Нам военное счастье, шутя, изменило.

Мы искали тогда сквозь болото проход,

Но отвага, увы, не всегда ломит силу.

Это лучшие были сэй‑горов бойцы,

Да и вчетверо их против наших поболе.

Но не дрогнули схваток горячих певцы,

И под Миррой сошлись мы на маленьком поле.

Мы устали в боях, и давно уж клинки

Не имели зазубринам точного счета.

Мало стрел ‑ бесполезными стали стрелки.

Нелегка ты, последняя наша работа.

‑ Строй сомкнуть! Мы из копий поставим заслон! ‑

Прокричал наш кортэг, и от этого крика

Прокатился тревожный мечей перезвон

А потом стало вдруг удивительно тихо.

Вмиг обоим родительский вспомнился кров,

Трудно биться, когда перед взором чужбина.

Не прощались, ведь было уже не до слов ‑

К нам по полю живая катилась лавина.

Враг навстречу летел, мы стояли стеной,

Глядя мчащейся смерти в глаза, вероятно,

И ломило в висках и хотелось домой,

Сердце громко просилось вернуться обратно…

Мы стояли, молчаньем поя пустоту,

Словно им мы хотели лавину стреножить.

Мы так много прошли, кто ж поверит, что путь

Наш так просто на наши могилы помножить?

Вот уже до противника двадцать шагов,

Вот уж виден оскал на лице у сэй‑гора,

У того, кто меня разглядел средь врагов

И решил, что его я забуду не скоро.

"Арк!" ‑ рванулся наш клич боевой в облака…

А потом с оглушительным яростным громом,

Сталь как волны вздымая, живая река

Захлестнула плотину щитов и шеломов.

Прав был тот, что меня для себя назначал,

Он на память мне добрый подарок оставил.

Я же, чтоб он меня должником не считал,

Его именем первый десяток возглавил…

Этот бой будет жить средь легенд и витар,

Его помнят холмы, и река, и дорога.

Его помнит разбитый, умолкший тимбар,

Но живых летописцев осталось немного.

Мы держались весь день. Было нас восемьсот,

А под вечер стояло лишь восемь десятков.

Но никто из потомков нас не упрекнет,

Что легка для сэй‑горов была эта схватка.

‑ Арк! ‑ хрипел, на копье опираясь, кортэг.

Тем же мы, безголосо, ему отвечали.

Я с трудом поправлял иссеченный доспех,

Мне хотелось упасть, мои руки устали.

Но товарищ мой рядом недвижно стоял

И тянул из щита оперенные жала.

Я смотрел на него и усталость моя

Отступала назад, навсегда исчезала…

Мы не стали прощаться, ведь раньше всегда

Выходили мы оба живыми из схваток.

Утром снова мечами встречали врага,

И в живых нас осталось едва ли с десяток.

Среди мертвых застал нас кровавый рассвет,

И оружье поднять больше сил не осталось.

Слали птицы из рощи последний привет

Тем, кому не нужна была птичья их жалость.

Нас любила Тши‑Хат ‑ мы тогда не смогли

Разделить с нашим лидером бранной постели.

Только восемь до Арка родного дошли,

В сто раз меньше, чем тех, что того же хотели.

Как героя меня славный град принимал,

Но все почести я бы отдал за мгновенье,

То, которого мне недостало тогда ‑

Грудью встать под стрелу, обмануть провиденье…

Я бы сердцем его заслонил одного

Чтобы он не упал на холодную землю

Но того, что случилось уж не суждено

Изменить и судьба крику жизни не внемлет.

Почему вы уходите, Арка сыны?

Почему вам достался сей выбор жестокий ‑

Либо пасть, либо видеть до старости сны

Как бредете вы к дому, в беде одиноки?…

Но войны снова тонры с собою зовут,

Снова славы мгновенья сулят, обещают,

И за друга опять навзничь падает друг

И товарищ товарищу очи смыкает.

Тимбар уже утих, но музыка словно еще звучала под сводами зала. Все гости сидели в молчании, задумчивые и серьезные. Они все еще были там, на поле боя, где пятьдесят девять лет назад навеки упокоились сотни барсков и кальиров.

‑ Я еще был сопливым мальчишкой, ‑ медленно произнес Баленир, ковыряя кинжалом кусок мяса на блюде. ‑ Я бегал по двору в одной рубашонке и рубил деревянной палкой сорную траву позади дома, когда отец посадил меня на колени и сказал мне: "Твой дядя Фурсх не приедет к нам на Юнарташ‑креор. Он никогда уже к нам не приедет. Запомни этот день, сынок, отныне в нашем роду это день скорби."

‑ Это честь, достойный Баленир, иметь в своем роду воина, погибшего вместе с "восьмьюстами Браара", ‑ Лэнн‑Трор, молодой управитель из Флаварка, встал и поднял чашу, полную бьяни.

‑ За честь и доблесть! ‑ поддержал его Шербаз.

‑ За долг и верность Лучшему из Родов! ‑ выкрикнул с дальнего конца стола голос, не так давно требовавший исполнения "Развеселой таверны".

Гости один за другим вставали и, выкрикнув что‑нибудь пафосное, вскидывали вверх чаши, разбрызгивая хмельное вокруг себя. Возглас самого хорла "За мастерство Вашал‑Шра, лантара среди лантаров!" встретили дружным одобрительным ревом.

Вашал поклоном поблагодарил правителя и господина за оказанную честь, затем сел, едва заметно улыбаясь и любовно, как женское тело, лаская пальцами свой тимбар.

"…и сам хорл, а с ним семь десятков достойных фэйюров‑мужей и трое почтенных Горных Соседей обратили свои благосклонные взоры на скромного лантара, возвысив его добрыми словами над прочими мастерами музыки и слога, вселив в его сердце радость и уверенность…"

В который уже раз за этот долгий день Вашал‑Шра улыбнулся с иронией своим мыслям.

"Определенно старею, ‑ подумал управляющий, ‑ пора, пора думать о собственных наследниках".

Пир, между тем, продолжался своим чередом…

Глава шестая

В Малом Гостевом зале было темно и тихо. Небо с вечера плотно затянуло тучами и в узкие щели окон не проникал ни единый луч света, хотя Белая Шами уже должна была висеть в зените огромным ярким фонарем.

‑ Холодно и мрачно, ‑ Дали‑Вьер фыркнул, пребывая в свойственном ему легком раздражении. ‑ Здесь всегда холодно и мрачно.

‑ Гостеприимством аркских хорлов не брезгуют, уважаемый, ‑ весело отозвался Лак‑Ри.

Арильер же от слов воздержался. Вместо этого он особым образом сложил пальцы правой руки и вычертил ими в воздухе сложный знак, концентрируя Дар. С его ладони стекло мягкое голубоватое свечение, уплотнилось в яркую бирюзовую искру, которая вдруг сорвалась с места и метнулась в черный зев камина. Послышался громкий треск, в воздухе отчетливо запахло грозой и дрова, ровно сложенные на черной от копоти бронзовой решетке, занялись, быстро обволакиваясь ровным горячим пламенем. Зыбкая темнота метнулась к углам комнаты, теснимая светом.

‑ Достойные развлекаются на уровне Малых Взаимодействий? ‑ послышался от дверей полный иронии голос. Дали‑Вьер повернулся и смерил вошедшего хмурым взглядом.

‑ Не хотите утратить навыки, галья Ари? ‑ Мар‑Ратш прошел к камину, извлек из него голой рукой пылающую головню и двинулся вдоль стен, зажигая укрепленные в железных кольцах масляные светильники. Язычки пламени жадно лизали пальцы барска, но не могли опалить на них ни шерстинки

‑ Галья Мар‑Ратш, как я и ранее уже замечал, тоже не брезгует маленькими демонстрациями, ‑ улыбнулся наблюдающий за собратом Арильер.

‑ Увы, мы все не лишены примитивного мелкого тщеславия, ‑ Мар‑Ратш вздохнул, подпалил фитиль у последнего светильника и метким броском отправил головню обратно в камин.

В зал вошла Фарль‑Ши. Ее сопровождал управляющий замка и трое слуг. Последние тащили огромные подносы, основательно нагруженные разнообразными кушаньями и питьем. Повинуясь знакам управляющего, они быстро разложили снедь на двух широких столах и удалились, ступая бесшумно, как тени.

‑ Спокойного вам вечера, достойная герут и достойные георты, ‑ Вашал‑Шра почтительно склонил голову и, прижав правую ладонь к сердцу, отступил к порогу. ‑ Никто не побеспокоит вас. Если же вам что‑либо понадобится…