Ушахов шел к наркомату. Два дня жил в гостинице, изнывая в черной сгустившейся неопределенности. Наконец вызвали. Сзади послышалось запаленное дыхание Зенова, посыльного. Скользя по глинистой мокрети, которой заплыла улица (гостиницу определили захудалую, на окраине), не поспевая за крупно шагавшим начальником райотдела, щуплый Зенов не вытерпел, досадливо буркнул:
— Не гоните! Успеете свое получить.
— Зачем вызывает? — спросил Ушахов, понимая, что ответа не будет. Не полагалось отвечать Зенову на такие вопросы.
Над городом трудно, с муками, набухала весна. Неуютная, промозглая стынь вот уже неделю окутывала далекую сизую оголенность предгорий, засевала дома изморосью, шаркала по лицам мокрым наждаком холодного ветра. Но в редкие часы затишья сквозь драно-бурую холстину туч вдруг проглядывала столь пронзительно-веселая голубизна, так отчаянно прорывался к мокрому асфальту и брусчатке играющий солнечный луч, что становилось ясно: хмари недолго держаться.
Ждал такого вызова Ушахов давно, с того момента в ауле, когда отказался сдать оружие наркому Гачиеву. Убит при его, ушаховском, попустительстве председатель колхоза. Упущен главный враг Исраилов. Время военное. По всем меркам, как ни крути, тянули грехи начальника райотдела на трибунал.
И, осознав это, не надеясь уже на просвет в грозно сгустившейся судьбе своей, долго и тщательно мыл сапоги он в корытце перед наркоматовским крыльцом, поворачивая их и так и эдак, пока не понял: трепещет душа перед предстоящим, а ежели проще, все поджилки трясутся.
Усмехнулся, закаменел скулами и плотно ступил на гранитную ступеньку. Поднимался грузно и обессиленно, пятная чистый камень темными следами, — как на эшафот.
В кабинете заместителя наркома Аврамова кроме него самого были нарком Гачиев и генерал из Москвы Серов. В углу кабинета за небольшим столиком сидела стенографистка наркомата родом из Хистир-Юрта — Фариза.
Ушахов доложил без адреса:
— По вашему приказанию капитан Ушахов прибыл.
— Не прибыл, капитан, а привели на допрос! — тотчас недобро поправил нарком.
Худо дело. Генерал, посланный Москвой для поимки Исраилова, пожелал присутствовать при допросе. Ох, худо. Он и приказал:
— Садитесь, капитан… Не туда, вон на тот стул.
Опускаясь на стул, все пытался поймать Ушахов взгляд Аврамова. Тот врос в кресло, колюче смотрел в стену.
Серов достал из синей папки хрусткий лист, помял пальцами. Уперся локтями в стол, сказал:
— Начнем. Прежде чем приступить к делу Ушахова, ознакомьтесь с запиской по ВЧ от наркома Берии. На мое имя. Думаю, всем будет полезно. — Прочел: — «Ваше обещание ликвидировать политбандита Исраилова не выполнено. Ваши действия считаю преступным бездельем. Принять любые меры, использовать любые средства для его ликвидации. О результатах информировать меня каждые три дня. Срок исполнения — двадцать дней. Берия». Ушахов, когда вы получили сообщение о банде?
Ушахов шевельнулся. В звенящей тишине пронзительно скрипнула половица. Напряженно ловя шорох карандаша по бумаге (заработала стенографистка), ответил:
— В шестнадцать двадцать.
— Что вам сообщил майор госбезопасности Жуков?
— Он взял банду в полукольцо и гнал ее к балке. Это было передано по рации в райотдел.
— Вы чем занимались?
— Только что вернулся из ночной засады, собирался отдохнуть.
Грузно завозился в кресле Гачиев, скрипуче уронил:
— Доотдыхался…
Серов покосился на него, продолжил:
— Какой приказ вам отдал Жуков?
— Перекрыть моей опергруппой вход в балку и встретить банду огнем.
— Вы успели прибыть к месту засады до появления банды?
— Успел.
— Когда прибыли?
— Через тридцать пять минут после приказа. В шестнадцать пятьдесят пять.
— Вы подтверждаете, что видели в банде самого Исраилова?
Ушахов пожал плечами: «Чего он на этом топчется? В рапорте все есть».
Серов помнил рапорт Ушахова. Он был сух, подробен и непонятен беспощадностью капитана к себе, к своим действиям. Никто не тянул за язык докладывать об увиденном в бинокль Исраилове, банда ведь отрицает его присутствие.
— Я видел его в бинокль. Он был в банде, — твердо сказал Ушахов.
— Вы не могли обознаться?
— Там был Исраилов, — упрямо, зло повторил Ушахов. Он успел поймать на себе взгляд Аврамова — участливый, теплый.
— Ладно, был так был. Ваши действия, когда из леса показалась банда?
— Пропустил ее в балку.
— Без единого выстрела?
— Я запретил бойцам стрелять.
— В кустах отлеживался, шкура! — вставил Гачиев.
— Объясните невыполнение приказа Жукова, — бесстрастно продолжал Серов.
— Хотел взять Исраилова живым.
— Гладко у тебя получается! — язвительно уронил Гачиев.
— Что у вас было с Жуковым? — переждав, поинтересовался Серов. Об инциденте с плеткой майор доложил устно, не стал вставлять в рапорт — не красил этот случай скорого на расправу кобуловца. Видно, нашла московская коса на кавказский камень, и захотел Серов услышать теперь, как оценивает случившееся сам начальник райотдела.
— Ничего особенного, — помедлив, отозвался Ушахов. — Плетку у него вырвал. Он меня со своим жеребцом, по-моему, спутал.
— Да тебя не плеткой за такое! Тебя…
— Товарищ Гачиев, я не закончил допрос! — жестко прервал наркома Серов, едва приметно поморщился: им здесь только базара не хватало. Покосился на стенографистку. Та, опустив ресницы, пережидала. В тонкой прозрачной руке нервно подрагивал карандаш.
— Что было дальше, Ушахов? — продолжил Серов.
— Мы разделились. Отряд Жукова ускакал поверху перекрывать выход из балки. Я со своей группой спустился за Исраиловым, чтобы задержать, пока Жуков доберется до места.
— Вы знали, что до темноты оставалось не больше часа?
— Знал.
— На что надеялись?
— Думал, что успеем взять в клещи. Балка — это каменный мешок, мышь не выскочит, если вход и выход перекрыть.
— Вы что, бывали там раньше?
— Так точно, поэтому и пустил туда Исраилова.
— Так как же получилось, что в бандгруппе, взятой в плен, не оказалось ни Исраилова, ни начальника его боевиков Алхастова, ни председателя Духовного совета Муртазалиева? — ударил наотмашь Серов. Проговорился на допросе один из бандитов: черная троица в полном составе была в капкане. И уже сегодня… Кой черт, уже вчера можно было отстучать в наркомат отчет о поимке Исраилова, вынырнуть из свинцовой усталости и напряжения, свалить с плеч груз неимоверной тяжести, избавиться от незримого сатанинского присутствия Кобулова… сойти с трапа в столице. Редкое шуршание шин по асфальту, прикипевший к сердцу абрис Кремля, текучий размах Москвы-реки — все это могло стать реальностью, если бы не ротозейство или трусость сидевшего перед ними капитана.
Серов покосился на Аврамова. Таилась в упорном молчании замнаркома какая-то корневая, прочная солидарность с Ушаховым. Всей кожей чуял ее генерал, оттого и накалялся растущим гневом. Война! Военный счет нужно предъявлять начальнику райотдела, очищенный от прошлых заслуг и приятельства.
— Так как же вы прошляпили вожаков? — загнал Серов вопрос в тишину каленым гвоздем.
— Я все записал в рапорте. Они бросили вверх якорь с веревкой, зацепились за кизиловое деревце и ушли через хребет, — глотал и не мог проглотить что-то Ушахов. Ходуном ходил острый кадык на горле. Значит, ушел не только Исраилов, всю головку бандитскую, весь главный чирей можно было давануть с хрустом, разом избавить Чечню от главной болячки… Своих парнишек пожалел подставить под пули… Что ж, пожалел — чего теперь перемалывать пустое, той ночи не вернешь.
— Я это помню из рапорта. Как вы не могли предусмотреть побег? Вы были в плотном контакте с бандой, вели с ней перестрелку и ту расщелину миновали еще засветло. Я правильно изложил ситуацию?
— Да.
— Отвечайте на вопрос.
— Ушахов, чем вы занимались до облавы? — неожиданно подал голос Аврамов.
— Сидел в засаде.