Он взмахнул рукой так резко и неожиданно, что Олег попросту не сумел отреагировать. Башкирцев был крупным и сильным мужчиной. Удар сбросил Олега с табуретки, швырнул на пол, на миг ослепив и оглушив…
Странно, но боли он почти не чувствовал, равно как и злости. Вместо этого внутри пробудилось что‑то иное… Некая сила, поднявшаяся неведомо из каких глубин, наполнила сознание холодной твердостью стали…
Олег встал и посмотрел на красного как вареный рак Башкирцева, замершего глыбой по другую сторону стола. Кулаки несостоявшегося отчима были сжаты и недвусмысленно упирались в столешницу.
‑ Значит, вы с ней решили, ‑ заговорил Олег спокойно, вставая на ноги, ‑ что щенок хиляк и дергаться не станет; а если и станет, то козырей у него уже не будет. Главное, ведь, "бумажки" получить, не так ли? А там, глядишь, призывной возраст свою роль сыграет. И верно ‑ за два‑то года чего не случится… А я ведь мать сам похоронил. И памятник ей по весне сам поставлю. И себя отстоять тоже, глядишь, сам сумею… "дядя".
‑ Пожалеешь! ‑ прохрипел Артем Петрович. Он стискивал кулаки с такой силой, что костяшки пальцев побелели.
‑ Дотронешься до меня еще хоть пальцем, ‑ равнодушно бросил Олег, фокусируя взгляд на его переносице, ‑ и я сломаю тебе руку.
‑ Кишка тонка, ‑ оскалился волком Башкирцев.
‑ А ты проверь, ‑ предложил Олег, смотря с прищуром, будто пистолет наводил.
Артем Петрович обжег его взглядом, полным ненависти. Олегу даже показалось: сейчас снова ударит… но Башкирцев так и не решился. Какое‑то время они стояли молча друг против друга, потом Артем Петрович сдвинулся с места, обошел неподвижного Олега и исчез в прихожей. Через секунду там зазвенели брошенные на пол ключи и щелкнул, открываясь, дверной замок.
Только теперь неведомая сила покинула его. Разом ослабли напряженные мышцы, предательски задрожали колени и заныла красная после оплеухи щека. На глаза навернулись запоздалые слезы, но Олег не дал им воли. Он подобрал с пола ключи, запер входную дверь, сунул куда‑то в угол оставленную Башкирцевым сумку с часами и, войдя в гостиную, без сил упал на диван. Сон подкрался незаметно…
* * *
Первое, что он увидел было лицо… а может, морда ‑ получеловечья‑полукошачья, скуластая, покрытая коротким, стального оттенка мехом, с длинными бледно‑бирюзовыми миндалинами глаз, рассеченных пополам узкими черными зрачками и с плотно сжатыми, почти фиолетовыми губами, чуть приподнятыми в уголках рта.
"Черт возьми!… Зеркало!… Эки?!"
Морда‑лицо оскалилось в жуткой улыбочке, обнажив два ряда великолепных острых зубов, с четырьмя чуть увеличенными клыками ‑ два сверху и два снизу, ухмылочка подстать вампиру!
Потом Олег, как обычно, ушел, оставив внутри чувство легкого недоумения, впрочем, уже довольно привычного… Странно, но сегодня он ушел не до конца ‑ остался висеть где‑то на границе сознания любопытным взглядом извне…
Эки‑Ра тряхнул головой, пытаясь избавиться от возникшего чувства некоторого внутреннего дискомфорта. Он немного постоял, ощущая как чувство это слабеет и притупляется, но не торопится исчезнуть полностью. Смирившись с его присутствием, Эки, наконец, отвернулся от зеркала, висевшего на стене его комнаты ‑ небольшой, сказать по правде, комнатенки в донжоне форпоста Лилап‑Рха, Долинном Гнезде рода Ко‑Кьеви. Обстановка здесь была более чем скромной: низкое, но очень широкое ложе, покрытое огромной пятнистой шкурой; такой же низкий стол, обложенный валиками‑сиденьями; плотные, бархатно поблескивающие занавеси по углам и, само собой, оружие, уложенное на покрытой замысловатой резьбой стойке. Все, что требуется для жизни воспитаннику виша‑рукх… не считая, конечно, намеков на роскошь вроде шкуры и занавесей. Воин и в мирной жизни должен довольствоваться меньшим, тогда лишения похода никак не скажутся на его подготовке. А будущий виша‑рукх, мастер двух мечей, тот и вовсе должен бы спать на голом полу без одеял и подстилок. Но Эки его наставник позволял чуть больше, чем обычному ученику ‑ это он хорошо понимал, но никак своего понимания не выказывал. Деликатность и уважение превыше всего.
