Старший лейтенант Мурадьян ходит легко, пружинисто, четко командует людьми, подтягивая подразделения ближе к переправе.

— Кержов, ты чего голову повесил? — Идет он рядом с бойцом-новичком, положив ему руку на плечо. — Огня испугался? — кивает он на горящий город. — Эх, какой же ты пожарник? А еще начальником пожарной охраны был. — Среди идущих бойцов вспыхивает смех.

— Ну тогда давай автомат мне. Переправимся, я тебя брандспойтом обеспечу. Посмотрим, какой ты пожарник на практике.

Приближается берег. А вот и переправа. У береговых причалов лежат разбитые катера, рыбачьи лодки и повсюду воронки, наполненные водой. Мурадьян останавливает людей и рассредоточивает их под истерзанными осколками вербами и тополями, по канавам, воронкам. Взгляды всех устремлены за Волгу, на пылающий в пожарищах город. Туда предстоит им переправиться первыми из дивизии. Сердце сжимается от страха — вокруг сплошной огонь. Как же там воевать, если везде властвует пламя. Да и что там захватывать, что оборонять, если повсюду чернеют одни развалины.

— Товарищ старший лейтенант? — спрашивает бледный, с испуганными глазами боец. — А там кто есть?

— Есть, есть, сынок, наши люди там сражаются.

— Как же они? Земля горит. Там и дышать-то нечем.

— А мы Кержова впереди пошлем с брандспойтом, — вставляет реплику его товарищ, рослый крепыш с противотанковым ружьем.

Снова вспыхивает смех. Мурадьян поддерживает их разговор, хотя у самого на душе кошки скребут:

— А что нам огня бояться? У нас в запасе воды — целая Волга. Приедешь после войны домой, начальником пожарной охраны будешь. Хорошая должность. Туда людей особых назначают. Проверка нужна. Прежде чем принять тебя в пожарники, кормят крепко и спать кладут. Проспишь сутки, возьмут в пожарники.

Бойцы смеются.

— Нет, ему не подойдет. А вот Лева Малышев. Лев в самый раз. Выдержит экзамены. — И все поглядели на бойца, который похрапывал, свернувшись клубком в яме.

Среди бойцов батальона ходит, прислушиваясь к разговорам, комиссар Саранцев. Бурунов собрал в овражке командиров и дает им последние наставления. Адъютант раздал каждому из них по пачке небольших книжечек — «Памятки бойцу по действиям в городском бою». Вот уже подошли первые бронекатера, и люди потянулись на погрузку. В это время у носа одного из катеров разорвалась мина, и на борту что-то вспыхнуло. Бойцы ринулись на катер и остановились: «Куда же грузиться, катер горит?» И вдруг Бурунов увидел, как комиссар первым взбежал по трапу. «Ты погляди, какой проворный, а с виду неповоротлив». За ним, помешкав, бросился боец Кержов, еще двое. Они кинулись к носу катера и что-то стали рубить лопатой. Сбросили в воду загоревшийся промасленный пеньковый кранец. И все бойцы быстро побежали на катер.

Бурунов стоял и наблюдал за этой необычной переправой. Рядом с ним — комиссар Саранцев.

За передовым отрядом начал форсирование полк Коломыченко. Вот еще один полк сосредоточился здесь, на берегу. И на город смотрят с тревогой тысячи глаз. И каждый думает, что будет с ним и что будет со всеми завтра.

Связи с противоположным берегом нет. И только по взрывам и вспышкам на берегу, по неумолчной трескотне автоматов и пулеметов чувствовалось, что там идут жаркие бои.

Уже далеко за полночь направился к переправе полк Грайворона.

Бурунов, зябко поеживаясь от речной сырости и тумана, глядел на пылающий город, и одна мысль владела им: «Если бы я мог сейчас быть там. А то так вот стой и жди: либо будет, либо нет. Гадай и мучайся: что с ними, смогут ли они отбросить немцев и закрепиться? От успеха передового отряда и двух полков зависит сейчас судьба всей дивизии. А может, и армии».

Еще один день прошел в томительном ожидании. Еще одному полку, штабу и тылу дивизии предстояло следующей ночью переправиться через Волгу. А удастся ли эта переправа или нет, никто не знал: ни сам командир дивизии Бурунов, ни рядовой боец. Ранним утром, когда еще чуть рассвело, комдиву позвонил командующий армией.

— Твои орлы крепко дали тут немцам. Но их ждет тяжелый день. Немцы бросит всю авиацию. Устоят ли? — Он откашлялся. — Я не в том смысле. Не сомневаюсь. Всю ночь ведь воевали.

— Устоят, — ответил Бурунов.

— Я это, полковник, и без твоих подсказок знаю. Здесь — Сталинград. Это то, что не многие видели.

* * *

В следующую ночь Бурунов начал переправлять остатки дивизии в Сталинград. Теперь уже было ясно, что немцы превосходили нас на этом участке и в людской силе, и в боевой технике. К тому же они имели преимущество обороняющегося. Наши войска. Они по сравнению с немцами имели одно заветное желание — выполнить свой солдатский долг, выполнить приказ. Они шли на штурм во весь рост, не зная ни местности, ни системы обороны противника, ни его численности. Когда и кто мог узнать все это в бесконечно меняющейся обстановке двухмесячных кровопролитных боев? И тем более, что день тому назад немцы пробили эту единственную брешь к Волге.

Но все же бойцы дивизии Бурунова в первую ночь потеснили фашистов. Они заняли прибрежные позиции, захватили несколько домов в ближних кварталах. На военном языке это называется: «Зацепились за плацдарм».

Только спустились сумерки, скрывая наши войска от глаз и огня противника, к берегу реки стали подходить бронекатера Волжской военной флотилии. Машины подвозили понтонные мосты. Вскоре причалили баржи с буксирами и речные маленькие катера.

Бурунов отдал приказание к погрузке.

На переправе бушевал огненный шквал. Одни из солдат, не дойдя до берега, падали в сухом песке, обливаясь кровью. Другие шли настойчиво вперед, бежали короткими перебежками, стараясь укрыться от огня в воронках и ямах.

Волга бурлила и кипела от взрывов снарядов и мин. Пулеметные очереди огненным пунктиром трассирующих пуль прорезали темноту ночи и гасли в черных водах Волги.

На бронекатере, на котором переправлялись Бурунов и Саранцев, загорелся бак с горючим. Пламя расплескалось по палубе и будто языком слизало всех в воду. До берега еще было далеко. Двести или более метров. У каждого бойца тяжелое оружие и боеприпасы. Но разве это могло остановить кого-либо? Остановить их неудержимое желание идти вперед, добраться до правого берега?

Судорога свела больную ногу Бурунова. Он забарахтался и уже решил, что все кончено. Кричать было бесполезно: все равно никто бы его не услышал. Но рядом очутился Саранцев. Он резко рванул комдива на себя и, как буксир, поволок к берегу, гребя одной рукой. «Вот тебе и толстячок, а сила-то какая? Будто щенка схватил».

И когда Бурунов почувствовал под ногами дно и стал выходить вместе с Саранцевым из воды, горячая, упругая волна воздуха, с кислым запахом, отбросила его снова в воду: неподалеку разорвался снаряд или мина. В черной, прорезываемой вспышками выстрелов и взрывами тьме Бурунов снова упал и захлебнулся, но тотчас же вскочил на ноги. Будто тени на едва различимой полосе берега, мельтешили силуэты людей. «Наши. Добрались, — с радостью подумал он. И тут же мелькнула мысль:— А где Саранцев? Он был рядом».

— Комиссар! — громко крикнул Бурунов. — Виктор Георгиевич! — Но его крик потонул в грохоте и вое канонады.

Бурунов осмотрелся вокруг. Тьма, огонь и оглушительные взрывы. Горела Волга, и по ней тянулись, извиваясь огненными змеями, длинные светящиеся полосы. «Горит нефть, — догадался он. — Откуда она? Где штаб, где наша дивизия? Почти над самой головой взвилась голубовато-бледная, как далекая звезда, ракета, едва обозначив прибрежную косу.

Мокрый, обессиленный, не понимая еще, где он находится, шел Бурунов мимо темных стен, разрушенных зданий, каких-то причудливых перекрестий мостов под крутым берегом, из-за кромки которого выплескивалось пламя огня и доносилась неумолчная стрельба. К нему навстречу кто-то бежал, мигая глазком фонарика. Сблизились. Бурунов вынул пистолет из кобуры и снова положил его в карман.

— Вы кто такой? — спросил владелец фонаря. И тотчас почти в ухо крикнул: — Товарищ полковник, все в порядке. Вся дивизия переправилась на правый берег.

Это был начальник разведки дивизии майор Король.

— Я тут вас уже час разыскиваю. Меня послал комиссар Саранцев. Командный пункт недалеко, в водосточной трубе.