— Гевин! — кричу, пытаясь отстраниться, но, как он и сказал ранее, это бесполезно. Он уже берется за низ моей рубашки, расстегивая пуговицы и снимая ее, в итоге я остаюсь только в трусиках и лифчике. — Какого черта ты творишь?

— Делаю так, чтоб тебе было комфортнее, — отвечает он небрежно, снова хватая меня за лодыжку и потянув по кровати. Срывает покрывало, устраивает меня по центру матраса, а сам ложится позади и набрасывает на нас одеяло, а затем обнимает, прижимаясь грудью к моей спине.

— Эм… — я пытаюсь понять, что, черт побери, происходит, когда Гевин с нежностью кладет руку мне на живот. Все это очень странно.

Пару минут никто из нас не произносит ни слова, дыхание Гевина становится глубже, и мне кажется, что он уснул. Затем…

— Расскажи, что произошло? — это не вопрос, это приказ, но в его голосе нет резкости, только нежность.

Я делаю глубокий вдох.

— Это глупо. На самом деле я не хочу об этом говорить. Мне будет стыдно, когда ты в итоге поймешь, что я повела себя как ребенок.

— Это не просьба, мисс Прескотт, — ах, мы снова перешли к мисс Прескотт. — Теперь расскажи, что тебя так расстроило?

Ни за что на свете я не расскажу ему о разговоре, который был у меня с отцом ранее. Когда дело касается родителей, я становлюсь очень опекающей, и сама мысль обсуждать их проблемы и мое беспокойство, кажется предательством. Тем более, эта та часть моей жизни, которую я хочу сохранить втайне. Гевину нет места в ней. Но я знаю, что он не сдастся. Поэтому решаю рассказать часть правды, зная, что он все равно поймет ложь.

— Сегодня я была на прослушивании, — призналась тихим голосом.

— На каком прослушивании?

Со вздохом, посвящаю его в историю.

— Один из твоих друзей обсуждал его перед ужином. Я была на этом прослушивании сегодня… и на каждом, с тех пор как переехала сюда три года назад, — темнота и то, что я не могу видеть лицо Гевина, делает рассказ проще. — Было обидно слышать, что эти девушки получили свое место, даже толком не стараясь. Я хочу сказать, уверена, они талантливы… — я сразу даю заднюю, понимая, что оскорбила его друзей. — Ведь талант нужен? Просто я чувствую себя... — затихаю, потерявшись в своей печали.

— Как ты чувствуешь себя из-за этого? — спрашивает он с добротой в голосе, когда я не продолжаю.

Чувствую подступающие слезы и покалывание в носу.

— Как будто недостаточно хороша. Я так сильно стараюсь, так отчаянно хочу этого… хочу заниматься только этим. Просто всегда есть кто-то лучше.

Я больше не чувствую тепло тела Гевина, потому что он перекатывает меня на спину и нависает надо мной; на его лице маска ярости.

— Разве ты еще не поняла, Пенелопа? В этом городе неважно, хороша ты или нет, талант не играет никакой роли. Тебя пережуют и выплюнут без задней мысли. Я уверен, что в твоем мизинце таланта больше, чем в обеих женщинах с сегодняшнего вечера. Но в Вегасе талант не значит ничего. Многое значат связи, и они обе очень долго играют в эту игру.

— Но я не могу играть в игры! — кричу, и еще больше слез стекает по лицу. — Я живу этим три гребаных года, Гевин. У меня нет связей, нет человека, чье имя ассоциировалось бы с властью. Чем больше я хожу на прослушивания, тем сильнее ловлю себя на мысли, что с каждым днем теряю частичку себя. Я больше так не могу!

— Это не правда, — говорит он резко. — У тебя есть связи.

— Да? — хмурюсь, отпуская всю боль, что сидит в моей груди весь день. — И кто это, черт побери? А? Один из придурков из номера для хайроллеров, который ожидает, что я отсосу ему за то, что он замолвит за меня словечко?

Я так увлеклась своим заявлением, что даже не замечаю, как с каждым моим словом мрачнеет лицо Гевина.

— Я, — наконец, говорит он сквозь стиснутые зубы. — Я — твои гребаные связи, слышишь меня? Никто больше. И если я узнаю, что кто-то из этих ублюдков предложил тебя подобное, то, клянусь...

Не знаю, что вело меня в этот момент, может эмоции, которые я сдерживала весь день, может, временное помутнение рассудка, или просто облегчение от того, что кто-то готов прикрыть мою спину. Но не важно, в чем причина, мой мозг отключился, и я поднимаю голову с подушки и целую парня. Не позволяю себе думать. Просто чувствую, разрешая себе остаться в моменте, пока язык Гевина дразнит мой с нежностью, о которой я и не подозревала.

Ожидала, что он будет требовать, доминировать.

Я не могу сдержать стон от нахлынувших ощущений. Мы кусаем и сосем губы друг друга, как будто не в состоянии насытиться. Затем Гевин просовывает свою сильную ногу между моих, и я счастлива раздвинуть свои шире. Стискиваю колени, когда он прижимается членом к мокрому месту на моих трусиках.

— Бл*дь, — говорит он, покрывая поцелуями мои шею и ключицу. — Я уже чувствую твое возбуждение.

Как будто читая мои мысли, Гевин отодвигает пальцами чашечку моего лифчика, затем сдергивая вниз, пока трется своим членом о мои трусики, отчего я извиваюсь и возбуждаюсь еще сильнее.

Но этого недостаточно.

Мне нужно больше.

И прямо сейчас.

— Гевин, — хнычу, запуская пальцы в его волосы, и отрываю его голову от своих сосков. — Пожалуйста.

— О чем ты просишь, Пенелопа? — и снова мы вернулись к именам. — Скажи, чего ты хочешь.

— Трахни меня, — стону, приподнимая бедра, навстречу к его. — Я хочу, чтобы ты трахнул меня.

— Хочешь, чтобы я проскользнул через твои мокрые складочки? — он продолжает дразнить, сводя с ума. — Скажи, что хочешь мой твердый член внутри себя, и я дам тебе то, чего ты хочешь.

— Я хочу этого, — я задыхаюсь. — Хочу твой твердый член в себе, Гевин. Пожалуйста.

Вес его тела исчезает, быстро сменяя холодным воздухом, и я хнычу из-за ощущения потери. Слышу, как Гевин открывает ящик тумбочки и шарится в ней. Секунду спустя, он возвращается, снова нависая надо мной, с зажатым между зубами пакетиком из фольги. Мой взгляд прикован к эрекции, выпирающей из его трусов, пока он не приказывает хрипло:

— Позаботься о нем, Пенелопа.

Не споря, я вытягиваю руку и стягиваю пальцами материал трусов, освобождая его член. Ахаю при виде его: длинный, массивный и с капелькой предэякулята на головке.

Без задней мысли приподнимаюсь и, обхватывая пальцами член, слизываю капельку, внезапно желая большего. Открываю рот, чтобы принять член Гевина, когда он отстраняется.

— Несмотря на то, что я умираю от желания ощутить твои губы на моем члене, мне нужно оказаться внутри тебя, детка. Прямо сейчас.

Комбинация страсти в выражении его лица и в голосе вызывает волну мурашек по моему телу, пока он быстро раскатывает презерватив по члену. Сразу же после этого Гевин толкает меня на кровать, располагает член у моего влагалища и входит. Наполняя меня, растягивая одним резким толчком.

— Гевин, — кричу я, запрокидывая голову, пока он стонет мое имя. Я крепко зажмуриваюсь, пока он скользит из меня и назад в медленном темпе.

Его толчки медленные, почти нежные, пальцы запутываются в моих волосах, чтобы потянуть мою голову.

— Открой, — приказывает хрипло.

Я открываю глаза по его команде и то, что вижу в его взгляде, поражает меня. Решительность, голод сплетаются вместе.

— Смотри на меня. Не отводи взгляд.

Я киваю, и он ускоряет темп, затем обхватывает мои колени сзади, прижимая ноги ближе к груди, отчего я стону имя Гевина. Благодаря новому углу проникновения, его головка касается волшебной точки внутри меня.

— О, боже, — стону, когда что-то в моем животе начинает стягиваться. Я никогда не кончала от секса прежде, мне всегда нужна была дополнительная стимуляция, но Гевин прекрасно справляется и без этого. — Я близко, Гевин. Не останавливайся.

— Бл*дь, —ругается он; испарина покрывает его лоб. — Я ощущаю, как ты сжимаешь меня, детка. Не отводи взгляда. Когда ты будешь кончать, я хочу, чтобы ты смотрела прямо на меня. Я хочу, чтоб ты знала, кто доставляет тебе удовольствие.

И после этого я взрываюсь в оргазме. Кончаю жестко и долго, почти теряя сознание.

— Черт побери! — кричит Гевин, ускоряя темп толчком на пути к своему освобождению. Мы смотрим друг другу в глаза все это время, пока он кончает в меня до последней капли. Наше дыхание смешивается, никто не в состоянии первым разрушить контакт. Никакие слова не нужны, когда Гевин опускает голову и оставляет нежный поцелуй на моих губах.