. — Но где доказательства?

— Тебе мало вашего сходства?

— О, это еще не доказательство. Может быть, есть что-нибудь более убедительное?

— Разве сейчас время препираться впустую? — строго спросил Чанакья.

— Неужели вы не понимаете, что мне необходимо знать точно?

— Ну, раз так, то изволь. Это доказательство было у младенца на запястье.

Тут Чанакья вынул браслет и показал его Мурадеви.

— Ребенка бросили в лесу в Гималаях, и в одну из лунных ночей его нашли пастухи, — сказал он. —