Виша‑рукх…
Руки метнулись к плечам, пальцы привычно обхватили длинные, слегка изогнутые эфесы… Клинки, один за другим, со свистом вспороли воздух… Вытянув их перед собой, он долго любовался отполированными до зеркального блеска лезвиями. Шисса ‑ она не для пешего строя, это верная подруга воина‑одиночки, а уж в парном варианте ‑ воистину, смертоноснее не сыщешь по всей Долине. Полуторная заточка, доведенная до совершенной остроты, длина клинка ‑ почти в руку. Хочешь ‑ руби ей, хочешь ‑ коли. Чудо‑оружие!
Левая шисса называлась Вурт, правая ‑ Шамраль. За годы, прошедшие с того дня как он впервые ощутил их тяжесть, Эки надежно свыкся с обеими, давно перестав видеть в них просто красивые и опасные творения горных кузнецов.
Он со смутным сожалением отправил оба меча за спину, безошибочно опустив клинки в устья ножен.
"Через пятьдесят три дня мне исполняется двадцать, ‑ эта мысль преследовала его с самого утра, ‑ Граница. Возраст Движения переходит в Возраст Разума…"
"И что же? Сяду на коврик и буду размышлять о прожитых годах? ‑ попытался он пошутить сам с собой.
"Нет! Сяду на спира… и поеду к отцу."
"Ого!"
"Да. Это и в самом деле "ого"… Еще какое "ого", особенно после того, как я почти четыре года не видел Вирт‑Хорл."
Он подошел к стойке для оружия и начал перебирать разложенный на ней арсенал, придирчиво осматривая и откладывая то, что считал нужным. Двенадцать маленьких лезвий‑вьиши отправились в перевязь на груди. Еще шесть уместились на предплечьях, а два последних он сунул в закрепленные у лодыжки кармашки‑клапаны, располагавшиеся на ладонь ниже ножен с граненым сэй‑горским кинжалом. Пара каплевидных, обшитых металлическими чешуйками щитов, закрывающих руки от кисти до локтя, отложил в сторону. Потом взялся за тяжелые метательные шипы, кальирскую секиру, кольцо‑восьмигранник…
Все это время Олег находился рядом, одновременно быв и Эки‑Ра, и лежащим в своей постели земным парнем… Выходя во внутренний двор замка, разговаривая с его обитателями, ведя учебный бой с нолк‑ланом Кьес‑Ко, обсуждая с ним будущую поездку в Вирт‑Хорл… Все это время он присутствовал поблизости, параллельно с той частью сознания, что составляла сейчас сущность иного существа. И пусть разум его очень походил на человеческий, пусть мало отличались от человеческих чувства, эмоции, идеалы… Все же они были иными…
* * *
Олег открыл глаза. Сон еще жил в его голове, не торопясь растворяться в утренней яви. Сегодня он возвращался к реальности легче, чем обычно. Ему не приходилось напрягать память, чтобы вспомнить увиденное. Он чувствовал себя так, будто видел все не только "изнутри", непосредственно глазами барска, но и снаружи, оценивая происходящие во сне события с точки зрения "зрителя". Ощущение было странное, очень непривычное и очень любопытное. Хотелось поваляться под одеялом подольше, закрепить увиденное в голове, обдумать…
Он мысленно отвесил себе пинка и поднялся, с сожалением отрываясь от подушки. Подойдя к зеркалу, с невольной опаской убедился, что отражение в нем соответствует привычному облику, разве только лицо чуть заспанное и волосы на голове торчат в разные стороны как у растрепанного веника. Усмехнувшись, Олег‑реальный продекламировал Олегу‑зазеркальному:
‑ Я устал сегодня ночью, хоть и выспался изрядно. Ты любил меня не очень… М‑м… Харядно… Марядно… Шкварядно… О! Нещадно! Я ж рубил тебя нещадно… М‑да… Че‑пу‑ха!…
Он пробежался на месте, высоко вскидывая острые колени, потом принялся разминаться. Зарядка с некоторых пор стала для него насущной потребностью. Мышцы регулярно требовали физических нагрузок, особенно утром и особенно после снов . Подбежав к стоящему на полу магнитофону Олег попытался сесть на шпагат. Получилось не слишком хорошо, но вполне достаточно для того, чтобы он мог без труда дотянуться до кнопок. Комнату заполнил хрипловатый голос Высоцкого: